– Ну, – Иван тяжело посмотрел на сникшего Аникея. – Садись-ка за стол, отроче, разговор есть.
Пойманный «литовский шпион» со вздохом уселся – а куда денешься? Уж как Раничев действовал мечом – навидался.
– И ты садись, Проша, – Иван посмотрел на слугу. – В ногах правды нет. Итак, Аникей, или как там тебя звать – не важно. Поступим так – я сейчас буду рассказывать, а потом и тебя спрошу кое-что. Итак… – Раничев вдруг посмотрел на приказчиков. – Что, исстрадались, ребята? Почитай, третий день без вина?
– Как – без вина? – хлопнул глазами шпион.
– А так! – жестко усмехнулся Иван. – Ты небось думал, что я до положения риз упился? Не тут-то было. Семен, во-он там, на залавке, кувшинец с кружками, бери все и идите к себе, а я вскорости буду.
– Ясно!
– Только вы там это, не очень. Ато приду – и не достанется.
– Не боись, Иване Петрович! Нешто мы нехристи?
Выпроводив приказчиков, Раничев уселся за стол прямо напротив.
– Ну-с, начнем… Ты, Прохор, знаешь, что, оправляясь в Кастилию, я постоянно искал вокруг себя литовских послухов – людишек некоего брянского боярина Никитки Суевлева… Что, Аникей, щуришься – знакомое имя? То-то… Искал-искал, да так и не выискал – а ведь знал точно, что есть они, обязательно есть, должны быть, не зря же суетился Хвостин… Признаться, поначалу я было подумал – отстали или так затихарилися, что и не сыщешь. Ан нет… Знаешь, Аникей. Когда я впервые на тебя подумал? Что молчишь? Ладно, молчи покуда… Когда увидел золотую монету у того вяза с дуплом – тайного схрона лохматого конокрада Ансельма Лошадника. Знаешь, что эта была за монетка? Английская, корабельник. Точно такие пропали у меня в самом начале пути при загадочных обстоятельствах. Это, конечно, вполне могло оказаться и совпадением… Но вот что вдруг вспомнилось… тот постоялый двор и ты, Аникей, злобный и плачущий после ночного визита разбойника – Ансельма. Странно. С чего бы тебе так убиваться? Что у тебя красть-то? В этом свете становится чрезвычайно подозрительным появление корабельников у конокрада. У Ансельма их спер Шершень, а сам Ансельм, выходит, у тебя, Аникей. А ты – не иначе как у меня. В общем, вор у вора. Зачем тебе золотишко, парень? Или Суевлев мало платит?
– Золотишко всякому нужно, – согнувшись, будто от удара, буркнул Аникей.
– Ладно, продолжаем дальше. Потом я долго размышлял, пока не пришел к выводу, что не стоит искать литовцев где-то поблизости, они и так были чрезвычайно близко – ты, Аникей! Сказавшись слугой, ты, конечно, никак не мог рассчитывать на мою откровенность, ведь кроме тебя со мной были и Григорий, и Проша, и монах Никанор, и охранники – Борис и Захарий. Ты постарался убрать их всех… да-да, именно ты. Признаю, неплохо было задумано, да и исполнение не подкачало. Ты ведь неплохо плаваешь, Аникей, а когда утонул Борис, притворился неумехой – а ведь это ты намеренно подначил его нырнуть и сломать шею.
– Напраслину возводишь, господине.
– Напраслину? – Раничев усмехнулся. – Что ж, слушай дальше. От Никанора и Проньки ты избавился здесь, в Тане, Григорий Авдеев отстал в Солдайе. Схваченный по ложному обвинению как еретик. Какой же он еретик, Аникей? Совсем не похож, ну, пока разбирались, наш корабль уже уплыл далеко. Остался Захарий – ты пытался выдать его пиратам Зульфагара Нифо как знатного человека, и у тебя получилось… получилось бы, если бы не мое вмешательство, ты ведь не мог предположить, что Зульфагар окажется моим старым знакомым. Но бедняга Захарий все ж таки погиб при атаке мавров.
– Вот тут уж моей вины нет!
– Охотно верю! Зато уже на пути домой ты наконец решил расправиться со мной… Почему-то не захотел ждать… Подговорил доминиканского монаха… а сейчас вот нашел францисканцев… Слушай, а почему перстень?!
