68. "Вы страдаете собой, вы еще не страдали человеком."
Самое благородное страдание - собой. Но не как человеком, а как личностью.
69. "Толпа... криводушна по невинности".
Виновность одурманена грехом. Поэтому нет ничего кривей ее прямоты. Невинность отличается возможностью не лгать. Делает она это или нет другой вопрос.
70. "Этот венец смеющегося, этот венец из роз, - я сам возложил на себя этот венец, я сам признал священным свой смех. Никого другого не нашел я теперь достаточно сильным для этого."
Никто не может повлиять на мою самооценку и представление о священном. Даже если он будет сколь угодно силен! Я признаю исключительно внутренний характер происхождения истины, строго вертикальную траекторию ее прохождения в разум. При этом чужд авторству. Я ничего на себя не возлагал - лишь утвердил изначально возложенное. Поверхность у каждого своя, дно - единственное.
71. "Неспособность ко лжи далеко еще не есть любовь к истине."
Ко лжи не надо способности. Она груба, поэтому агрессивна. Достаточно отказа противостоять, чтобы оказаться в ее власти. Истина - обитательница самых тонких, глубинных слоев нашего существа. Добраться до нее, преодолев внешние вихри, освободившись от их влияния на личность, трудно. Однако, без подобных усилий ложь самопроизвольно воцарится в сознании.
72. "Все, что страдает хочет жить, чтобы стать зрелым, радостным и полным желаний... .Радость... хочет вечности, хочет возвращения".
Радость, как процесс радования, подобна растению на зыбучих песках. Имея корни в движущемся, она представляет собой поток страстных состояний. Никакая совокупность явлений не окончательна. Гармония бесстрастия - радость, исходящая от Неподвижного - возможность всякого состояния при отсутствии любого из них. Вектор устремленности рожден фрагментарностью личности. Страдающий и есть тот, кто полон желаний. Зрелость же - завершенность, которой нечего хотеть: цель достигнута. Все, что возвращается, неизбежно снова исчезнет.
В радости важна принадлежность. Она не бывает абстрактной. Радоваться может "я", которое, в случае его обусловленности жизнью формы, ликвидируется при распаде последней. Радость приверженца вечного возвращения неизбежно навсегда прекратится. Ведь когда она появится вновь - будет чужая.
Личность следует вознести над всем изменяющимся, так как любые его сгустки - тонкие ль, грубые - обречены. В движущемся нет твердой опоры для "я", чтоб оно могло не пропасть и стать владельцем новой радости. Надо, отказавшись от внешних утех, сместить волевой акцент и сосредоточить внимание на внутренней радости Неизменного!
73. "По всему неудавшемуся томится всякая вечная радость. ...радость хочет вечности всех вещей".
Внешняя неудача - шанс на внутренний успех. Требуется отделить свою жажду радости от вещей, вынести "я" за пределы времени и пространства и там приготовить для него пир, все же движущееся признать средством и окончательно согласиться на мирскую безрадостность! Плотская пассивная радость есть тяга к рассеянию, жажда принадлежать. Духовная активная содержит волю к власти (чей вектор вертикален: от себя внутреннего - к себе внешнему) и основана на сосредоточении.
74. "Дурная лживость присуща тем, кто хочет свыше сил своих."
Кто не способен вывести "я" за границы человека (пусть "сверх"), отчаивается в совершенстве. Бессилие подняться на собственным земным обликом или нежелание под воздействием греха направлять на это волю соглашается навеки быть частью, утверждая невозможность освободить личность от всяких рамок, видит ложь в любом к этому стремлении. Силы человека, действительно, непреодолимо малы, личности же самой по себе (не воплощений ее в разных образах) - безграничны.
75. "Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек".
Бог - принцип, человек - явление. Они - на разных уровнях, поэтому несопоставимы. Смертен не Бог, а Его образ в сознании. Часть не может занять место целого. Соперничество - удел двух фрагментов. Бог включает в себя все, в том числе сверхчеловека. Если Он - нечто другое, относительно последнего, речь - не о Боге. Если ж сверхчеловек полон, он совпадает с Всевышним и ничего не отрицает. Однако такое представление, связывающее окончательное состояние личности с формой, есть неверие в неисчерпаемость родника совершенства в ее глубине. Безграничное не терпит рамок.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Из "Идеи сверхчеловека" В.С.Соловьева:
"Человек, думающий только о себе, не может помириться с мыслью о своей смерти; человек думающий о других, не может помириться с мыслью о смерти других: значит и эгоист и альтруист - а ведь логически необходимо всем людям принадлежать... к той или другой из этих нравственных категорий, - одинаково должны чувствовать смерть как нестерпимое противоречие,... значит, "сверхчеловек" должен быть прежде всего и в особенности победителем смерти".
Возможно думать о себе внутреннем. Это не идентично эгоизму в привычном понимании, так как требует жертвовать своим плотским обликом и заботиться о чужом благополучии, впрочем, не ставя его целью. Чтоб подняться над обыденным человеческим несовершенством, не бессмертия того, что этому категорически противиться, надо добиваться, а преодолевать связь личности со всем смертным. Нестерпима только мысль о гибели "я". Поэтому победа над смертью - в переосмыслении своего "местонахождения". Человек состоит из множества слоев. Каждый из них раскладываем на миллиарды явлений. Необходимо найти точку опоры в этом вечно штормовом океане, сказать: "здесь - я (о чьем бессмертии бессмысленно радеть: у твердыни нет приливов и отливов), остальное лишь временно мне принадлежит". Борющийся со внешней смертью не ценит личность, предполагая возможность ее ликвидации. Истинный враг - внутренний.
