смогли вынудить эту мразь откусить себе лапу, которую придавило нехилым валуном. Правда, потом ее саму завалило, так что подохла она сразу же после веры в спасение. Хорошая месть, такого они и заслуживают!
В этот момент Рода заметила, что уже не чувствует физическую боль.
— Оставайся в Тиши. Там безопасно.
Нейтральный тон шокировал Роду, и если в обычное время такое возымело бы пояснительную нужду, то сейчас ее удивляла сама Настя.
— Ты… как ты там сама держишься? Катарина мне рассказала, что этих существ еще много и они напали на Монолит.
— Мы работаем. Ищем… мы… мы ищем…
Настя сама для себя не могла точно сформулировать конечную цель, ведь мучают ее совсем не чуждые создания, а тот, кто их выпустил, и то, как тесно она причастна к этому. Цепляясь за хоть какую-то необходимую предметную тему, Настя сказала то, о чем вскоре пожалела:
— Я так и не узнала кто виновен в смерти Андрея. У меня не было времени… Прости. Твой отец был… его сейчас не…
Рода ощущала боль Насти не хуже своей собственной. Для нее Андрей был не просто лидером Техгруппы и наставником, взявшим ее себе в протеже на грядущую замену, но и добрым другом, ставшим вторым отцом. Тут-то Рода и поняла то, доказательств чего не имела на руках, но ощущала достаточно ярко, чтобы не ошибиться.
— Не только ты потеряла папу вчера, — произнесла Настя сквозь слезы.
Когда-то они были лучшими подругами, сочетающими в своем союзе совершенно противоположные черты характера, где Настя порой даже раздражала добротой и наивностью, но блистала умом и порядочностью, ну а Рода имела непробиваемый и дерзкий характер, умея ходить на острие, бросая вызов всему и вся. Пару лет назад все изменилось — Настя стала заместителем Андрея, Рода же ушла в работу, прекратив не только единственную дружбу, но и разорвав отношения с отцом. На то были причины, Рода слишком хорошо их понимает и ненавидит. Сейчас, в этот эмоциональный момент, возможно, с единственным близким человеком в ее жизни она так хочет все рассказать, объясниться и признать свою ошибку… но пробить ключевую, ценнейшую правду сквозь нагромождение ошибок обернулось не получилось. Странно, но Настя чувствовала этот порыв внутри давней подруги, только вот ныне ей это лишь мешало.
— Рода, — Настя искала выход из трясины мешающих эмоций, — что у вас там случилось? Как вы…
— Как мы пробудили эту сволочь? Я не знаю. Ты меня вызвала, помнишь? Настояла, чтобы я поднялась из пещеры и узнала про отца. Наверное, стоит сказать спасибо: если бы не твой звонок, то я была бы с остальными. Пока я болтала с тобой, они начали бурить в другую сторону и добурились до… В общем, я лишь слышала их крики, потом оно вылезло за добавкой. Дальше ты знаешь.
— Остальные вышли оттуда же.
— Так ты была там? Что… А ну, давай рассказывай уже, сопли подождут!
Настя помнила все, каждое движение, слово… каждый взгляд тех людей, кто виноват… кто предал ее.
— Настя, — Рода все еще пыталась привыкнуть быть голосом разума, что ранее было ролью самой Насти, — ты сейчас руководишь Техгруппой. Это трудно, я понимаю, да и время выдалось не лучшее для таких скачков ответственности. Я сама еле держусь, поверь, мне… мы с Морицем выжили вопреки, и нам нужна твоя помощь, твой ум и твое лидерство. Раз уж я справилась, то ты точно сможешь! Как только Катарина перестанет меня опекать, я сразу же приду помогать тебе, слышишь! Ты не одна, мы вместе.
Рода осознавала эгоистичную природу желания видеть в Насте ту самую подругу, чье проявление в данных условиях помогло бы доказать самой себе хоть какие-то остатки прекрасного времени и, следственно, образов более светлых, нежели мрак последних трагедий. Понимание это опережало определение, но никак не позволяло признать наличие этих желаний. Почему-то она преисполнилась стыда за это на деле невинное желание ощутить прошлое.
— Не верь Катарине. — Рода не узнала голос подруги. — Ее преданность нашему делу под вопросом. Думаю, она причастна. Ее муж уже наследил.
— Клот? Он же невинный щенок! О чем ты вообще?!
— Что ты можешь мне сказать про Осколок? — Целая претензия, нежели вопрос, прозвучала оскорблением.
— Не знала тогда, не знаю и сейчас! Настя, давай-ка, не говори так со мной! Я позвонила как подруга, как человек, который тебя знает и разделяет твое горе. Я даже скажу «пожалуйста», чтобы ты…
— Если у тебя будут новые сведения — тогда звони. Мне нужно работать. — Вновь Рода услышала совсем другого человека и не успела хоть как-то даже среагировать, как Настя перед отключением добавила пугающим тоном:
— Хочешь узнать про смерть отца — спроси Катарину.
4
Одного взгляда оказалось достаточно для шокирующего осознания скоротечности времени. Всего несколько дней назад Игорь виделся с сыном: молодой, с горячей кровью и нравом, который даже армия не смогла обуздать, что вылилось в назначение в охрану Техгруппы. Несправедливое для сына вмешательство отца в его карьеру еще больше оттолкнуло обоих друг от друга, при этом у матери не было права вмешаться, о чем уже впоследствии жалел каждый. Но порядки в семье — есть порядки. Сейчас перед ним уже не его сын — кто-то другой, отдаленно напоминающий его единственного мальчика, который встретил ужасы жизни и успел сформироваться без отцовской поддержки. Куда меньший эффект оказывало окрашенное в синяки и ссадины лицо, как после суровой драки, в отличие от одного лишь взгляда с присущей сильной энергией. Отец смотрел в глаза сына и ощутил ту оголенную боль, которую ни один родитель не захочет испытать. Одно крепкое, несвойственное Козыреву как лидеру и отцу объятие сказало больше, чем все слова мира.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга, не просто ища слова, но и вспоминая это забытое чувство откровенности между ними. Вокруг никого не было, лишь оборудование Техгруппы в старой столовой Авроры, давно уже используемой как площадка для изучения найденных артефактов.
— Как мама? — Оскар заговорил умеренно.
— Все хорошо. Но ты ее знаешь — гордость не позволяет проявлять чувства.
— При мне она их проявляла. — Это было сказано и услышано слишком размыто.
— Я могу отправить за ней.
При матери Оскар был куда податливее и дружелюбнее, что компенсировало отцовскую строгость и снимало с него ряд ответственностей перед сыном. Но теперь в глазах сына отец читал больше чем простое нежелание предстать перед ней в таком виде, нечто чужеродное, властное и оттого пугающее.
— Это был их выбор. — По-отцовски,
