Беда всегда приходит с севера.
15
На севере — Великая Степь. В степи живут кочевые люди, лихие люди живут в степи. Их много, их всегда так много, тысячи. Они несутся в степи на быстрых, как ураган, конях. Когда ураганы дуют с севера, они выворачивают с корнем деревья, сносят крыши с домов, прижимают к земле пшеницу и рожь.
Ветер приносит облако пыли, тучу пыли приносит ветер, и стрелы тоже летят тучами, а мы стоим на равнине, плечом к плечу, мы защищаем горы, но пыль слезит нам глаза, и кровь заливает лица, тогда мы падаем, а те, кто останется — уйдут в горы.
Что наша земля визжащим кочевьям? Она не жена и не мать, она случайная девушка в конном аркане. И вот они гикают, хохочут, бешеным блеском горят их узкие глаза, и кони ржут, они хватают девушку за волосы и волокут в шатер. Там, сорвав зеленые одежды, они насилуют ее. Дыбятся их члены, лица горят в предвкушении удовольствий, они входят в нее, остервенело. Но лоно остается сухим, причиняя насильнику боль, не даруя радости. Тогда возжигают светильники и видят: на ковре не девушка, а кукла из сухой глины, смешанной с навозом, и солома вместо волос на голове и лобке. Где же девушка? Как она обманула их?
В злобе кочевники жгут леса и аулы, огнемет бьет на 700 метров, максимум на 800, но есть еще минометы, дальнобойные пушки, системы залпового огня, «Град», «Ураган», а в Каспийском море всплывает подводная лодка, чтобы выпустить ракету «земля — земля».
Через триста лет они уходят в Великую Степь, чтобы потом, сменив коней и лица, вернуться снова.
16
Однажды из Великой Степи они пришли тихо, на понурых конях. И не было у них ни копий, ни стрел, только большая книга, в которой написано, что делать людям с утра до вечера, шесть дней. И что людям ничего нельзя делать в субботу.
Они сказали: мы бедны и гонимы, край наш разорен. Примите нас к себе, позвольте жить с вами. Мы не будем мешать, села свои мы построим в самых далеких горах, где даже на узких террасах не держится почва. Мы примем ваш язык, научимся вашим танцам и песням. Не гоните же нас!
И приняли их горы. А кочевники не стали пахать и сеять, но научили, что все, что тебе нужно, ты можешь украсть у соседа, пока сосед спит. И стали торговать, обменивая рожь одного аула на пшеницу другого, и торговля эта тоже была как воровство, и думали пахари в двух аулах: как они, не собирая ни ржи, ни пшеницы, имеют и того и другого в достатке, а в наших закромах пусто?
А еще они поссорили роды друг с другом, и все стали воевать, и даже внутри рода лилась кровь, а они кивали головами и говорили: да, так заведено, каждый сам за себя, это сказал бог из большой книги. И многие роды сжигали деревянное тело Матери Тушоли и шли к ним за книгой, потому что сказали пришлые: их бог самый сильный, и те верили им.
Только земля чувствовала лихих людей, и лоно ее становилось сухим, а глаза влажными. И было это хуже, чем степной ураган.
17
А еще на севере, дальше, чем Великая Степь, есть Страна Снега. В ней живут люди в звериных шкурах, у них в руках не кривые сабли, как у кочевников, длинные прямые мечи у них в руках. В стране той города и деревни, много меда и масла, а девушки красивы, как утро, и приносят счастье, потому что пшеница растет у них прямо на головах.
Но лихие люди из Великой Степи нападают на деревни и жгут их, берут приступом города, уводят девушек в плен, как солнце бывает украдено ночью. Они продают девушек, светлых, как солнце, за море и получают круглые золотые монеты, они вытаптывают посевы, а все сжатое забирают себе, они забивают скот и пируют, сварив мясо в огромных котлах.
И стенает Страна Снега, плачет по солнцам своим.
Но вот смелые люди Страны Снега собрали дружину и пошли походом на Великую Степь; когда же князь их, с женой и ребенком, попал к кочевникам в плен, юноша, пришедший с юга, помог бежать и обещал укрыть их в горах. Потому что мы братья, мы вместе стоим и держим Великую Степь: одни с севера, другие с юга.
18
Я еще расскажу вам про горы.
Горы бывают разного цвета. Есть Черные горы, и есть горы синие, с белыми шапками снега, под дымчатой фатой облаков. Если ехать на юг от Шали, то дорога приводит в Сержень-Юрт, а сразу за Сержень-Юртом начинаются Черные горы. Это даже не горы, это предгорья, гряды больших, поросших лесом холмов. Черные горы — древние горы. Когда-то они были каменными, но время, ветер и реки, текущие сквозь них, превратили горы в холмы. Буковые леса покрыли вершины и склоны. Когда приходит лето и леса покрываются листвой, холмы выглядят темно-зелеными. Осенью золотом, бронзой и медью пылают они. А когда спадает листва, и ветви деревьев остаются голыми, лес выглядит издали черным, и черными кажутся горы.
