мой рот.
Я захлебываюсь и кашляю. Вино заливает мне лицо, стекает по шее и платью.
— Что же ты как животное, Багиров?! — отталкиваюсь от него.
Роман со звоном ставит пустой бокал на стол.
— Это ты во всем виновата. Все уже давно по комнатам разошлись, один я с тобой нянчусь! Ломаешься реально, как целка. Может, хватит строить из себя недотрогу?
Ситуация — хуже некуда. Но нельзя поддаваться панике.
Нужно быть хитрее и как-то тянуть время. Только это практически невозможно, потому что Багиров теряет терпение. Сопит зло и смотрит на меня исподлобья. От его галантности уже даже тени не осталось. Красавец внешне, но с уродливой душой.
— Может быть, познакомимся получше, прежде чем займемся сексом? — предлагаю, стирая дрожащими руками вино с подбородка.
— Тебе действительно интересно? — ухмыляется он, развалившись на спинке дивана и расстегивая рубашку.
— Да, — киваю. — Мне интересно знать, насколько ты богат, чтобы понять, как хорошо нужно постараться тебя ублажить. Ты говорил, у тебя свой ресторан…
— Четыре. Так что стараться тебе придется много, моделька.
Расстегнув рубашку, он берется за ремень, а я уже на грани нервного срыва.
Пытаюсь заболтать Багирова, засыпаю разными вопросами, притормаживая процесс. Сначала он отвечает неохотно, а потом и вовсе перестает обращать внимание на мои слова. Выдернув ремень из брюк и расстегнув ширинку, Багиров наклоняется к полу и берет меня за щиколотку. Я вскрикиваю, когда Роман задирает мою ногу, и, не устояв, падаю на диван.
— Да заглохни ты, — рычит Багиров, скидывая с меня туфли. Насильно разводит мои ноги и вклинивается между ними. — Вот модельки — тупой народ. Вы же ни на что не годитесь, только ноги раздвигать.
Тянет свои лапы к моей груди, но я прикрываю ее руками, потому что там спрятан телефон. Тогда Багиров хватает меня за бедра и трется пахом о мою ногу.
У меня от ужаса перед глазами двоится. Как же мерзко. Чувство безысходности накрывает меня с головой, но я все еще отчаянно пытаюсь выкарабкаться из него.
— Мы будем заниматься сексом прямо здесь? — спрашиваю, когда Багиров жадно целует мое согнутое колено.
— Сначала здесь, потом наверху. Где захочу, там и будем. Не тебе решать.
Мазнув влажными губами по моей коже, наваливается на меня сверху и хочет поцеловать, но я отворачиваю лицо.
— Мне нужно в уборную, — извиваюсь под его тяжелой тушей.
— Зачем?
— Я выпила много вина.
— Да нихуя ты не пила! — злится он.
— Иначе не вытерплю.
— Как же ты достала… — хрипит Багиров, медленно отстраняясь. — Весь вечер, блядь, портишь.
Кое-как встаю с дивана и на ватных ногах плетусь уже знакомым маршрутом. Мирон так и не приехал за мной… Времени прошло уже достаточно.
От понимания, что помощи не будет и меня скоро изнасилует Багиров, хочется завыть в голос. Я стискиваю зубы и до боли вонзаю ногти в ладони. Нет. Нет… нет! Только не это. Я не представляю, как после такого жить!
Когда я шла первый раз в уборную, то заметила в конце коридора окно. Оно обычное, пластиковое. Но несколько часов назад я не решилась, а теперь другого выхода не остается.
На всякий случай оглянувшись, я подбегаю к окну, распахиваю створку и прямо в чем есть выпрыгиваю на улицу. Сжимаю горло и беззвучно ору, когда мои босые ступни погружаются в рыхлый снег.
Очень… просто невыносимо холодно! Но угроза быть изнасилованной гораздо хуже.
Наплевав на холод, бегу к воротам, не чувствуя под собой земли. Толкаю стальную створку и вываливаюсь из двора.
В ушах закладывает, слышу лишь биение собственного сердца. Кожу жжет от холода, но я бегу по улице изо всех сил. Только бы подальше от этого проклятого дома!
Скрывшись за перекрестком, вдруг слепну от яркой вспышки света. Я прикрываю лицо руками, кажется, кричу «помогите!», но продолжаю бежать чисто на инстинктах. Вспышка гаснет, а я, ослепленная ею, бегу в кромешную темноту.
А потом кто-то сильный обхватывает меня под грудью и открывает от земли. Я ору от страха, пинаюсь, но меня все равно тащат куда-то.
Прихожу немного в себя, когда в машине, куда меня посадили, включается свет.
Перед глазами слепые пятна, но я вижу вижу перед собой всклокоченного Суворова, который смотрит на меня бешеным взглядом.
— Это кровь? — слышу крик будто сквозь вату, когда Мирон хватает меня за плечи.
Я хочу ответить, но оказавшись после мороза в тепле, меня сильно колотит. Трясет как никогда в жизни. Зубы стучат, слова сказать не могу. Мотаю головой, мол, нет. И слезы льются градом.
— Пиздец… — хрипит Суворов, быстро стягивает с себя куртку и набрасывает на меня. Врубает обогрев на максимум и направляет на меня потоки горячего воздуха. — Ёп твою мать, — продолжает Мирон, опустив взгляд на мои ноги, — Ритка, как же так? — Я плачу навзрыд, а Суворов кладет мои ноги себе на колени и начинает сильно и быстро растирать. А я прихожу в ужас, видя, как сильно они побелели. — Сейчас, потерпи… — приговаривает Мирон, растирая ступни. Онемение постепенно проходит, ему на смену приходит жгучая невыносимая боль. Я кричу и хватаюсь за ноги, а Мирон ободряет: — Это хорошо, Рит, это значит, что пальцы не отморозила.
Потом он дает мне бутылочку воды. Трясущейся рукой забираю ее и жадно пью.
Суворов ждет объяснений. И я, немного успокоившись, поняв, что теперь в безопасности, сбивчиво рассказываю ему все как есть. Не вру и не строю из себя жертву обстоятельств, потому что решение помочь Тине я приняла сама.
— …Я думала, ты не приедешь, — шепчу под конец.
— Ты не представляешь, как я летел, — качает головой Мирон. — Я был за городом, пытался до тебя дозвониться, но твой телефон недоступен.
Я достаю смартфон из-под платья — он действительно отключен. Должно быть, случайно выключила его, когда прятала.
— А что ты делал за городом? — спрашиваю, только сейчас заметив, что костяшки пальцев на руках Мирона сбиты в кровь.
Глава 40
— Были дела, — уклончиво отвечает Суворов, тоже опуская взгляд на свои руки и сжимая их в кулаки. — Но если бы я знал, чем закончится показ, то отложил бы поездку…
Мы берем паузу, за время которой тревога вновь овладевает мной, теперь уже не только не за себя, но и за Мирона. Очень странные дела.
Тишину в салоне Мирон прерывает первым:
— …Твоим подругам помощь нужна?
Они мне не подруги. У меня есть одна-единственная близкая душа — Арина, которую я из-за работы игнорирую вот уже много дней и чувствую себя виноватой.
А
