Фейт отогнала печальные воспоминания об Энтони Керригане, любовь к которому была самой досадной ошибкой, которую она когда-либо совершала в жизни. Самое главное, подвела она итог своим размышлениям, что Тони должен быть там, где ему и следует быть – в ее прошлом.
Рано или поздно он получит ее послание и тогда перестанет звонить ей и «случайно» наталкиваться на нее. Но до тех пор…
Бормоча что-то себе под нос, она взяла телефон и набрала знакомый номер. На другом конце провода послышался голос Кайла.
– Прости, – торопливо проговорила Фейт. – Я знаю, что опоздала. Ты хочешь, чтобы я приехала?
– Одна? Вряд ли, сестренка. Я буду у тебя через десять минут..
– Это вовсе не обязательно. Я могу…
Она поняла, что последнюю фразу произнесла в пустоту. С неприятным чувством Фейт повесила трубку. Ей не нравилось, что компания «Донован интернэшнл» приставила охрану к ее мастерской. Она противилась этому, но тщетно. В глубине души Фейт понимала, что это оправданная предосторожность – если не из-за караулившего ее Тони, то из-за стремительного роста преступлений на Пайонер-сквер.
Но все-таки самолюбие ее было задето тем, что мужчины ей диктуют, что делать. Не важно, что это ее родные братья, а не здоровенный, похожий на быка, экс-жених.
– Нет, не надо об этом, – сквозь зубы процедила Фейт. – Ты уже знаешь, что это была ошибка. Осуждать и терзать себя незачем, эти ни к чему.
Мокрый снег бился в окна, налипал на стекла, потом скатывался вниз, оставляя после себя причудливые следы. То были слезы зимы. Фейт не отводила глаз от окна несколько секунд и думала о том, как прекрасно было бы, если б ей в жизни встретился хороший мужчина, который полюбил бы ее так, как Джейк любит ее сестру-близняшку Онор. Она представляла себе, как умиляется своим собственным ребенком и тает в объятиях любимого мужчины.
– Не надо об этом, – приказала себе Фейт вслух, потому что тишина уже давила на уши.
Может быть, ей когда-нибудь повезет. Может быть, нет. В любом случае с ней навсегда останется ее безусловный дизайнерский талант и любящая семья. И поэтому нет причин для нытья и тоски.
Запирая мастерскую, Фейт прокручивала в голове возможные варианты подарка для матери по случаю сороковой годовщины свадьбы. Подобрать подходящий подарок для Донована, ее отца, было задачей гораздо более серьезной. Она тешила себя надеждой, что братья уже что-то придумали. Фейт ничего не оставалось, кроме надежды, – ведь ее братья всего лишь только мужчины. Одним словом, трудный случай.
Глава 2
Санкт-Петербург
Нева была покрыта льдом, на котором толстым слоем лежал снег. Казалось, что ветер дул тоже белый. Он неистово поднимал снег с бульваров и узких переулков.
Комната выходила окнами в парк, который, как и полагалось, был со всеми атрибутами культурного места: памятниками российской доблести и славы, скульптурами советского периода. Правда, полюбоваться на них сейчас нельзя: все они укутаны от холода и снега.
Эта комната казалась особенно уютной из-за лютующей за окном зимы. Обстановка ее была роскошной: богатые красочные ковры, которые в свое время украшали дворец султана Османской империи, лежали на полу. Картины, некогда висевшие в богатых домах евреев-финансистов, придавали изящество и роскошь стенам. Массивный стол в стиле барокко, на полированной поверхности которого в беспорядке лежали шесть сотовых телефонов, когда-то принадлежал двоюродному брату царя.
Мужчина, в американском паспорте которого было написано, что он Иван Иванович Иванов, зажег кубинскую сигару, чтобы скрыть гнев, от которого у него даже тряслись руки. «Идиоты. Мерзавцы! Разве я не плачу им вдвое больше, чем они стоят?» – мысленно ругался он. Но вслух этого не сказал.
– Марат Борисович Тарасов был очень огорчен вашей неуклюжестью.
Черноволосая женщина так сильно вспотела, что косметика начала стекать по ее лицу грязными ручьями.
– Вы знаете, что я никогда не стала бы обманывать вас и его. Я брала только то, что было сказано, и в глаза не видела этого рубинового украшения, о котором вы говорите. – Голос ее дрожал.
– Камень «Сердце полуночи» величиной с кулачок младенца. Цвет этого рубина такой же, как кровь, которая польется из твоей глотки, когда я перережу ее. – Лицо мужчины стало страшным. – Где это ожерелье?! Если ты не скажешь мне этого сейчас, потом ты жестоко пожалеешь.
– Правда, сэр, – дрожала она. Откровенный страх застыл в стеклянных от ужаса глазах. Ее горло не первое и не последнее, которое не моргнув глазом перережет этот человек, любимый убийца Тарасова. Хуже всего другое: все знали, что перед смертью Иванов мучает свои жертвы.
– В хранилище я всех предупредила… Все как всегда.
– Припомни хорошенько, может быть, кто-нибудь открывал центральные ящики? – Бесстрастные глаза мужчины следили за каждым ее движением; казалось, он чувствовал даже биение ее сердца. – Ты должна была следить за каждым из этих ничтожеств.
– Кажется, один раз Юрий открыл не тот ящик. Но он очень быстро его закрыл. Камни, которые там лежали, были с этикетками и пронумерованы. Это часть царской коллекции драгоценностей.
– Да, черт побери, я знаю это. И Марат Борисович знает.
Знал об этом и злейший враг Тарасова, Дмитрий Сергеевич Соколов, конкурент в борьбе за власть. Он не упустит случая запихнуть глупую кражу в глотку Тарасова, чтобы тот задохнулся до смерти. Из-за обычной кражи незачем было бы гнать волну. А такая, за которую твои враги расправятся с тобой, – совершенно другое дело.
Если «Сердце полуночи» не вернется в Эрмитаж до того, как откроются его новые залы, Тарасова повесят. Но до этого он собственноручно открутит голову Иванову.
– Позови сюда Юрия, – потребовал Иванов.
Юрий не обладал выдержкой этой женщины, и уже через две минуты разговора с Ивановым воришка проклинал тот миг, когда жадность взяла верх над страхом и опасностью.
– Я н-не с-собирался… – заикаясь, говорил Юрий. – Это… я…
– Замолчи!
Юрий затаил дыхание в ожидании, что скажет Иванов. Никогда в своей жизни Юрий не мог представить, что будет разговаривать с этим могущественным человеком. Теперь он мечтал только об одном – поскорее убраться отсюда.
– Итак, – чеканил каждое слово Иванов, – ты взял ожерелье.
Юрий захныкал.
– Где оно сейчас?
– Где и все остальное. Я не мог у себя его оставить. – Он знал, что кровавый камень в окружении жемчуга принесет смерть. – Я боялся.
Иванов не хотел бы верить этому червяку, но поверил. У этого ничтожества не хватит мозгов даже на то, чтобы соврать.
– Куда он отправлен?
– В Америку. Я спрятал его с остальными.
