В вопросах религии немцы демонстрировали самую большую сдержаность. Ламаистское духовенство получило полную свободу в восстановлении религиозной жизни и пользовалось в этом вопросе абсолютной поддержкой немецких властей.
Где было возможно, снова открывались школы.
Восточное министерство предполагало организовать образование в русле национальных традиций и рекомендовало сразу поставить весь учебный процесс на калмыцком языке. Необходимые учебники были уже подготовлены в Берлине при помощи калмыцких педагогов.
Большое практическое значение имел вопрос поддержания здравоохранения населения. Это привело к тесному сотрудничеству немецких врачей военного госпиталя в Элисте с калмыцкими медиками. Прежде всего это касалось борьбы с инфекционными заболеваниями, в особенности чумы и холеры. Расположенная в Заветном, основанная ещё в 1912 году лаборатория по исследованию чумы, осталась цела и продолжала работать под руководством своего прежнего медицинского руководителя, двух врачей и группы сотрудников.
Серьёзной проблемой к концу года стало снабжение, прежде всего городского населения, продуктами питания, но тем не менее несмотря на трудности дивизии удалось, хоть и в скромном объёме, решить этот вопрос.
Политические и административные меры немецких властей, какими бы они несовершенными не были, произвели впечатление на население Калмыкии.
Они были поняты как выражение уважения к населению и национальным чувствам калмыков.
Из занятых и даже незанятых районов к немецким властям приходили многочисленные посланники, предлагали помощь или обращались за поддержкой в борьбе с советскими властями.
Нередко навстречу немецким солдатам выходили посыльные, даже женщины и дети, с жёлтыми калмыцкими флажками в знак того, что в хотоне нет врага.
Если село занимала советская часть, то верховые нередко сообщали немцам о силах противника.
Отсутствие сплошного фронта привело и к возникновению оригинальных планов.
Так, по свидетельству профессора фон Рихтгофена, руководство Калмыкии планировало послать делегацию в Тибет, чтобы информировать Далай Ламу о возрождении Ламаистской религии и о немецко-калмыцком сотрудничестве.
Явное дружеское отношение не ограничивалось отдельными случаями, оно было характерно для большинства калмыцкого народа, которое относилось к немцам «очень радушно».
«Во всяком случае, калмыки приход немцев встретили очень радушно…»
Дорджи Арбаков автору 04.02.1972.
Немецкие документы не оставляют здесь ни малейших сомнений. Везде подчёркивается «дружеское», «очень вежливое», «более чем открытое», «добросердечное» отношение населения.
Так, например, доктор Хольтерманн писал в 16-ой МПД 2 января 1943, что за относительно короткое время удалось «преодолеть поначалу выжидательное отношение калмыцкого населения и завоевать их полное доверие.»
Аналогично высказывались об этом, например, 20 августа 1942 года командующий сражавшимся в Калмыкии 52-м армейским корпусом генерал Отт, и 31 октября и 4 ноября 1942 года командующий 4-ой танковой армией, сражавшейся к югу от Сталинграда, генерал-полковник Гот.
Начальник штаба группы армий «Б» генерал-лейтенант фон Зоденштерн докладывал командованию сухопутных сил в октябре 1942, что удалось «убедить весь калмыцкий народ в занятых и незанятых районах в том, что немецкие солдаты пришли в этот край как друзья, защитники и освободители калмыцкого населения, и можно без преувеличения сказать, что немецкий солдат встретил полное доверие и активную поддержку со стороны калмыков.»
С дистанции послевоенных лет вспоминал и командующий группой армий «А» генерал-фельдмаршал барон фон Вайхс:
«Калмыки, в большинстве своём ненавидевшие большевизм, оказали большую помощь в борьбе с русскими частями.»
2. Исторические и политические причины поведения калмыков
В том, что касается калмыков, то причины их поведения, которое так резко противоречило догмам о морально-политическом единстве советского общества и их несгибаемой верности советскому режиму, надо искать в историческом прошлом калмыцкого народа и его историческом опыте в составе русского государства в царские и советские времена.
Уже перед революцией 1917 года западномонгольский народ калмыков (ойраты, хальмаги), который добровольно признал над собой власть Москвы во время правления Великого князя Алексея Михайловича (1629–1676), жил не совсем свободной жизнью.
