Девушка начала разворачивать записку, и Хокинс почувствовал, как кровь застучала у него в висках. Судья тоже проявил заинтересованность и взглянул на клочок бумаги.
«Не-е-е-ет! О Господи, нет!» – едва не закричал во весь голос фотокорреспондент.
Сейчас Хокинс подчинялся только инстинкту – самому точному и безошибочному чувству. У него не оставалось времени на догадки и анализы.
Быстро и уверенно он направился вперед.
Он вытащил «люгер» и держал его в опущенной руке, скрывая оружие среди леса рук, ног, брюк и вечерних платьев.
Хокинс произвел только один выстрел. Угол был неудачным, далеким от идеального, да и расстояние казалось великовато. Он успел увидеть, как распустился темно-красный цветок, тело подпрыгнуло и рухнуло на мраморные плиты.
Попадание точно в сердце. Просто чудо или близко к этому. Значит, Господь в этот вечер был на его стороне.
Щелк!
Щелк!
Сердце Хокинса готово было выскочить из груди:
Кевин не привык к столь резким импровизациям.
Он подумал о том, что после стольких лет его когда-нибудь все-таки поймают. Тем более, что задание, порученное ему, казалось невероятным по сложности. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что этим его карьера и закончится. Он чувствовал… он чувствовал что-то.
Он бросил «люгер» в водоворот высоких каблуков, туфель и подолов платьев.
– Это что, выстрел? – взвизгнула какая-то дама. – О Боже, Филипп! Кого-то застрелили!
Кевин покинул сцену, как и все остальные участники. Фойе пустело с такой быстротой, словно в нем вспыхнул пожар.
Он стал частью испуганной, бегущей толпы. Он уже не имел никакого отношения ни к выстрелу, ни к его последствиям.
Его лицо, как всегда, превратилось в очень убедительную маску шока и неверия в происходящее. Господи, до чего же знаком ему этот облик! Сколько раз он сталкивался с ним до этого!
Через несколько напряженных мгновений он оказался снаружи Кеннеди-Центра. Уверенными шагами Кевин направился к Нью-Гемпшир-авеню. Он снова слился с толпой.
«Старые добрые времена» вновь зазвучало в голове убийцы, только теперь мотив был куда быстрее. Фотокорреспондент вспомнил, что напевал эту песню, когда направлялся сюда. Правда, он знал, что «Старые добрые времена» действительно были лучше.
И теперь они возвращались, не правда ли?
Джек и Джилл уже пришли на Холм.
Игра получилась быстрой, изящной и увлекательной.
Но самое интересное – козырная раздача ждала впереди.
Глава 45
Агент Джей Грейер позвонил мне домой прямо из машины. Я был погружен в изучение пары сотен досье, собранных на персонал Белого Дома Секретной Службой. Заместитель ее директора мчался в Кеннеди-Центр с огромной скоростью, поскольку в трубке явственно слышалось завывание сирены.
– Они снова нанесли удар. О Боже! В Кеннеди-Центре, сегодняшним вечером. Прямо у нас под носом. Это можно расценивать, как вызов, Алекс. Приезжайте. – Голос Грейера звучал очень расстроенно.
Просто приезжай.
– Все произошло в антракте спектакля «Мисс Сайгон». Увидимся на месте. Я там буду минут через десять.
– Кто на этот раз? – задал я вполне уместный вопрос, хотя мне вовсе не хотелось услышать имя очередной жертвы. Очень не хотелось.
– А вот здесь какая-то загадка. Со стороны все выглядит полнейшим безумием. Это, в общем-то, никто, Алекс.
– Что вы имеете в виду? – не понял я. – Что значит «никто»?
– Студентка юридического факультета Джорджтаунского университета. Молодая девушка Шарлотта Кинси. Ей было всего двадцать три года. И снова записка. Я уверен, что это опять они.
– Не понимаю. Ни черта не понимаю, – пробормотал я.
– Я тоже. Может быть, пуля, попавшая в девушку, предназначалась кому-нибудь другому. Она была в компании члена Верховного Суда, Алекс. Томаса Генри Франклина. Может быть, это был выстрел в него. Тогда все подходит под известную схему. Возможно, они, наконец-то, допустили первую ошибку.
– Уже еду, – сообщил я. – Встретимся в Кеннеди-Центре.
Возможно, они, наконец-то, допустили первую ошибку.
Но я почему-то так не думал.
Глава 46
Это, в общем-то, никто, Алекс. Как такое может быть?
Двадцатитрехлетняя студентка юридического факультета Джорджтауна была мертва. О Господи! Это бессмысленное убийство поставило меня в тупик. Я ровным счетом ничего не понимал. Случившееся все меняло, поскольку изменился и сам механизм преступления.
Я добрался от дома до Кеннеди-Центра в рекордно короткий срок. Джей Грейер был не единственным, кто летел туда, сломя голову. Я прикрепил на крышу своего автомобиля полицейский маяк и тоже понесся, как черт на колесах.
Второе действие спектакля «Мисс Сайгон», конечно же, отменили. От убийства до моего появления прошло меньше часа, поэтому возле места преступления еще толпились сотни любопытных.
Пока я пробирался к фойе, до моих ушей несколько раз доносилось «Джек и Джилл». Страх, сковывающий толпу, был почти физически ощутимым. Некоторые детали убийства не давали мне покоя, когда я прибыл в Кеннеди-Центр в четверть одиннадцатого. Бесспорно, имелись общие черты с другими убийствами, совершенными Джеком и Джилл. Например, записка в стихах. Преступление осуществили хладнокровно и профессионально. Единственным выстрелом.
Но наблюдались и громадные расхождения, которые ломали все предыдущее сходство.
Может быть, кто-то решил скопировать стиль убийц? Но я не склонен был с этим согласиться. Правда, во внимание следовало принимать все, и не делать поспешных выводов. Это касалось не только меня, но и всех остальных, занимающихся данным делом.
Новые неожиданные повороты, вкравшиеся в отработанную схему, тревожили меня все то время, пока я пробирался через толпу, запрудившую Нью-Гемпшир-авеню. Студентка юридического факультета никак не могла иметь общенациональной известности. Почему же ее убили? Недаром же Джей Грейер назвал ее «никем». Он еще добавил, что она не являлось и дочерью никого из знаменитостей. Конечно, в театре она была в компании члена Верховного Суда Томаса Генри Франклина, но это нельзя было расценить, как покушение на значительную фигуру.
Шарлотта Кинси была никем.
Никак это убийство не вписывалось в привычную систему. Конечно, совершая преступление в столь многолюдном месте, Джек и Джилл страшно рисковали. Прежние их «подвиги» носили, скорее, частный характер, где они сохраняли полный контроль над ситуацией и чувствовали себя в безопасности.
Дерьмо, дерьмо и еще раз дерьмо! Что им взбрело в голову на этот раз? Неужели теперь настало время, что чем дальше – тем больше будет происходить подобных нестыковок? Почему они отошли от привычной схемы? Может быть, они перешли к фазе, где решающая роль отводится экспромту?
Или я в самом начале упустил какую-то важную деталь? Или мы все вместе недопоняли системы, созданной ими? А может быть, здесь, в Кеннеди-Центре, они все же совершили ошибку?
Может быть, они все же совершили ошибку?
И на это мы больше всего надеялись. Тогда теория об их непобедимости разлеталась вдребезги. О Господи, сделай так, чтобы это оказалось их ошибкой! Пусть это будет их первым промахом! Хотя в любом случае, кто бы ни совершил это преступление, ему удалось скрыться.
Из шестисотфутового вестибюля удалили всех посторонних. Здесь остались лишь полицейские, медэксперты и санитары из морга. Я заметил агента Грейера и подошел к нему. У него был такой вид, будто он не спал уже несколько недель и никогда больше не сможет заснуть.
– Алекс, спасибо, что так быстро добрались сюда, – поблагодарил он меня. Мне нравилось работать с ним. Джей был умен, хладнокровен и без лишнего дерьма в голове. Он по-старинному, как цепной пес, был предан своей работе и президенту. И как официальному лицу, и как человеку.
– Успели выяснить хоть что-нибудь стоящее? – обратился я к нему. – Разумеется, кроме того, что имеется труп. Стихотворение… Что в нем?
