Рядом с людьми было особенно заметно, какой он белёсый, просто землисто-бледный. У землян так выглядят только обескровленные трупы. Но длинные, с палец, клыки на выдвинутой вперёд нижней челюсти сияли сахарной белизной, выделялись даже на фоне бледного лица. И глаза выделялись: чёрные и влажные, в длинных пушистых ресницах, очень красивые глаза на безобразной морде. На Земле такие глаза бывают у тюленей или у газелей; всё портил только прямой немигающий взгляд. А нос — короткий и широкий, приплюснутый такой, как у некоторых обезьян, только с ноздрями, закрывающимися внутрь. Не обезьяний, конечно, а тюлений. На переносице, у самых глаз — два тёмных шарика, справа и слева, тоже, наверное, панцири мелких морских гадов, которые у них вместо украшения. А ещё очень странная причёска. Я видал похожие на некоторых старинных картинках у земных женщин: коса, в которую забраны пряди волос с боков. И эта коса, белёсая, вернее, цвета сухого песка, уходила сзади под футболку с эмблемой КомКона: на шельмеце были только футболка и короткие штаны, чуть ниже колена. Между ними и магнитными ботинками — голые ноги, мертвенная бледная, как сероватый гипс, кожа без волос.
Вдобавок от него сильно несло чем-то вроде рыбьего жира. Довольно противный запах.
Наши глазели на него, как на невидаль. Даже не враждебно по-настоящему — просто глазели, ошалев от такого невиданного зрелища. Абстрактный враг обрёл реальность, показался во плоти — мы такого и не ожидали.
Может, у кого-нибудь и чесались руки его убить, но по лицам это не читалось.
Даже у меня — не чесались. Было ужасно интересно; я понял, почему наши пытались брать их в плен, несмотря ни на что.
А старший группы сказал капитану:
— Я — Алесь Прокопович, КомКон, группа, работающая с Шедом. Вот это — Юлий Самойлов, специалист по шедийской культуре, а это — Данкэ из Коро через Урэ, врач-педиатр. Нам просто повезло, что он с нами и смог прилететь.
Этот Алесь так невозможно спокойно представил шедми, как человека представлял бы. Данкэ из Коро через Урэ (как это?), врач-педиатр, нормально, в порядке вещей! С детьми же придётся общаться…
Спокойные такие ребята эти комконовцы! Хоть бы предупредили, что ли…
Капитан посмотрел мрачно, но пожал людям руки, а шедми капитану свою не протянул. И неожиданно извинился, по-русски, довольно правильно произнося слова:
— Я не умэю так здороваться, капитан, — и, кажется, ухмыльнулся. Клыки ему мешали. А может, он так скалился, не знаю.
Капитана передёрнуло. В жизни бы он не стал здороваться с шельмой за руку, побрезговал бы.
Алесь тут же сказал:
— Антон Михайлович, мы бы хотели посмотреть запись вашей беседы с персоналом станции. На основании этой записи нам проще будет сделать правильный вывод.
Капитан пожал плечами.
— Смотрите. Саня, покажи ему.
Я включил повтор.
Все эти трое подались вперёд, слушали с чрезвычайным вниманием и, по-моему, рассматривали того шедми, который с нами связывался. Лица у них были напряжённые и встревоженные. Прямо так переживают и дёргаются, не скрывают даже… не привыкли у себя в тылу.
Когда запись кончилась, Алесь спросил, но почти утвердительным тоном:
— Он же штатский, да?
— Старшие позвали, он пошёл, — сказал Данкэ. — Защищать океан и наших детей. Да, лингвист или переводчик. Конечно, не имеет права говорить за весь персонал, если жив командир.
— Там у них случилась какая-то трагедия, — сказал Юлий. — Беда.
— У всех нас — беда, — сказал шедми. — А у них — ответственность, — и сказал что-то на шельмовском языке, с урчанием и придыханием.
Почему-то, когда он перешёл на свой язык, мне стало не по себе. И не только мне, кажется.
— Давление — как на глубине, — тут же перевёл Юлий, поймав неприязненный взгляд капитана. — Это поговорка такая: ответственность давит, как океанская вода на большой глубине… А с ними можно связаться?
Капитан переглянулся со старпомом. Этот взгляд означал: «Ну вот, началось!»
