— Вызовите начдива пятнадцать!
— Вызвать начдива[5] пятнадцать! — разноголосо доходит до связиста.
Связист отрывается от трубки и недоуменно разводит руками.
— Все время вызываю. Но что-то там… Не отвечают, — взволнованно говорит он.
— Проверить связь!
— Проверить связь! Егоров, связь.
Темные фигуры, опутанные, как гусеницы, проводами, тяжело бегут по саду, спускаются к берегу и чавкают по грязи, едва выволакивая ноги. Они скоро останавливаются. Слышны возбужденные голоса. Плеск. Шум.
…Наконец-то туман распался. Ветер разодрал его тугое полотно, закрывавшее Крым. И стало все ясно.
Красноармейцы бегут обратно. Их ботинки, брюки, обмотки покрыты илистой жидкой грязью. Мокрый след тянется по сухим дорожкам сада.
— Связь порвана. Вода заливает Сиваш!
VIII
«…Такими мерами явились следующие мои распоряжения. отданные к немедленному исполнению:
1) подтверждение атаки в лоб Перекопского вала частями 51-й дивизии под угрозой самых суровых репрессий в случае оттяжки в исполнении;
2) мобилизация всех жителей селении Строгановки, Владимировки и проч. для предохранительных работ на бродах;
3) приказ 7-й кавалерийской дивизии и повстанческой группе, стоявшим в 10 верстах от Строгановки, сейчас же садиться на коней и переправляться через Сиваш для подкрепления 15-й и 52-й дивизий…»[6]
Сводка 15-й дивизии:
«В 9 часов 30 минут 8 ноября части 45-й бригады, преодолевая упорное сопротивление противника и неся большие потери от его артиллерийского огня, с боем заняли хутор Новые Чуваши, и повели дальнейшее наступление на хутор Старые Чуваши совместно с 465-м полком 52-й дивизии.
В 11 часов из хутора Старые Чуваши на стык нашей дивизии с 465-м полком 52-й дивизии, наступавшей западнее хутора Старые Чуваши, противником были пущены две бронемашины, под давлением которых 465-й полк 52-й дивизии начал отходить.
В 12 часов 45-я бригада при поддержке артиллерии снова перешла в наступление и после двух часов упорного боя заняла хутор Старые Чуваши.
С 14 часов до ночи части 43-й и 45 й бригад проводили атаку укрепленной полосы противника на участке от берега Сиваша по дороге Колодец, Армянск.
За ночь на 9 ноября противник, подкрепившись частями конного корпуса Барбовича численностью до 4 500 сабель, при 30 орудиях, 4 бронемашинах и 150 пулеметах, атаковал наш левый фланг.
Наши левофланговые части, не выдержав сильного напора, дрогнули и стали отходить к Литовскому полуострову. Положение стало критическим. Комбриг 43-й товарищ Резцов и военкомбриг товарищ Каравай, личным своим примером и мужеством вдохновляя бойцов, задерживали отступление».
Донесение в штаб:
«Три конных атаки отбиты. Немедленно дайте помощь. Нового удара не выдержим».
В глубокой воронке, выдолбленной снарядом, укрывались шесть бойцов. У самого края ее двое приладили пулемет и строчили по всадникам, гнавшим группу беспорядочно отступавших красноармейцев. Видно было, как некоторые бросали винтовки и, пригибаясь к земле, бежали к берегу. Моторный лежал вправо от пулеметчиков. Он лихорадочно разряжал винтовку.
— Вот я тебя, сволочь, сейчас свалю! — проговорил он, наскоро целясь и нажимая курок.
Он был в приподнятом настроении, сопротивление, которое оказывал враг, его контратаки на наши измотанные боями части взбадривали и укрепляли его. Страха он не испытывал совершенно.
— Сыпь! Сыпь! — кричал он, когда невдалеке визгливо разрывался снаряд, поднимая ворох земли.
Воронки быстро наполняетесь людьми. В эти своеобразные и весьма удобные окопы сейчас же устремлялись бойцы, обосновывались там, и вытягивая дула винтовок, слали пули.
Моторный замечает, как впереди десяток красноармейцев вскочили с земли и, высоко поднимая винтовки, на концах которых трепыхались белые тряпки, побежали в сторону врагов.
Его охватывает злоба. Он не понимает предательства. Винтовка подпрыгивает в его руке. Он бьет в спины.
— Одним предателем меньше! — восклицает он. — Нет труса…
«Не хватит патронов», беспокойно думает он, вкладывая свежую обойму, и невольно оборачивается назад, как бы ожидая, что где-нибудь там имеются неограниченные запасы.
Он видят двух красноармейцев, лежащих на самом дне воронки и плотно приникших к земле. Они загородились ложами винтовок, как щитами, оттуда выглядывают испуганные, посеревшие лица.