(Первоначально сами калмыки называли себя дербен-ойратами, т. е. «Союзом Четырёх» — четырёх калмыцких племён. Имя «калмыки» происходит от тюркского слова «калимак» — отделившиеся.
Калмыки, как и все ойраты, например, проживающие в Синцзяне, значительно сильнее отличаются по своей духовной, материальной культуре и по образу жизни от монголов Внутренней и Внешней Монголии, чем те между собой — халха, уряты, чжурчжени и пр.
Тем не менее процесс вхождения калмыков в состав Российского государства занял довольно много лет.
Первые калмыцкие послы появились в Москве в 1608 году во время правления Великого князя Василия Ивановича Шуйского (1606–1610).
Официальной же датой принято считать 1609 год.)
Как защитники русских южных границ и союзники Царя в борьбе против башкиров, мятежных стрельцов, казаков Кондратия Булавина, против крымских татар, персов и турков, калмыки достигли своей наивысшей самостоятельности при хане Аюке, современнике Петра Великого.
После его смерти в 1734 году начались раздоры и Петербургское правительство начало шаг за шагом усиливать своё влияние и ограничивать самостоятельность Калмыцкого Ханства.
В ходе религиозной греческо-православной экспансии в этот край устремились русские и казацкие поселенцы, которые стали претендовать на калмыцкие земли.
Недовольство всем этим стало причиной массового ухода калмыков в Китай в правление хана Убуши весной 1771 года, к которому однако не смогли присоединиться калмыки, проживавшие западнее Волги — 50 000 человек, 13 000 кибиток (юрт).
Императрица Екатерина II ликвидировала Ханство на Волге.
Калмыцкие вопросы между 1788-м и 1796-м годами решала Калмыцкая канцелярия, состоявшая из двух русских и нескольких местных чиновников.
Подчинялась канцелярия Астраханскому губернатору.
При императоре Павле на должность «вице-хана» трёх племён — дербетов, тургутов и хошутов — выдвинулся Чучей. Но его смерть в 1803 году покончила с административной самостоятельностью калмыков.
Главный пристав калмыцкого народа был отныне подчинён императором Александром I губернатору Астрахани, который стал называться «Попечителем калмыцкого народа», дела же вёл «Заведующий калмыцкого народа».
В 1834 году власть калмыцкой аристократии — в особенности нойонов — была опять урезана.
Нойоны представляли высшую калмыцкую аристократию. Они возглавляли 14 улусов, которые позже стали лишь административными единицами. Более простой аристократией были зайсанги.
В 1838 году калмыцкая администрация была переведена в Министерство государственных имуществ, которая способствовала политике ассимиляции и была безуспешно занята переводом кочевников к осёдлой жизни.
Величайшим Манифестом от 15-го мая 1892 года калмыки были освобождены от феодальной зависимости и получили статус «свободных крестьян».
Но почти все их правовые, административные и экономические вопросы решались к началу 20-го века русскими чиновниками.
Руссификация продвинулась вперёд, но калмыки крепко держались за свою национальную идентичность, религию, обряды и традиции, и строили свою жизнь прежде всего на эффективном скотоводстве.
Хотя экономическое положение калмыков до Февральской революции было тяжёлым, и они могли связывать с революцией некоторые надежды на лучшее, они быстро стали противниками революции, поскольку боялись, что крестьяне отберут у них пастбища. В то же время стало очевидным стремление к независимости, и потому уже в марте 1917 года были организованы национальные правительственные органы.
По предложению ханов Тундутова и Тюменева, имевших большой авторитет, в сентябре 1917 года были приняты важные решения — астраханские калмыки объединились официально с казаками, с которыми уже с 18-го века сотрудничали донские калмыки, жившие в районе вокруг Сальска (бузава).
По причине объединения с донскими и кубанскими казаками большинство калмыков, которые потом встали на сторону Деникина, крайне враждебно встретили захват власти большевиками.[1]
Полным абсурдом представляются в данном случае заявления, что «трудящиеся Калмыкии проявили смелость и героизм в борьбе за новую, свободную жизнь».
В жизни имело место обратное, и как вспоминает, например, маршал Г. Жуков в своих мемуарах: «он был ранен в рукопашном бою с белогвардейскими калмыцкими отрядами».)
