Самое ужасное миновало, и весь остаток вечера она провела среди любителей и профессионалов, беседовала, слушала, наблюдала, доискивалась значения многочисленных явлений, с которыми она столкнулась впервые, и мысленно все записывала. Чарли Уэлш продолжал свою роль гида и добровольного ангела-хранителя и делал это так удачно, что к концу вечера Эдна считала себя начиненной всем необходимым для статьи. Но она условилась с директором театра, что выступит у него два раза, и ее самолюбие требовало, чтобы она выполнила обещание. Кроме того, в течение нескольких промежуточных дней между обоими выступлениями при составлении статьи у нее возникли некоторые сомнения, и ей необходимо было проверить свои первые впечатления. Вот почему в субботу вечером она снова очутилась в «Лупсе» со своим костюмом и со своей Летти.
Директор, казалось, ждал Эдну и вздохнул с облегчением, увидав ее. Он поспешил к ней навстречу и отвесил такой почтительный поклон, что ей стало смешно. Когда директор кланялся, она заметила через его плечо ироническую усмешку на губах Чарли Уэлша.
Но сюрпризы еще только начинались. Директор деликатно попросил Эдну познакомить его с ее сестрой, после чего чрезвычайно мило побеседовал с обеими и все время держал себя выше всяких похвал. Он дошел до того, что отвел Эдне отдельную уборную, к неописуемой досаде трех леди, с которыми она познакомилась в первый вечер. Эдна ничего не понимала до тех пор, пока не встретилась в коридоре с Чарли Уэлшем, который пролил свет на загадочное поведение Саймса.
— Алло! — приветствовал он девушку. — Что, вышли уже на вольную дорогу и теперь все как по маслу пошло?
Она ответила ему ясной улыбкой.
— А все это потому, что он принимает вас за репортершу, — пояснил Чарли. — Ну и забавно было смотреть, как он лебезил перед вами. А теперь скажите мне честно: вы и вправду репортерша?
— Ведь я уже говорила вам про мой опыт с редакциями газет, — ответила она, — я вполне честна была тогда, честна и теперь.
Но Чарли Уэлш недоверчиво покачал головой.
— Впрочем, это не так важно! — сказал он. — Но если вы репортерша, то, когда будете писать, катните этак строчки две-три и на мой счет. А если вы не репортерша, то… и не надо! Вот и все! Вы мне и так нравитесь. Скажу вам только одно: не пристали вы к нашему двору, не ваше это дело!
После того как она исполнила свой номер с темпераментом настоящей любительницы, директор возобновил наступление. Наговорив ей кучу любезностей, он, наконец, перешел к интересующему его вопросу.
— Позвольте надеяться, что вы ничего дурного о нас не скажете? — спросил он весьма многозначительно. — Ведь вы тоже находите, что у нас все обстоит как нельзя лучше, не так ли?
— О, — с самым невинным видом ответила она, — вам теперь не удастся убедить меня выступить еще раз! Я знаю, что, кажется, понравилась и вам и публике, но клянусь вам, что я не в силах больше… не могу никак!
— Позвольте, позвольте, ведь вы знаете, о чем я говорю, — перешел он на свой прежний грубый тон.
— Нет, нет, я никак не могу! — продолжала Эдна. — Пребывание в вашем театре действует мне на нервы.
Он окинул ее недоверчивым взглядом и прекратил свой допрос. Но в понедельник утром, когда она, согласно условию, пришла за расчетом, он, в свою очередь, удивил ее.
— Тут, очевидно, вышло какое-то недоразумение, — нагло солгал он. — Если не ошибаюсь, мы с вами говорили только об оплате проезда. Мы всем платим только за проезд. Кто же платит любителям за выступления? Если бы утвердилась подобная система, то вся наша игра потеряла бы всякий смысл. Нет, Чарли Уэлш обманул вас — вот и все! Он не получает ни цента за свои выступления. Повторяю, ни один любитель ничего не получает. Смешно и думать об этом. Но все же пятьдесят центов я могу вам дать — за ваш проезд и за проезд вашей сестры. И, — прибавил он очень сладко, — позвольте вам от имени администрации «Лупса» выразить благодарность за ваши милые и удачные выступления.
Эдна в тот же день отправилась, как обещала, к Максу Ирвину со своей статьей, переписанной на машинке. Пробегая ее, старый журналист время от времени покачивал головой и поддерживал беглый огонь метких, отрывистых замечаний.
— Хорошо. Верно. Подмечено правильно. Психология чудесная. Хорошая мысль. Схвачено как следует. Превосходно. Сильно. Метко. Живо. Картинно, очень картинно. Превосходно. Превосходно.
И, прочитав последнюю строчку, он, протягивая руку, сказал:
— Милая мисс Уаймен, поздравляю вас! Должен вам сказать, что вы превзошли мои ожидания, хотя, признаюсь, они были немалы. Вы — журналистка, самая настоящая журналистка! У вас есть хватка — то, что для этого дела требуется. Я нисколько не сомневаюсь, что «Интеллидженсер» примет вашу статью. А если он не примет, то возьмут другие газеты. Позвольте, — воскликнул он в следующее мгновение, и лицо его приняло озабоченное выражение, — почему вы не коснулись платы за выступления любителей? Ведь вы помните, я специально подчеркнул вам эту особенность «любительских вечеров».
— Нет, этого нельзя допустить, — сердито произнес он, когда она объяснила ему, как расплатился с ней Саймс. — Вы должны получить гонорар. Но как бы устроить это? Давайте подумаем.
— Ах, мистер Ирвин, не стоит, — сказала она. — Вы и без того достаточно потрудились для меня. Позвольте мне воспользоваться вашим телефоном, я поговорю с ним. Может быть, он согласится теперь уплатить мне.
Он освободил для нее место за своим столом, и она взяла трубку.
— Чарли Уэлш болен, — начала она, когда ее соединили с театром. — Что? Что?.. Нет. Я не Чарли Уэлш. Чарли Уэлш болен, и его сестра хочет узнать, может ли она явиться в контору, чтобы получить за него гонорар?
— Скажите сестре Чарли Уэлша, что Чарли Уэлш собственной персоной был сегодня в конторе и получил все, что ему причиталось, — последовал грубый и резкий, как обычно, ответ Саймса.
— Прекрасно, — продолжала Эдна. — А теперь Нэн Белейн желает узнать, может ли она сегодня вечером явиться с сестрой в контору и получить гонорар, причитающийся Нэн Белейн?
— Что он сказал? Что он сказал? — с волнением восклицал Макс Ирвин, когда Эдна повесила трубку.
— Он сказал, что Нэн Белейн слишком много причиняет ему беспокойства, что она может явиться сегодня вечером с сестрой, получить гонорар и навсегда распрощаться с «Лупсом».
— Позвольте, еще одно слово, — прервал ее Ирвин, когда она благодарила его в дверях, как и в первый свой визит. — Теперь, когда вы доказали мне свои права на звание журналистки, окажите мне честь и разрешите дать вам рекомендательное письмо в редакцию «Интеллидженсера».
1903
Примечания
1
Аспирант — кандидат на должность.
2
Сезам — в арабской сказке из «Тысяча и одной ночи» — волшебное слово, открывающее вход в пещеру сокровищ.
3
Варьете — театр легкого жанра с разнообразной программой.