— Что же вы, товарищи? — кричит он. — Нам каждая пуля дорога, а вы прячетесь. Вылезай, вылезай.
Красноармейцы не пошевельнулись. Лица совсем скрылись за дулами винтовок.
— Вылезай. Может тоже к Врангелю хотите идти!
В его голосе слышна угроза.
И тогда один вскакивает, бросает винтовку и, согнувшись, бежит назад к берегу.
— У, гад! — несется ему вслед. — Пулю жалко тратить. Думает перебежать Сиваш. Там все равно вода.
Другой подползает к краю воронки и высовывает вперед дуло винтовки.
Белые засыпают снарядами всю левую, несколько приподнятую часть поля, где за горбами земли сосредоточились густые ряды красноармейцев. Белые пристрелялись. Снаряды ложатся один за другим, пробивая широкие ворота в цепях. В прорывы сейчас же устремляется конница. Она уже настолько подвинулась вперед, что воронка Моторного остается сбоку, и стрелять приходится, переместившись на левый ее край.
Фаланга всадников и перебегающие группы пехоты противника обходят дивизию. У Моторного кончились все патроны. Он вылезает из воронки и ползет к убитому красноармейцу, лежавшему невдалеке. Но у того только одна обойма. Он возвращается к своей воронке, но не успевает достичь ее, как все поле вокруг оживает, красноармейцы поднимаются и нестройно бросаются в атаку. Моторный отыскивает глазами командира роты, видит его мелькающую бороду, вскакивает и догоняет его огромными тяжелыми скачками.
Первым, увлекая за собой всю массу красноармейцев, бежит высоченный командир полка, бывший слесарь, проявивший чудеса храбрости под Каховкой. Рядом с ним, не отставая ни на шаг, военком Гришак, особенно любезный красноармейцам за его острые, будоражащие речи, которыми он разгонял сомнения и тревоги уставших бойцов.
Враг замечает атаку. Канонада усиливается. Снаряды ложатся все ближе и ближе к нашим перебегающим цепям. Наша артиллерия молчит. Противник подавляет ее своей численностью и огромными запасами снарядов. У нас снарядов мало. Обозы остались на той стороне Сиваша. Вот сметает десяток ребят недалеко от Моторного. Каша человеческих тел и земли. Моторного обдает тяжелым порывов воздуха. Раненые, волочась, отползают назад. Вот падает рядом с ним товарищ по взводу и друг по шахте. Моторный не оглядывается. Он старается поспеть за другими.
Видит впереди спины товарищей, обогнавших его, бороду ротного и высокую фигуру командира полка, которого нельзя не заметить.
Неожиданно фигура эта исчезает. Легкий толчок как бы отбрасывает бойцов назад. Движение замирает. Цепи распластанно лежат на земле. Но это продолжается очень недолго, несколько секунд. Борода командира роты Слесарева метет воздух, как хвоя. Он вырывается в первые ряды, кричит, что принимает командование полком и машет рукой. Бойцы не слышат его слов. Они поднимаются с земли и бросаются вслед за ним, злобствуя на врагов, засыпающих снарядами все поле. Пробежав несколько шагов, Слесарев падает, и тогда впереди оказывается молоденьким суетливый паренек, один из присланных с тылов коммунистов.
Он резко кричит: «Отомстим за погибших товарищей», и торопливо бежит, увлекая за собой поредевшие ряды красноармейцев.
В это время снаряд падает недалеко от Моторного и с грохотом разбивается вдребезги…
Донесение в штаб:
«Изнуренные части уже не выдерживают».
Ответ командующего:
«Республика требует жертв. Вы должны удержаться во что бы то ни стало. Помощь будет оказана».
Республика требует жертв…
IX
Только что закончилась переправа через Сиваш кавалерийской дивизии и повстанческого отряда.
Перед походом командующий сам осмотрел дивизию, сказал несколько напутственных слов. Кони дружно тронулись, но едва подошли к воде, как начали фыркать и пятиться назад. Темные просторы Гнилого моря, покрытого водой, тревожили животных. Сюда присоединялся скрип мажар и крики и голоса крестьян, возводящих преграду наступающему Азовскому морю. Кони волновались, испуганно вздрагивали (они были кроме того плохо кормлены) и вдруг, рванувшись, отчаянно устремились вперед, обдавая бойцов фонтанами грязи.
Из темноты вынырнул председатель сельского ревкома и, подбежав к командующему, поспешно сказал:
— Я приказал ломать заборы. Вода прорывается. Прорва воды…
Он весь вымок, мокрые волосы выбивались из-под шапки, грязь текла по лицу. Под его руководством целый вечер работали крестьяне, свозя без конца мажары соломы и сваливая их в бунтующее, прожорливое море.
