Он вздохнул — впереди несколько трудных часов. Упрямая королева, конечно, потребует, чтобы ей дали взглянуть на тело своими глазами. Лайрик печально покачал головой — что тут поделаешь? Тем более что Валентина любит вставать рано. Так что лучше не тянуть, а пойти прямо к ней с докладом, и чем раньше будет покончено с этим кошмаром, тем лучше.
Генерал приказал доложить о себе Креллю, королевскому канцлеру, бывшему в услужении еще у покойного короля. Крелль выделялся среди королевских советников невозмутимым спокойствием и благоразумием, чем и расположил к себе Лайрика. Интересно, а спит ли он когда-нибудь? Со стороны могло показаться, что канцлер бодрствует в любое время дня и ночи.
— Могу ли я спросить, насколько срочным является ваше донесение? — поинтересовался Крелль, передвигая бумаги на другой конец стола. — Вы не находите, что час для аудиенции несколько странный?
Лайрик согласно кивнул.
— Случилось непредвиденное. Надо поставить в известность ее величество.
— Должен ли я понимать, что вы принесли дурные вести? — уточнил Крелль. По лицу генерала он уже успел догадаться, что разговор предстоит не из легких.
— Боюсь, что да. Корелди мертв.
Канцлер оторвал взгляд от сложенных аккуратными стопками документов, над которыми трудился ежедневно, сортируя их по мере важности и срочности, чтобы королева была в курсе всех событий в подвластных ей владениях. Вместе с тем он понимал, что Валентина — молодая женщина со всеми присущими ее возрасту желаниями и потребностями, а потому снимал с нее большую часть тяжкого бремени государственных дел, чтобы облегчить ей вхождение в роль владычицы королевства. Канцлер мягко, но вместе с тем умело направлял ее, доходчиво разъяснял наиболее запутанные дела — словом, поступал так, как наверняка поступал бы, будь он жив, ее отец. Как управляющему делами королевства ему не было цены — на такого всегда можно положиться, такой в любой ситуации не теряет благоразумия. Увы, сейчас от знаменитого спокойствия не осталось и следа, на лице его читался неподдельный ужас… Лайрик не сомневался, что на языке у канцлера уже вертится вопрос, а не ошибся ли он, однако в последний момент Крелль сдержался.
В любом случае Лайрик на него ответил.
— Я распорядился положить тело в часовне. Думаю, ее величество захочет проститься с ним.
— Согласен, вряд ли кто смог бы отговорить ее не делать этого.
С этими словами Крелль вышел из-за стола.
— Плохие новости, генерал, и мне печально их слышать. И пусть Корелди был выдворен из королевства, он принес Бриавелю немалую пользу, и, кроме того…
Лайрик предположил, что канцлер хотел бы добавить, что Корелди сделал немало доброго и для Валентины, однако Крелль придержал язык и вместо комментария попросил подождать, пока он уладит с ее величеством вопрос об аудиенции. Канцлер вышел, оставив генерала наедине с тягостными думами.
* * *
Когда ему наконец велели пройти в кабинет ее величества, он тотчас понял, что Валентина всю ночь не сомкнула глаз. Ее взгляд был потухшим, под глазами залегли темные круги, сами глаза запали. Лицо — осунувшееся и бледное, как полотно. Он снопа с досадой подумал о том, что именно ему выпало принести скорбную весть, хотя канцлер наверняка уже подготовил ее к худшему.
На Валентине был атласный халат — судя по всему, она пришла к нему прямо из опочивальни, не позаботившись о том, чтобы переодеться в подобающий королеве наряд. Впрочем, Валентина никогда не отличалась приверженностью ритуалу. Лайрик знал ее с самого рождения, и она привыкла относиться к нему как к доброму дядюшке. Это ее отношение не изменилось даже тогда, когда она стала королевой. От Лайрика не скрылось, что она старается встретить его, раннего гостя, улыбкой — вероятно, в надежде на добрую весть.
— Рада вашему возвращению, генерал, — произнесла Валентина с королевским достоинством. Она величаво пересекла комнату и взяла его руки, тотчас превратившись из ее величества в молодую женщину, которую он знал еще ребенком. — Прошу вас, развейте мои тревоги, — умоляющим тоном произнесла Валентина. — Скажите, что все прошло гладко.
Лайрик вопросительно посмотрел на Крелля — тот зашел в кабинет вслед за Валентиной со стопкой бумаг в руках. Канцлер едва заметно покачал головой, и Лайрик моментально ощутил тяжесть свалившейся на него ноши. К горлу подступил комок. Впрочем, канцлера можно понять — тот свято следовал придворному протоколу. Долг Лайрика как командующего королевской гвардией сообщить ее величеству трагическое известие.
Валентина вглядывалась в его лицо; на губах ее продолжала играть растерянная улыбка.
— В чем дело? — не выдержала она. — Канцлер сообщил, что у вас для меня имеется неотложное известие. Как я предполагаю, вы прибыли доложить, что Ромен Корелди без всяких происшествий пересек государственную границу. Я бы хотела знать, какую именно, — добавила она поспешно.
Лайрик печально посмотрел ей в глаза.
— Давайте присядем, ваше величество.
— Разумеется, как я сама не додумалась вам предложить! Вы наверняка провели всю ночь в седле, чтобы как можно раньше обо всем мне рассказать. — С этими словами она указала ему на одно из мягких кресел. — Прошу вас.
— Благодарю.
Он медленно опустился в кресло, словно оттягивая тот жуткий момент, когда придется сообщить ей горькую правду. Боже, догадывается ли она, какой жестокий удар ее ждет? И зачем только Крелль оставил их наедине! Хотя нет, канцлер прав — такое известие лучше сообщить с глазу на глаз.
Валентина опустилась в кресло напротив.
— Вы так бледны, ваше количество, — вырвалось у него.
Королева кивнула.
— Вы видите меня насквозь. Верно, я почти не спала этой ночью, Переживала по поводу принятого решения. Но я поступила не как женщина, а как королева. Мое решение продиктовано чувством долга перед королем Моргравии, и оно на пользу моей стране. Хотя лично мне оно далось с великим трудом. Я тоскую по Корелди, как любая женщина тоскует по любимому человеку.
Лайрик не ожидал от нее столь откровенного признания. Он предполагал, что королеву и Корелди связывает нежная дружба, но чтобы дело зашло так далеко! Генерал откинулся на спинку кресла и на минуту закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.
— Приношу вам мои извинения, генерал. Мне не следовало обременять вас сердечными делами, — произнесла Валентина, чтобы как-то заполнить возникшую паузу. Она уже пожалела о своей откровенности.
Лайрик открыл глаза, выпрямился в кресле, и Валентина тотчас заметила печать в его взгляде. Он положил свою заскорузлую ладонь на ее нежную руку и вздохнул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
