На обдумывание этого вопроса у него была уйма времени - времени, которого лишилась Ана. Глупо спешить, когда можно спокойно все рассчитать и спланировать. В качестве планки Дрейк установил срок в десять лет, после чего у него должно было остаться еще сорок из тех пятидесяти, которых он ждал и по которым тосковал. Но можно и на пару лет дольше.
Если времени понадобилось больше, чем десять лет, то не потому, что Дрейк стал отвлекаться на другие занятия. Он работал, думал и лишь время от времени вычислял вероятность того, что все выйдет, как задумано. Всякий раз результаты получались отвратительно низкие.
Пытаясь понять, чему ему надо научиться, Дрейк не оставлял и трудов в области первой своей проблемы - финансовой. Он решительно отказался от произведений, которые требовали какого-либо новаторства. Вместо этого брал заказы, давал концерты, делал записи, писал музыку для фильмов - и хороших, и плохих, и никаких. Если кто и считал, что Дрейк разбазаривает талант и вредит своей репутации, все были слишком вежливы, чтобы так говорить. Собственное же его отношение к этому было простым: деньги платят - и замечательно.
Порой работа становилась ему в тягость. Но время от времени, как ни странно, коммерческая выгода заставляла его выкладываться на полную катушку. Прекраснейшая мелодия, когда-либо им сочиненная, превратилась в музыкальную тему для популярного телесериала. А через четыре года Дрейку повезло еще больше.
Когда-то, пару лет спустя после своей встречи с Аной, он написал несколько коротких отрывков, что-то вроде музыкальных шуток, специально, чтобы ее порадовать, - вставил в барочные периодические гармонии современные твистовые мотивы, причем как раз в тех моментах, где их меньше всего можно было ожидать.
Они имели немалый успех, хотя и среди весьма ограниченного круга аудитории. Теперь же, получив заказ на музыкальные эпизоды для нескольких телефильмов из жизни Франции XVIII века и обнаружив, что никак не успевает к сроку, Дрейк занялся каннибализмом и переделал свою же раннюю работу. Фильмы оказались хитом десятилетия, во многом - благодаря музыке. Вдруг его менуэты, бурэ, гавоты, рондо и сарабанды зазвучали на каждом углу. Музыка Дрейка лилась из радиоприемников, а в карманы ему со всего мира стекались гонорары.
Он продолжал усердно трудиться, но как только смог, учредил трастовый фонд, на средства которого тело Аны должно был храниться веками, что бы ни случилось с самим Дрейком.
Теперь, когда нужда в деньгах стала не такой острой, он изменил направление своей работы: вместо сочинительства занялся тем, что лихорадочно впитывал всю, какую только мог, информацию о личной жизни своих современников-музыкантов. Беседовал с ними, очаровывал, втирался в доверие - а потом анализировал узнанное и пространно описывал. Пространно, но не полностью. В каждом своем очерке Дрейк не забывал оставить дразнящий намек на что-то неупомянутое: мол, он еще много чего мог бы рассказать, но пока что лучше промолчит.
Что захотят знать люди будущего о своих предках? У Дрейка был ответ на этот вопрос. Они станут увлекаться не официальными биографиями, не страницами из учебников и монографий. Этого-то у них будет в избытке. Но они захотят большего. Подробностей, слухов, сплетен. Чего-то вроде дневников Босуэлла и архивов Сэмюела Пеписа. А если у них появится возможность познакомиться не только с записями, но и с тем, кто их делал…
Этот труд не терпел спешки. Но наконец девять долгих лет спустя Дрейк был готов.
Всегда оставалось искушение - добавить еще одну беседу, написать еще одну статью. Он стерпел. Тут его посетила новая мысль: а как он станет зарабатывать себе на жизнь в будущем? Может, пройдет двадцать лет, а может - и пятьдесят, или двести, или тысяча. Перенесись Бетховен в 2000 год - сумел бы он прокормиться музыкой? Или, если быть реалистом, на что пришлось бы жить Спору, или Гуммелю, или еще кому-нибудь из не столь знаменитых бетховенских современников?
Пожалуй, если бы им удалось уловить веяние эпохи, они бы неплохо преуспели. Может, еще и получше, чем великий гений, боннский титан. Они ведь были легче, гибче, хитроумнее Бетховена.
А если он ошибается и получать доход с музыки не сможет? Ну и пусть. Будет мыть тарелки или что там в двадцать третьем веке будет вместо тарелок. Делов-то!
И вот однажды Дрейк все оставил, привел дела в порядок и вернулся домой. Без предупреждения он заявился к Тому Ламберту. Они поддерживали связь, и Дрейк знал, что Том женился и воспитывает детей в том же доме, где жил чуть ли не с рождения. Но все же удивительно было шагать по тихой аллее, глазеть на неровно подстриженную живую изгородь, а потом увидеть, как Том во дворе играет в бейсбол с незнакомым восьмилетним мальчишкой, у которого волосы такие же огненно-рыжие, как были в юности у его седеющего теперь отца.
- Дрейк! Боже мой, почему ты не позвонил, что приедешь? Дай-ка взгляну. Ты такой же худой, как всегда. Как дела?
Том слегка облысел, зато обзавелся плотным брюшком. Он сгреб Дрейка в охапку, как блудного сына, и потащил в дом, в хорошо знакомый ему кабинет. Пока миссис Ламберт возилась на кухне - должно быть, закалывала откормленного теленка, - ее муж стоял напротив Дрейка, так и сияя гордостью и удовольствием.
- А мы то и дело твою музыку слышим, - сказал он. - Просто замечательно, что ты добился такого успеха.
На взгляд Дрейка, ничего замечательного тут не было. Он знал, что уже много лет не писал ничего достойного. Но Тому, как и большинству людей, нравилось слушать то, что было привычно его уху. С этой точки зрения и если судить в терминах коммерческого благополучия, Дрейк действительно оказался на гребне волны.
Ему не терпелось перейти сразу к делу, но Томовы пацаны - целых трое - крутились в кабинете и в гостиной: хотели посмотреть на именитого посетителя. Потом был семейный обед, потом - бутылочка ликера и вид на закат (Дрейка усадили на почетное место, а Том и его жена, Мэри-Джейн, болтали без умолку)…
В десять вечера Мэри-Джейн ушла укладывать мальчиков. Дрейк с Томом остались наедине. Наконец-то. Дрейк достал заявление и молча протянул его другу.
Поняв, что это такое, Том спал с лица. Он покачал головой, не веря своим глазам.
- Я думал, ты уже много лет как забыл об этом. С чего все началось опять?
Дрейк смотрел на него не отвечая - будто не понял вопроса.
- Или оно и не прекращалось? - продолжил Том. - Конечно. Я должен был с самого начала догадаться. Раньше ты был полон жизни, полон радости. А сегодня за весь вечер и не улыбнулся. Когда ты в последний раз был в отпуске?
- Ты дал мне слово, Том. Ты обещал. Ламберт вгляделся в его тонкие черты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
