– Ну, Мариночка… – опять начал кокетничать Аркадий, чем окончательно вывел Марину из себя.
– Я прошу не обращаться ко мне так фамильярно! Мариночка я для своей мамы и подруг, а для вас – Марина Юрьевна. Во-вторых, я принципиально отказываюсь обсуждать с вами планы господина Троеглазова. Если он хочет иметь со мной дело, пусть приезжает сам. Ни в какую Москву я не поеду. Спасибо за угощение! Прощайте, Аркадий…
Она положила салфетку на стол и быстрым шагом направилась к выходу. Аркадий подумал было догнать ее, но тут зазвонил телефон, и по мелодии он понял, что звонит шеф. Догонять Марину он не пошел, и так ясно – «блицкриг» не удался.
Чтобы сочинить какую-нибудь красивую историю, у Аркадия просто не было времени, поэтому он рассказал шефу все честно, без утайки. Удивительно, но Троеглазов таким поворотом дела остался доволен. Он даже принялся утешать его и велел как следует провести время. За счет фирмы, разумеется. И лишь перед тем, как отключиться, попросил телефон Марины.
Аркадий перевел дух, залпом выпил фужер коллекционного «Шато» и заметил за соседним столиком явно скучающую блондинку. Встретившись с нею взглядом, он понял, что эту мадемуазель, в отличие ученой от «дивы», он заинтересует гораздо больше. Так и вышло.
Владлен Алексеевич был в прекрасном настроении. Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья! Просто убедиться в том, что умная молодая женщина, которая попала в его поле зрения исключительно благодаря своим знаниям, оказалась на самом деле крепким орешком, морально устойчивой к таким коварным «штаммам», как Аркадий-Красавчик. Устояла-таки, не клюнула на все Аркашины уловки, которые были сотни раз отработаны на других дамочках. Мо-ло-дец!
Теперь нужно выждать немного, дать ей время, чтобы она спокойно доехала до дома, и перезвонить самому. Извиниться, напроситься на встречу. И все ей рассказать о своем «Великом походе».
«Именно такой напарник мне и нужен, – рассуждал Владлен Алексеевич. – Все то, что я смог узнать об айяндаках, это лишь капля в море. Для составления маршрута нужны более четкие ориентиры. Если Рябинина их сможет наметить, то она уж точно не сможет отказаться от предложения пройтись по этому маршруту, чтобы все увидеть и узнать самой. На этом я ее и поймаю… Сейчас самое подходящее время для Похода – лето на дворе. Думаю, что проблем с работой у нее быть не должно, возьмет какой-нибудь научный отпуск (или как там это у ученых называется?), и поедем мы с голубушкой Мариной открывать новые цивилизации… Шлиман со своей Троей отдыхает! Ему-то все понятно было: Гомер четко описал, постарался старинушка – бери лопату и копай!.. У нас задачка посложнее будет…»
Впервые об айяндаках Троеглазов услышал в одной из своих многочисленных геологоразведочных экспедиций. Он был тогда совсем еще мальчишкой, лет восемнадцати. В армию его не взяли из-за врожденного дефекта – левая нога на четыре сантиметра была короче правой. Когда после детдома его дружки Димка Тыква и Саня Гвоздь были обриты наголо, упакованы в казенную одежку и отправлены в разные концы Советского Союза, чтобы отдать Родине священный долг, он остался совсем один и страшно затосковал. Хорошо, что сосед, дядя Степан, подсказал, что Самошинская ГРП (геолого-разведочная партия) набирает рабочих в экспедицию куда-то за Урал. Прекрасная возможность для молодого паренька и мир посмотреть, и настоящему ремеслу научиться.
Так Владька оказался среди людей самой что ни на есть романтической профессии – геологов. Он хорошо запомнил свой первый перелет: пусть и на стареньком «кукурузнике», зато какой вид из иллюминатора – загляденье! Долго добирались до места, где разбили свой лагерь, – сначала на самолете, потом тряслись больше суток в крытом брезентом кузове старенького грузовика.
Поначалу Владька никак не мог понять, что же в этой работе такого романтичного? Целый день пашут, как рабы на плантации, а по вечерам пьют спиртягу. А где же романтика? Как в песне поется: «Дым костра создает уют, искры гаснут в полете сами, пять ребят о любви поют чуть охрипшими голосами» – какая тут любовь? Откуда? Да и вместо песен – отборный мат вперемежку с сальными, жутко пошлыми анекдотами.
