— Я говорю не о своих чувствах, Тсонгор. Потому что в такой день не время говорить о чувствах. Я говорю об обещании. О данном слове.
— О чем ты говоришь, Санго?
— Я говорю, что знаю Самилию с детства. Что мы вместе играли. Что я полюбил ее. Я приехал ради нее. Я вернулся ради нее. Мы дали друг другу клятву. Клятву, о которой я не забывал все годы своих странствий.
Санго Керим раскрыл один из своих амулетов, достал из него потертый клочок бумаги и протянул королю. Король прочел его с бесстрастным видом.
— Это просто детские клятвы, данные в прошлой жизни, Санго.
— Твоя дочь дала мне клятву, Тсонгор. И я вовремя вернулся, чтобы напомнить ей об этом. Не хочешь ли ты сделать свою дочь клятвопреступницей?
Король в негодовании вскочил. Он разгневался на Санго Керима за то, что он так стоит перед ним. Что он сказал то, что сказал. Что он требует то, что потребовал. Он гневался на этот день, который проходил не так, как должен был бы пройти.
— Что ты хочешь от меня, Санго? — сухо спросил он.
— Твою дочь, Тсонгор.
— Завтра она выходит замуж. Я тебе уже сказал это.
Король продолжал стоять. Он разглядывал молодого человека.
— Ты пришел издалека, Санго Керим, — сказал он, — чтобы в этот счастливый для меня день принести мне заботы и разгневать меня. Пусть. Я прошу тебя дать мне на размышления одну ночь. Завтра с рассветом я дам тебе ответ. Завтра вы все узнаете, за кого выйдет замуж моя дочь. И тому, кто получит отказ, останется лишь исчезнуть или оплакивать предо мной мое суровое решение.
~~~
Санго Керим удалился. Костры на северных холмах продолжали гореть. Казалось, они не собираются угаснуть никогда. Они были словно огромные факелы, танцующие в свете уходящего дня. Король Тсонгор смотрел на них. Лицо его было непроницаемо. Сначала, когда они только вспыхнули, он решил, что это послы Коуаме обосновались на холмах, прежде чем войти в город. Потом, когда пред ним предстал Санго Керим, он не без удовольствия подумал, что тот тоже принес его дочери какие-то необыкновенные подарки. Но теперь он знал, что означают эти огни. Теперь он знал, что на каждом из этих холмов армия Санго Керима раскинула свой лагерь и ждала его ответа. И эти высокие костры, которые плясали вдали в жарком вечернем воздухе, были признаком того, что на Массабу готово обрушиться несчастье. Они словно говорили ему: «Смотри, Тсонгор, как высоко мы вздымаемся к небу. Смотри, как мы пожираем вершины холмов твоего королевства, и подумай о том, что так же мы можем пожрать и твой город, и твою радость. Не забывай об огне на холмах. Не забывай, что твое королевство может сгореть, как обыкновенное полено».
Когда Самилия пришла, она не знала, зачем позвал ее отец, но сразу по его нахмуренному лбу поняла, что случилась какая-то неприятность. Она посмотрела на него и, поскольку он продолжал созерцать полет ласточек и высокие огни костров на горизонте, с тревогой в голосе сказала:
— Слушаю тебя, отец.
Король Тсонгор обернулся. Посмотрел на дочь. Все, что он делал последние месяцы, он делал для свадьбы Самилии. Это буквально стало для него наваждением. Чтобы всё успели подготовить. Чтобы праздник был такой, какого его королевство еще не знало. Все его усилия были направлены только на это. Дать дочери мужа и впервые расширить свое государство не в результате войны и одержанной победы. Он сам продумал все детали праздника. Он размышлял об этом ночи напролет. Но пришел этот день, и неожиданное событие заставило все покачнуться. Он посмотрел на дочь. То, что он должен был сказать ей, ему не хотелось говорить. То, что он должен был потребовать от нее, ему не хотелось требовать. Но костры на холмах горели, и он не мог не думать об этом.
— Меня посетил Санго Керим, — сказал он.
— Женщины из моей свиты сказали мне об этом, отец.
Самилия смотрела на отца. На его лице она прочла смятение, но не понимала его причины. Тсонгор выбрал ей в мужья Коуаме, и она согласилась с этим. Он с такой теплотой и симпатией рассказал ей о молодом правителе соляных земель, что она приняла это предложение с радостью. И теперь не понимала, что могло так омрачить отца. Ведь все готово. Оставалось только отпраздновать свадьбу и насладиться этим праздником.
— Его приезд должен был бы обрадовать меня, Самилия… — снова заговорил Тсонгор.
