ли не забралась на руки к Вику.
Марина нет-нет, да касается меня мимолётно, чем вызывает у меня вспышки раздражения.
Я зол, однозначно, но ещё меня накрывает грустью. Не знаю, как справиться с этим чувством. Чертовка Лина уже так глубоко внутри меня, что, кажется, знаю её целую вечность. Нужно будет что-то придумать, чтобы поддерживать отношения на расстоянии. Мотаться из Москвы каждые выходные, как минимум.
Я не хотел напиваться, но мне подливали коньяка ещё и ещё, напряжение последнего дня и недосып постепенно дали о себе знать. Меня стало жутко клонить в сон.
Банда собирается по домам и прихватывает с собой девушек. Я остаюсь, думая вздремнуть полчаса, пока не пришла Лина. Она написала сообщение, что немного задержится, не успеет прийти к нашим посиделкам.
Я устраиваюсь на диване и прикрываю глаза. Полчаса, не больше, обещаю себе.
Меня обнимают во сне чьи-то руки, странно, но я не чувствую себя уютно. На границе сознания мелькает мысль, что это точно не моя Чертовка. Прикосновения не такие нежные, скорее жадные, как будто хотят присвоить меня себе. Я плаваю на границе сна и яви, пока не слышу испуганный возглас:
— Стас! Как ты… Боже, не хочу этого видеть, — звонкий голос Лины раздаётся у дверей гаража. Чувствую надвигающиеся слёзы в её интонациях.
Открываю глаза. Меня прошивает от ощущения липкого ужаса, от неотвратимости катастрофы.
На мне лежит голая Марина. Чёрт, как это произошло?
Глава 5
Лина
Выбегаю из гаража, смахивая слёзы со щёк варежками. Я не плачу, они бегут сами по себе. Я будто пытаюсь смыть с сетчатки изображение Стаса в объятиях голой Марины.
То ещё зрелище, надо сказать. Я запомнила его в деталях, несмотря на то что стояла там не больше пяти секунд. Что такое пять секунд? Мгновение. Но для меня этого было достаточно, чтобы начать прокручивать в деталях картинку.
Вот Марина, совершенно без одежды, обнимает Стаса сбоку. У неё растрёпанный вид, будто она только после секса. Его футболка задрана, оголяя подтянутый торс. Рука этой стервы беззастенчиво лежит на расстёгнутой ширинке. Прикрывает свою собственность от посторонних глаз. Лицами соприкасаются, точно воркующие голубки.
И стоит мне вскрикнуть от неожиданного шока, фанатка приоткрывает глаза, кидая на меня триумфальный взгляд. Выкусила, Лина? Теперь это чужой парень. Пошла вон.
Что я и делаю. Не могу дальше наблюдать его, самого близкого человека, как я думала. Сколько слов сказано и мной, и им. Наши чувства казались чем-то нерушимым, что будет только расти несмотря на все возникающие по ходу проблемы и разногласия. Куда без этого. Главное ведь стараться слушать и слышать друг друга, любить.
Как бы не так. Всё может быть разрушено одним днём. Чувства растоптаны. Поверить не могу, что мой Огонёк так поступил со мной.
Накручиваю себя, прогоняя одни и те же мысли по кругу. Шок и непонимание преображаются в злость. Начинает потряхивать. Чувствую сильную потребность как-то выплеснуть эту эмоцию, пока она не сожрала меня изнутри.
Набираю полные варежки снега и леплю снежок. Запускаю им со всей силы в растущий рядом с дорогой тополь. Продолжаю так делать, слепив около десяти снежков, но сильно легче от этого не стало.
Тогда я встаю, подняв голову вверх, и смотрю на кружащиеся в свете фонаря снежинки. Из горла рвётся крик. Кричу так сильно, как только могу. Вкладываю в этот вопль отчаяния всё, что накопилось, выпускаю наружу горечь и боль. Делюсь ими с окружающими деревьями и кустами.
Постепенно начинаю ощущать такую апатию и опустошение, остатки сил покидают меня. Присаживаюсь на ближайшую лавочку. Сижу, уперевшись локтями в колени и закрыв лицо варежками.
Идти домой совсем не хочется. Представляю, что скажут родители, увидев моё состояние. Начнутся расспросы, а когда они узнают причины, придётся выслушать лекцию на тему “Родителей надо слушать, и мы же говорили, что он тебе не пара”. Может, и не пара, но разве сердцу прикажешь? Я не выбирала эти чувства. Всё случилось само по себе.
За размышлениями не заметила, как ноги превратились в ледышки, руки почти перестали слушаться. Нужно что-то решать, сидеть тут дальше опасно, получу обморожение.
Недолго думая, собираюсь ехать к Мире. Переночую у неё, а завтра утром вернусь домой. Заказываю такси, которое приезжает достаточно быстро. И вот я уже у дома подруги.
Нерешительно мнусь у подъезда, готовясь с силами к расспросам. Тянуть дольше нет смысла, поэтому шагаю внутрь и поднимаюсь на нужный этаж. Нажимаю кнопку звонка и жду. Подозрительно долго дверь не открывают. А когда это, наконец, случается, и я захожу, у порога замечаю огромного размера мужскую обувь.
Меня встречает смущённая Мира. Надо же! Отчего такая реакция? Это из-за того, кто у неё в гостях?
— Эээ… Лина, подожди секундочку, я провожу Владимира Анатольевича, он как раз хотел уходить, — торопливо шепчет подруга.
Пока я раздеваюсь у входа, она скрывается в комнате. Я слышу торопливый шёпот, чуть звонкий, взрывающийся нотками возмущения Мирин и басовитый, уверенный Владимира Анатольевича. Они явно спорят, но повышать голос никто из них не торопится. Это странно, ведь если они говорят об учёбе, то что тогда скрывать?
Наконец, они выходят, а я, чтобы не мешать, проскальзываю в кухню, успевая только сказать “Здравствуйте”.
Эта неожиданная ситуация немного сбила накал моих мыслей, отвлекла. Мне будто бы стало чуть легче. Но вот спустя десять минут ко мне всё ещё никто не пришёл. Решаюсь выглянуть, проверить всё ли хорошо. И замечаю, как этот самый Владимир Анатольевич аккуратно и нежно проводит рукой по щеке подруги. После чего выходит из квартиры и захлопывает дверь. А Мира стоит, сверля взглядом ручку, будто ждёт, что она вот-вот зашевелится, открывая дверь, и перед нами появится её преподаватель.
— Мира, — зову её осторожно, — между вами что-то есть?
— Тебе показалось, — решительно отсекает подруга, — просто обсудили учебные моменты, ничего больше.
Не хочу её вынуждать рассказывать всё сейчас, пусть сделает это, когда сама будет готова.
— Лин, у тебя какой-то замученный вид, ты что, плакала? — метко замечает Мируська моё состояние. Кто, как не она, ведь знает меня как облупленную.
— Я… Понимаешь… Ох-х-х, тут такое произошло, — меня накрывает воспоминаниями, — Стас мне изменил, с этой Мариной, которая клеится к нему постоянно!
И меня прорывает. Начинаю реветь, не в силах больше сказать ничего. Мира обнимает меня за плечи, покачивая нас, будто убаюкивая.
— Бедная моя девочка, — шепчет она, целуя в макушку.
В этот момент загорается экран моего телефона, который лежит на столе.