Его оформили подсобным рабочим – «подай», «принеси», «сбегай в сельмаг за водкой и килькой». Из лагеря, который разбили прямо в поле, до ближайшего населенного пункта было километров пять-шесть. Пока кто-то из геологов был в состоянии сесть за руль видавшего виды газика и доехать по разбитой и искореженной, как стиральная доска, дороге до сельмага, Владьке никто не докучал. Но когда водка кончалась, весь лагерь исходил криком:
– Эй, коротколапый, куда, мать твою, провалился, а? Дуй за водкой немедля!..
Поначалу грубость мужиков его удручала. Так хотелось за обидное прозвище засветить кому-нибудь в глаз, но постепенно он понял, что говорят они так не со зла. Не принято в сугубо мужском коллективе сантименты разводить. Старший геолог в экспедиции – Николай Иванович Меженков – так просто душа-человек. Пока трезвый. А как выпьет, без мата двух слов связать не может.
Водитель Федя Лихоимцев – самый близкий Троеглазу по возрасту бугай – на все руки мастер. Опять же, пока трезвый. Стоит ему принять стакан водки – гуляй, рванина!.. Тут главное машину подальше отогнать. Иначе усядется за руль и устроит гонки по пересеченной местности.
Однако именно лихач Федька его очень многому научил. Водительские права, к счастью, Владлен успел получить в учебно-производственном комбинате, а вот практики было маловато. Федька этот пробел быстро устранил. Он привязался к молчаливому детдомовцу как к младшему брату, которого Бог ему не дал. Вечерами возился с ним, обучал нехитрому шоферскому делу. Главное, научил устранять неполадки, которых в «газоне» 50-х годов выпуска было как звезд на небе. «Распорочки, винтики, скобочки», – так любезно называл он подручные средства, с помощью которых умудрялся реанимировать этот ржавый кусок металлолома на колесах.
Много лет спустя его школа очень пригодилась Владлену Алексеевичу, когда Тыква вдруг придумал зазвать своих детдомовских дружков в Африку на экзотическую охоту. Но кто-то из его подручных что-то перепутал. Прилетели в Дар-эс-Салам, разместились в замечательном пятизвездочном отеле, поболтались пару дней по городу и собрались ехать в национальный парк. Сопровождающий долго рассказывал о красотах плато Серенгети, о том, какие замечательные животные бродят по саванне и что их можно смело фотографировать.
– Ты что несешь, голубчик, – остановил разговорчивого аборигена Тыква, – мы сюда не фотографировать зверей приехали, а охотиться на них. Понимаешь?
Сопровождающий не понял.
– Ну, пиф-паф, – изобразил выстрел из ружья Тыква. – Сынок, мы же поохотиться приехали, а не по твоей пустыне кататься! Давай-ка организуй нам снаряжение, ружьишки покруче, экипировку побогаче…
Когда смысл сказанного русским «доном Корлеоне» дошел наконец до сознания несчастного африканского юноши, он наверняка побледнел, хотя из-за цвета кожи этого никто не заметил. Он робко стал объяснять, что, скорее всего, произошла какая-то ошибка. Его фирма занимается исключительно легальными видами туристического бизнеса. Сафари не по их части. Сейчас не сезон, нужно брать специальные разрешения и оформлять кучу бумаг, а этим он никогда не занимался…
Далее произошла немая сцена почти по Гоголю, но потом Тыква разошелся не на шутку. Еще бы, так лажануться перед пацанами! Позвал на охоту за тысячи километров, а тут вместо ружья фотоаппарат подсовывают! Что за хрень!..
Троеглаз его еле успокоил, убедительнейшим образом объяснив, что поохотиться они и в России смогут, а вот на слонов, спокойно разгуливающих по саванне, можно поглазеть только здесь. Тем более что завалить слона в три выстрела они все равно с ходу не смогут, так что лучше просто полюбоваться красотами африканской гордости – заповедником Серенгети.
Когда Тыква остыл, они расселись по машинам. Приехали к месту дислокации уже ближе к закату. Бедняга сопровождающий волчком крутился, чтобы только угодить осерчавшему на него Тыкве. Откладывать поездку по заповеднику не стали – пересели впятером в более-менее приличный джип и рванули с места в карьер, пока Тыква опять не начал психовать.
Виды саванны были действительно потрясающими. Солнце клонилось к закату, освещая золотисто-рыжую равнину приятным мягким светом. По всему маршруту их следования появлялись испуганные стайки молоденьких антилоп. Едва завидев автомобиль, они тут же растворялись в ближайших зарослях каких-то неизвестных африканских кустарников. Троеглазов любовался ими, так как охоту не особенно любил, поэтому истинный охотник Тыква прозвал его «ботаником». За что Троеглазов, не желая оставаться в долгу, назвал его «клоуном Полуниным».
– А почему Полунин? Скорее уж Никулин, – удивился «авторитет».