— Саня, — сказал он, даже не пытаясь скрыть неприязнь, — свяжи их с шельмами. Пусть побеседуют о вечном… — и, по-моему, проглотил какое-то крепкое словцо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я стал вызывать «апельсин». Я понимал наших, но сам не злился — и комконовцы меня не особо раздражали. Меня не раздражал даже шельмец, которому, по-моему, было жарко в рубке: я чётко видел, как по его виску ползёт капелька пота.
Мне только было ужасно интересно. Я чувствовал себя героем приключенческого ВИДфильма.
Откликнулись они тут же — тот самый Антэ Хыро, будто он дежурил в рубке около передатчика. И когда он увидел Данкэ, у него на морде дрогнула какая-то фибра. То ли тик на нервной почве, то ли он очень уж сильно дёрнулся, увидав своего — но тут же взял себя в руки.
У них не положено хоть как-то показывать, что чувствуешь.
А заговорил не Данкэ, а Алесь.
— Рэвоэ, Антэ-хиэ, — сказал он тоном, совершенно невозможным ни для кого из наших. Каким-то… братским, что ли. Неправильным. — Мы представители Комиссии по Контактам с Земли. С нами Данкэ из Коро, детский врач. Мы прибыли, чтобы решить вместе с вами, чем мы можем помочь. Возьмёте нас на борт?
Антэ опустил взгляд, первый раз. Он как будто задумался на несколько секунд. Потом медленно сказал:
— Мы откроэм шлюз, чтобы прынят модул.
Наверное, он догадался, что стыковку с ракетоносцем наш капитан ни за что не разрешит.
Пилот «ослика» тут же сказал вполголоса:
— Я этот модуль не поведу.
— Я поведу, — Алесь улыбнулся, как кинозвезда. — Принимайте гостей, Антэ-хиэ. Нас будет трое.
И тут меня чёрт дёрнул. Буквально. Само вырвалось:
— А можно, и я тоже? — и я тут же придумал, как это оправдать. Чтобы никто из наших не подумал, что из дурного любопытства. — Я умею работать с «оком», нашему капитану будет спокойнее, если устроим прямую трансляцию… да, Антон Михайлович?
Я боялся, что капитан сразу всё поймёт и запретит, но он кивнул.
— Хорошая мысль, Саня. Настраивай «око» и сопровождай… — и добавил совсем другим тоном, с сарказмом повышенной ядовитости. — Если, конечно КомКон не возражает.
И эти трое на меня посмотрели. А я вытащил из капсулы портативную камеру, «всевидящее око», и приклеил липучкой ко лбу, где должен быть третий глаз у всяких сказочных существ. И начал ужасно делово настраивать картинку на мониторе — будто ничего меня больше не интересует.
Сердце у меня жарко колотилось. Я же буду — первый человек на станции шедми, которую они сами сдают! Обалдеть, какая сенсация! Эта запись, наверное, попадёт на вечные времена в архив ВИД-ФЕДа.
Если и не геройство, то всё равно — круто! У меня даже ладони вспотели.
Комконовцы переглянулись.
— Не возражаем, конечно, — сказал Алесь. — Антэ-хиэ, прости, не трое, а четверо. Ещё будет оператор связи. Хорошо?
— Мы вас встрэтим, — кратко сказал шельмец и отключился.
Видимо, шедми сразу начали маневр. Я увидел, как «кожура апельсина» треснула, и её треугольный фрагмент медленно поехал вверх, открывая посадочный стенд для модуля.
— Пойдёмте, — весело сказал Алесь. — Не годится заставлять их ждать. Они и так нервничают.
Капитан шевельнул губами. Я, вообще-то, по губам читать не умею, но в данном конкретном случае догадался, что он сказал про себя.
«Не подохнут».
Ну да. Нервничают, бедняжки. Ага.
Мы с комконовцами пошли к модулю. И команда «Святого Петра» на нас смотрела так, будто мы отправлялись на смертельно опасное и не особо необходимое дело. Сочувственно — но к сочувствию примешивалась, по-моему, какая-то тень осуждения.
Но это — на людей. На шедми все по-прежнему просто глазели. Мне кажется, он воспринимался как дополнительная проблема.
* * *
В модуле было прохладно, уж точно не стандартные плюс 18 по Цельсию на ракетоносце.
— Не простудишься, если я ещё проветрю? — спросил меня Юлий. — Данкэ жарко.
Я демонстративно застегнулся до самого подбородка, но спохватился и сказал:
