9
Проснулся, стуча зубами от холода. Надо же, как меня вчера вырубило, это все коньяк и нервы, но все равно в голове прояснилось, не то, что вчера, когда были все признаки надвигающейся паники. А вот сегодня стало гораздо лучше, и я обрел способность думать спокойно. Чтобы разогнать беспощадных кровососов я разжег небольшой дымный костерок и достал карту, но сначала крепко задумался. Значит так, что бы прояснить ситуацию мне нужно встретиться с людьми, а то совсем в дикаря можно превратиться. А, судя по карте, с этой стороны озера была махровая глухомань, ни одной деревни. Станция находилась подальше.
Но чтобы встречаться с людьми надо и самому выглядеть человеком. Поэтому решил я устроить себе воскресенье — побрился, постирался и развесил одежду сушиться, искупался несколько раз, в общем, приободрился, насколько мог. На следующий день наметил визит на станцию, но, явно, неофициальный.
10
Пробудился пораньше, перекусил, еще раз сверился с картой и отправился в путь, на станцию, где я надеялся, что можно будет что-нибудь разузнать. С этой стороны к озеру подходила лишь одна проселочная дорога. Я решил сразу не пересекать ее и немного понаблюдал, но ничего подозрительного не было, и я направился дальше. Прошагал так два часа и присел передохнуть, но тут и стало происходить что-то непредвиденное для меня. Вдали послышался мощный гул, я даже не понял сначала, что это такое, но звук все время приближался и доносился он с востока. Прошло еще немного времени, и на небе стали отчетливо заметны четыре черные точки. Они приближались и увеличивались в размерах — это были самолеты, наши бомбардировщики. Я смотрел на них, не отрывая взгляда. И вот началось! От самолетов стали отделяться черные капли, и сразу же стал слышен грохот разрывов, бомбили железнодорожную станцию. Я решил не упускать такую возможность и рванул туда же, благо до станции было меньше километра. Когда я подбежал к кромке леса, за которой начинались станционные постройки, бомбежка уже подходила к концу, самолеты сделали по последнему заходу и становиться в строй. На земле же царила полная паника, везде черный дым, какой-то смрад и, почему-то, не смолкали взрывы, наверное, летчики все же зацепили эшелон с боеприпасами. И среди всего этого великолепия метались и орали в полный рот «непобедимые» оккупанты. А в небе в это время появились два «мессершмитта», и начался воздушный бой, наши бомбардировщики, огрызаясь огнем, стали уходить домой. Внезапно очередь из «мессера» прошила наш самолет, он сразу же вспыхнул и начал терять высоту. Пилоту удалось развернуть машину, и он направил ее прямо на скопление вражеских эшелонов, самолет стремительно несся к земле, тянул за собой густой черный шлейф дыма, и вот раздался страшный взрыв. Я инстинктивно втянул голову в плечи, потом посмотрел на небо и увидел, что падает еще один сбитый бомбардировщик. Видимо, нашим было очень важно было нанести удар по этой станции, если послали бомбардировщики без сопровождения истребителей, вот и шли они на малой высоте, а зенитки огонь не открывали, потому что это бесполезно. И вот мне пришло в голову, что пока у немцев полный разброд и паника, я тоже могу в этом поучаствовать, то есть внести, так сказать, свою маленькую лепту.
Я перемахнул открытое пространство и заскочил за угол какого-то здания, выглянул из-за угла и увидел, что в мою сторону бежат какие-то два олуха. Одеты они были в цивильную одежду, но в германских кепках с длинными козырьками, с карабинами, а на рукавах у них наблюдались какие-то повязки. Я понятия не имел, кто они такие, поэтому подпустил их, как можно ближе и срезал одной очередью. Немного выждав, я подбежал к ним и забрал у одного повязку и кепку, карабины тоже прихватил и, вернувшись обратно за угол, с удовольствием размолотил о кирпичную стенку. Потом засунул свою фуражку в мешок, нацепил повязку и кепку, петлицы на гимнастерке у меня были чистые, так что стал похож на полицая. Причем, вылитого.
А боеприпасы продолжали рваться, везде дым и гарь. Я выскочил из-за своего угла и побежал к вокзалу, у немцев полный кавардак, и на меня никто не обращает внимания. Заметил зенитную установку и рванул к ней, заскочил на площадку и присел, оглядываясь. Невдалеке увидел паровоз, стоявший под парами, ну что же, цель отличная. Я перевел ствол зенитки в горизонтальное положение, прицелился по нему и открыл огонь. Нужно было вывести из строя котел паровоза, и после третьего выстрела мне это удалось, раздался взрыв, и паровоз окутался паром. Ну, вот и все, готов, «шайтан-арба»! Так у нас на заставе один узбек называл все механическое, которое движется по земле, от мотоцикла до паровоза. Жалко его, веселый был, наверное, сразу погиб, вояка из него был никакой, сколько ни учили. А вокруг меня уже зацокали пули, наверное, кто-то из немцев все-таки немного освоился. Я мигом свалился под зенитную площадку и выглянул из-за колеса. И точно, в мою сторону бежал, отчаянно паля из пистолета и петляя, как заяц, какой-то офицер. За ним, метрах в двадцати, неслись два автоматчика, но они не стреляли, боясь задеть своего. Вот теперь надо как-то выкручиваться! Стрелять я не стал, достал финку и гранату и стал ждать. Офицер тоже перестал палить без толку, наверное, понял, что это бесполезно, а может быть, он подумал, что прикончил русского, но он жестоко ошибся, падла! Когда он нагнулся под площадку, я схватил его за воротник, рывком подтянул к себе и ударил ножом в грудь, автоматчиков я подпустил еще немного и метнул «толкушку», все, урылись гады! У мертвого офицера на груди оказался бинокль в чехле, и мне повезло, что я его не повредил. Он-то мне пригодится, я еще собираюсь повоевать немного, а может быть и больше, это зависит от того, поймает меня солдатское везение или нет? Конечно, удача и осторожность тоже не помешают, да и лишнее геройство ни к чему. Забрал я у этого немчика еще и документы, надо же, какой-то пунктик у меня насчет официальных бумаг, и складываю я их в красивую коробку из-под полковничьего табака, который давно выбросил за ненадобностью. Ну вот, пора и честь знать, нужно сматываться, а заклюют меня здесь, как ястребы курицу. Я осторожно выглянул из-за колеса, вроде бы никого на пути, пригнулся и помчался в сторону леса, что есть мочи. Удача и здесь улыбнулась мне, хотя кто-то и постреливал в спину, но безрезультатно. Я заскочил в лес, сразу развернулся и упал, направил автомат в сторону станции и отполз за дерево. Затем достал бинокль и стал наблюдать — да, бардак отличный. Хорошо, что жилые дома немного в стороне от самой станции и, похоже, пострадали они немного. Что же, это уже лучше, хоть своим не сильно перепало. А на путях уже стало спокойнее, наводился порядок, кое-где тушили пожары. Я медленно водил биноклем, и тут прямо передо мной возникла какая-то личность, от неожиданности я даже отпрянул. Вот, касатик, напугал! Я снова взялся за бинокль и вскоре засек еще одну личность, и тоже в германской кепке, отложил бинокль и стал всматриваться, ага, ползут двое. Значит, засекли меня все-таки! Что же, поиграем по-взрослому! Я выпустил по ним очередь, они поняли, что обнаружены и тоже открыли огонь из карабинов. Началась перестрелка, они медленно, но все-таки обкладывали меня, и это было мне, можно сказать, не по душе, пора начинать действовать иначе. Я прочно взял одного на прицел и плавно нажал на спусковой крючок, на лбу у него образовалась аккуратная дырочка, и он уткнулся рылом в землю. Да, хорошая машинка этот полковничий «парабеллум», и я очень ему, то есть полковнику, благодарен. Я снова взял автомат и выпустил очередь по второму клиенту, он мне ответил, а я стрелять не стал, только громко застонал. Мне нужно было, чтобы он принял меня за раненого и немного приоткрылся, так оно и случилось. Противник еще немного пострелял в мою сторону, но я лишь громко стонал, он окликнул напарника, но тот, понятное дело, ничего сказать не мог. Тогда стрелок приподнялся, немного постоял и, пригнувшись, медленно двинулся ко мне. Я чуть-чуть выждал, а когда оставалось всего несколько метров, внезапно выкатился из-за дерева и выстрелил ему в ногу. Трофейный пистолет снова не подвел меня, противник дико заорал и закрутился волчком на месте, а потом рухнул на землю. Я в два прыжка оказался возле него, моментально обезоружил, схватил за шиворот и подтащил к дереву. Теперь он лишь негромко стонал, зажимая руками рану на бедре, и изумленно пялился на меня. Конечно, я ведь был почти полная его копия. Чертыхнувшись, я стянул с себя все эти фашистские причиндалы и надел свою, пограничную, фуражку. Чтобы знал, говнюк, с кем дело имеет. Но, похоже, переборщил! Этот вояка мелко-мелко задрожал и стал икать, продолжалось это довольно долго, пока я не залепил ему пощечину, он немного успокоился, и между нами состоялся такой разговор:
— Ты кто?
— Франц Козлевич.
— Вот-вот, именно. Я не спрашиваю, как тебя зовут, я спрашиваю — кто ты?