Дальше, за Сержень-Юртом, Ведено. И там начинаются синие горы. Они из камня, это молодые горы, Кавказский хребет.
Если смотреть из Шали, то Черные горы видны всегда. А дальние горы часто затянуты облачной пеленой горизонта. Но в ясный солнечный день — это так похоже на чудо, сон, мираж — вдруг появляются синие горы, волшебные и зовущие. Мы подолгу глядим на них; все видно в подробностях: вершины и скалы, очертания ледников, вьющиеся ленточки рек.
Тогда я слышу, как поет мое сердце: иди, иди туда, в горы. Там, в горах, твоя родовая скала, на ней башня из камня, рядом склеп. Там небо становится ближе, там тишина и музыка чистых горных рек, там ты сможешь переждать это время, железный век, в котором люди опять сошли с ума. И долго еще звучит во мне эта музыка.
19
Я заметил, что часто путаю стороны света. Мне всегда казалось, что горы на севере. Я вспоминаю, где восходит солнце: если стоять лицом к горам, то солнце восходит слева, а справа полыхает закатным огнем. Значит, горы на юге. Ведь если стоять лицом на север, то восток будет справа. Так нас учили в школе. И на уроках географии учили, я помню карты, Кавказский хребет, к северу от него живем мы, к югу расположено Закавказье. Я всегда был хорошим учеником, я все помню.
Почему же мне кажется, что горы находятся в северной стороне?
Может, потому, что даже летом на вершинах далеких гор лежит снег. А снег — это холод, зима, север. Там, где никогда не тают льды, летом живет зима.
А может, потому, что к северу от долины реки Инд находятся Гималаи, куда тысячи лет назад я тоже уходил, чтобы умереть раньше, чем настанет железный век.
20
Кхии-кхип, скрипят колеса повозок. Цельные деревянные колеса, без ободьев, втулки и спиц. Просто срез широкого дерева. В повозки запряжены быки, на повозках сидят женщины и дети. Рядом с повозками едут на лошадях мужчины. Вот старший мужчина делает знак, остановка. Уже вечереет, здесь мы останемся на ночь. Повозки становятся в круг на берегу речонки, внутри круга разжигают костер.
Мужчину зовут Эр, потому что в руках его копье, копье в его народе называется эр. Они пришли издалека, и путь их растянулся на сотни лет. Когда-то, множество племен, сонмы людей, белокурых, огненноволосых, русых и черных, как смола, которой конопатят ладьи, они ушли с берегов теплого моря и долго шли на восход. Они шли от старых войн за землю, которой становилось все меньше, но находили только новые войны в новых краях. В пути и боях они умирали, они сгорали в братских погребальных кострах и насыпали высокие курганы в степи. В далеком новом краю, где текут широкие реки, где горы на севере, они покорили местные племена темнокожих людей. Но война не закончилась, племена стали воевать друг с другом, истребляя поколение за поколением. И некоторые пошли на закат солнца; так они сделают круг и путь завершится.
Когда взошло солнце, Эр проснулся и пошел к речке, чтобы омыть свое тело. На высоком берегу сидел семейный жрец и, не отрываясь, смотрел вдаль. Утро было ясным, рассеялись облака, и на горизонте показались горы, синие, с белыми вершинами, которых не было видно вчера.
Жрец увидел Эра, указал ладонью на горы и сказал: там Асгард, Город Богов. Эр кивнул головой и спустился к реке. Зачерпнув ладонями воду, он умылся. Над рекой летали ласточки. Они жили тут, делали гнезда в крохотных пещерках отвесного высокого берега.
Эр вошел в воду. Течение было быстрым, стремительным. Омывшись, Эр вышел и пошел к повозкам. Женщины и дети уже тоже проснулись, дети бегали вокруг, женщины начинали готовить еду. Эр увидел, что около его повозки суетится пара ласточек, они выщипывают солому и несут ее к своему гнезду.
Жрец тоже увидел это. Он подошел и сказал: хороший знак. Мы можем остаться здесь. Нам незачем отправляться дальше. В реке мы будем брать воду, невдалеке лес, из толстых стволов деревьев мы сложим дома, а там, чуть дальше, посередине поля стоит высокий безлесный холм. На его вершине мы сможем зажечь священный огонь и провести жертвоприношение.
Я помню все это. Помню повозки и усталых людей. Помню их быков, коров, лошадей. Помню, как в предрассветные сумерки они возжигали огонь на вершине холма, поливали пламя топленым маслом и распевали заклинания. Мне до сих пор иногда это снится. И когда я закрываю глаза, я ясно вижу это. Только я вижу это сверху, нет, не очень высоко, не с далеких небес, я вижу это с высоты птичьего полета, с высоты полета ласточки над весенней землей.