Король не закончил фразы. Наступило долгое молчание. Он снова погрузился в созерцание пируэтов, которые выделывали в небе ласточки. Потом вдруг снова заговорил, глядя на дочь. Спросил ее срывающимся голосом:
— Это правда, Самилия, что в те времена, когда вы дружили в детстве, вы, ты и Санго, дали друг другу обещание?
Самилия не ответила. Она пыталась припомнить, было ли что-либо похожее на то, о чем сказал отец.
— Правда ли, — продолжил отец, — что ты дала ему слово, когда придет время, стать его женой? Что вы записали свои детские клятвы и спрятали в амулете?
Самилия на какое-то время задумалась.
«Да, вспоминаю, было такое, — подумала она. — Я помню Санго Керима, нашу дружбу в детстве. Мы поверяли друг другу свои тайны, обменялись клятвами. Ну и что теперь? Почему теперь он заговорил об этом? Да, вспоминаю. Но не вижу своей вины ни в чем. Почему он теперь заговорил об этом? Давнее обещание… Да я о нем давно забыла. Пусть Санго Керим сам придет поздравить меня. Я его помню. Я ничего не забыла. Но мне не за что краснеть. Какое отношение ко мне имеют эти детские клятвы теперь? Я отдаю себя Коуаме. Да, я все помню. Чудесные воспоминания о детстве. И это не вгоняет меня в краску».
Так она подумала, но ответила коротко:
— Да, отец, это верно.
Она думала, что отец потребует от нее более пространного ответа. Захочет, чтобы она объяснилась. Но лицо его помрачнело еще сильнее, и он больше ни о чем не спросил ее. В эту минуту издали послышалась протяжная музыка. Звук сотен рогов зебу разнесся по долине. Это оповещал о своем появлении длинный кортеж послов Коуаме. Двести пятьдесят всадников в расшитых золотом одеждах дули в рога, чтобы им открыли ворота Массабы и дали войти в город длинному кортежу с подарками.
Король Тсонгор не сказал больше ни слова. Он отпустил Самилию, приказал открыть ворота и быстро спустился в парадный зал, чтобы там встретить послов.
~~~
Неторопливая кавалькада всадников Коуаме потянулась по улицам Массабы. Она двигалась по ним несколько часов. На каждой площади, на каждом перекрестке всадники замирали на месте и играли новый гимн в честь города и его жителей, в честь будущей новобрачной, ее отца и их предков. Король Тсонгор, четыре его сына, Самилия, ее свита и все придворные приготовились к встрече послов в большом тронном зале. Они еще никого не видели, но слышали все более близкие звуки рогов. Все застыли в напряженном ожидании. Король сидел на троне. Смотрел прямо перед собой. Он походил на статую. Такой же неподвижный. Несмотря на жару. Несмотря на мух, которые кружились вокруг него. Погруженный в свои мысли. Самилия, вспоминая разговор, который только что был у нее с отцом, под покрывалом стискивала зубы.
Церемония вручения подарков началась и продлилась больше четырех часов. Четыре часа десять послов открывали сундуки и возлагали к стопам королевского клана драгоценности, раскидывали ткани, доставали оружие, разворачивали знамена земель, предназначенных невесте. Четыре часа они передавали золотые вещи, редкие напитки, экзотических животных. Король Тсонгор смертельно устал. Ему хотелось попросить послов удалиться. Покинуть город. Увезти с собой свои сундуки и тюки и ждать у крепостных стен, пока он не примет решение. Но он не мог отослать их. Было уже слишком поздно. И ему оставалось лишь созерцать сокровища, которые стекались к его ногам, и кивать головой. Без радости. Без восхищения. Он собрал все силы, чтобы выражением лица не выдать своих чувств. Чтобы время от времени улыбаться. Но это удавалось ему с трудом. А церемония, казалось, никогда не закончится. Четыре брата Самилии, пожалуй, охотно выказали бы свое счастье и удивление при виде некоторых неведомых им вещей. Они охотно покинули бы свои кресла. Потрогали бы ткани. Поиграли бы с дрессированными обезьянами. Пересчитали бы жемчуга в сундуках. Опустили бы руки в мешки с зерном. Они бы охотно смеялись и радостно хватали эти сокровища. Но они видели, что отец сидит на троне с непроницаемым выражением лица, и поняли, что должны держаться так же невозмутимо. Может, дело в том, что сокровищ слишком мало, а может, выражать даже малейшую радость при их виде — признак подобострастия. А послы, несмотря на невозмутимое молчание королевского клана, продолжали неустанно выкладывать свои подарки.
Наконец на исходе четвертого часа была открыта последняя шкатулка. В ней лежало колье из лазурита. Голубого, как стены дворца принца Коуаме. Голубого, как глаза всех его близких. И голубого, как, по поверью, кровь, что течет в их жилах. Десять послов опустились на колени. И самый старший из них торжественно произнес:
