– Как будто в зеркало посмотрел, – сказал он испуганно.
Вилли закатил глаза:
– Не будь дураком, Энди. Это не то же самое, что смотреться в зеркало. Если бы ты смотрел в зеркало, то увидел бы себя! Но я понял, что ты имеешь в виду. Я вижу двух девушек, к тому же двух прекрасных девушек. Близнецов, я в этом уверен. Какую берем, как думаешь?
Энди нахмурился, обдумывая вопрос:
– Старшую? Но как мы узнаем это? Более красивую? Они похожи друг на друга, как горох в стручке. Возможно, мы должны бросить монету, и покончим с этим. К черту! Я не рассчитывал, что их будет две.
Вилли, который уже принял решение и наслаждался временным преимуществом над своим нерешительным другом, тряхнул решительно головой:
– Бросить монету? Мы берем их обеих, дурачок. Подумай, мы уже тащим с собой горничную, чтобы обезопасить себя. Мы не можем оставить одну из них, так как она сделает то, что сделала бы горничная. Кроме того, взгляни на них, Энди. Они выглядят так беззащитно. Что одна будет делать без другой? Нет, – сказал он, роясь в обширных карманах своего плаща в поисках мешка, в котором он планировал нести дочь Сомервилля. – Мы берем их обеих. Ты берешь ту, что справа, а я возьму ту, что слева. А теперь шевелись!
Энди, оставленный без мешка, тяжело сглотнул и приблизился к изголовью кровати. Руки он держал перед собой, точно не зная, куда их деть. В результате он решил взять молодую девушку за плечи, которые едва виднелись из-под одеяла.
Как оказалось, это был неверный выбор. В то время как девушка Вилли отбивалась, ее крики заглушались тяжелой тканью мешка. У близнеца Энди рот был свободен. Девушка в шоке открыла глаза, а эффект, произведенный ее криком прямо в ухо Энди, был настолько сильным, что ему стало дурно: он мог оглохнуть.
– Во имя небес, сделай что-нибудь, чтоб она замолчала! – скомандовал Вилли, связывая веревкой края мешка, доходившие до колен девушки, перед тем как взвалить ее, дико брыкавшуюся, на плечо. – Твоя так кричит, что и мертвого поднимет.
– Это вряд ли, господа, – донесся напряженный женский голос из дверного проема. – Но, к счастью, громкий крик Евгении разбудил меня.
Друзья в удивлении оглянулись. Ноша Вилли, которая явно не спала у него на плече, соскользнула на пол прежде, чем он пришел в себя, чтобы успеть схватить ее за пару голых, красивых лодыжек.
– Кто… кто вы?
Евгения, та самая, кто кричала, немедленно освободилась от Энди, который чуть не кипел от негодования, что так бестолково заканчивается эта долгая ночь.
– Трикси! – завопила Евгения, заставляя Энди еще раз зажать уши, – нас хотели похитить. Это как в книге, которую мы с Еленой читали на прошлой педеле. Книга из библиотеки. Я почти уверена, что нас хотели похитить!
– А я твердо уверена, что вас никто не похитит, – спокойно ответила женщина, к которой обращались по имени Трикси.
Причина этого спокойствия блестела в слабом свете уличных фонарей. Угрожая стволом пистолета, Трикси скомандовала:
– Если вы, джентльмены, любезно отойдете к стене, после того как вернете мисс Елену Сомервилль в кровать и развяжете ее, возможно, мы вместе обсудим, как разрешить эту ситуацию.
Лорд Уильям упрямо оставался неподвижным, пока голые пальцы ног мисс Елены не задели его по носу.
– Вилли, ради Бога, отпусти ее, – умолял Энди, подняв руки высоко над головой. Пистолет нужно уважать – это Энди знал, но пистолет в руках женщины – вот этого действительно нужно бояться. – Все кончено. Мы проиграли.
Глава 2
Герцог Глинд был рад снова оказаться дома, несмотря на то, что его поездка в Лондон оказалась бессмысленной и разочаровывающей. Майлс Сомервилль все еще был жив, и это раздражало герцога, который уважал принцип «Око за око». Даже если при этом он и не стал убийцей, защищая свою честь, и даже если он спокойно мог продолжать жить в своем любимом Глиндевароне и всегда просить помощи у длинной руки королевского правосудия на континенте.
Глинд по своей натуре не был жестоким человеком. И хотя он не раз проявлял мужество и храбрость в сражениях на Пиренейском полуострове, он предпочитал, чтобы о нем помнили как о командире, который в первую очередь заботился о безопасности и благополучии своих солдат.
Только после смерти отца Гарри понял, что одно дело заботиться о солдатах в военное время и совсем другое – быть ответственным за собственного брата Уильяма, этого молодого человека, чья опрометчивая любовь к жизни могла свести с ума даже самого храброго из мужчин.
Мысль о непредсказуемости Уильяма, который мог бы опорочить фамильное имя, оставшись без присмотра, если бы герцог погиб на дуэли, удержала Гарри от того, чтобы в полном одиночестве искать встречи с Майлсом Сомервиллем в Лондоне. В конце концов, он взял Уильяма с собой, Уильяма и его порочного друга Эндрю, чтобы держать мальчиков под рукой, в случае если произойдет что-то непредвиденное. Гарри рассудил, что так семейным поверенным не придется разыскивать по всей стране и вытаскивать Уильяма из какой-нибудь тюрьмы, чтобы сообщить ему, что он стал двенадцатым герцогом.
Только сейчас он осознал, что он никогда не рассматривал вероятность того, что Уильям, охваченный горем, мог бы немедленно бросить вызов Сомервиллю и вызвать его на второй поединок, чтобы отомстить и за отца, и за брата. Гарри не мог представить себе Уильяма, с каменным лицом направляющего дуло пистолета на противника.
Нет, Уильям никогда не пошел бы на это. Мальчик искал бы мести, Гарри был убежден в этом, потому что Уильям действительно любил его, но это была бы необычная месть. Уильям никогда не сделал бы это, как другие, подчиняясь шаблону, он разработал бы изощренный план.
Сейчас, расхаживая по своему кабинету, Гарри должен был признать, что в течение всей недели, которую они провели в Лондоне, Уильям вел себя должным образом и, что удивительно, без возражений вернулся в Глиндеварон. В Лондоне он не был замешан ни в одной сомнительной истории.
Гарри нахмурился и подошел к окну, остановился, разглядывая лужайку. Почему хорошее поведение Уильяма терзало его? Объяснение пришло очень скоро: Гарри беспокоился, потому что это было ненормально. Быть хорошим было неестественно для Уильяма, от него это и не ожидалось.
Что же происходило в действительности? Это очень волновало герцога. Все было совершенно непохоже на Уильяма, он не вытворял никаких проделок, не создавал проблем и избежал неприятностей. Иметь под боком спокойного Уильяма было равносильно небольшой бомбе замедленного действия в кармане: не очень удобно и очень рискованно.
Гарри постоял какое-то время у окна, заложив руки за спину. Лучи полуденного солнца играли на его темных волосах и очерчивали его ясный, точеный профиль. Он продолжал хмуриться, вспоминая и неудавшуюся месть, и казавшееся ангельским поведение брата. Оба воспоминания кололи его, как маленькие иголочки, мешая наслаждаться приятной сценой за окном.