– Ты больше ничего не увез из Кастилии, – тихо отозвался Аникей. Смуглое лицо его дышало злобой. – Вам не уйти, все равно не уйти, люди легата расправятся с вами! Как расправились бы и со мной, если б я ничего не добился…
– Люди легата? Так Никита Суевлев, оказывается, вовсе не брянский боярин.
– Я думал, ты догадался раньше, – подросток зло усмехнулся. – Поверь, у легата хватит людей.
– Они знают меня в лицо?
– Не все… Но это тебя не спасет.
– Как знать, как знать… – Раничев тихонько рассмеялся. – А ну-ка, Аникей, сними свой сапог… Нет, не этот, левый… Ты ведь с ним не расставался во время всего пути… С чего бы? Ну, снимай же, или тебе помочь? – Иван положил руку на эфес меча.
Что-то шипя, Аникей стащил с левой ноги сапог и бросил его на пол.
Раничев оглянулся:
– Вскрой подметку, Проша.
– Господине!!!
Иван пригнулся… достаточно быстро, чтобы просвистевший мимо кинжал злобно воткнулся в балку.
– А ну, сесть! – рявкнул Раничев, и литовский шпион пригнул голову… сидел, словно затаившаяся змея. – Ну, что там, почитаем… О, латынь!
«Подателю сего следует помогать во всем, как если б я сам просил. Томазо Селла – великий инквизитор Полонии».
– Ах вот как?! То-то вы разговаривали по-польски… Значит, Суевлев, оказывается, – инквизитор. И чем это язм, грешный, так заинтересовал святую инквизицию? Ты можешь быть со мной откровенным. Аникей, и не надейся на своих покровителей. Ведь пославшие тебя зададут резонный вопрос – о связях Рязанского князя с кастильским королем Генрихом. И тебе совершенно нечего будет рассказать.
– Святую инквизицию интересуешь не ты лично, – после слов Раничева Аникей явно задумался. – Рязанский князь, Хвостин… да и литовцы тоже требуют пригляда. Ты убьешь меня?
– К чему? Это сделают твои покровители. Впрочем, думаю, ты сделаешь все, чтобы к ним не вернуться… Знаешь, я почему-то нисколечко не верю в твой фанатизм.
Аникей лишь усмехнулся.
– Поэтому можешь убираться прямо сейчас, – продолжил Иван.
– Господине, не отпускай его! – встрепенулся Пронька.
– Молчать! – Раничев стукнул кулаком по стол. – Убирайся! Я сказал!
Натянув на ногу истерзанный сапог, шпион подобрал упавшую на пол шапку.
– Постой, – уже на самом пороге придержал его Иван. – А зачем вы хотели снять с меня перстень?
– Хоть какое-то объяснение, – Аникей неожиданно улыбнулся. – В конце концов, это единственное, что ты привез из Кастилии. Значит, за ним и ездил.
– Умен… – сквозь зубы протянул Раничев, слушая, как стучат ступеньки под ногами уходящего шпиона. – Умен…
По крыше все так же неутомимо…
Глава 11
Осень 1405 г. Великое Рязанское княжество. Марево
…колотил дождь.
Не просто дождь, а пополам со снегом. Мерзкая была погода, что и говорить, Иван поплотнее прижался к жене, та застонала во сне, нахмурилась, видно, что-то худое снилось. Да и самому-то боярину не спалось – тревожно было на душе, словно бы ждал-дожидался какой-нибудь гадости. Может, на погоду было так муторно?
Иван поворочался, встал. В свинцовом переплете окна, сквозь прозрачную слюду, заводил мокроснежную карусель ветер. Выл в печных трубах, буранил на раскисших дорогах холодные глубокие лужи. Хорошо, успели отжаться; непогодь навалилась внезапно – ведь вроде только что сияла красно-желтой листвой золотая красавица осень, и вот на тебе – снег, дождь, буранище! Хороший хозяин в такую погоду скотину на улицу не погонит, Иван и не гнал, хоть и осталась еще трава на дальних пастбищах. Хватит и той травы, что есть, слава Богу, изрядно селетось запасли сена.
Накинув на плечи однорядку, Раничев полюбовался на спящую жену – в зеленом свете лампадки она казалось русалкой, незнамо как оказавшейся на широком боярском ложе – и тихонько, стараясь не скрипеть половницами (перебрать бы во следующее лето), вышел. Заглянул к детям; нянька, старушка Настена, встрепенулась было, но Иван махнул рукой – спи, мол. Наклонился над кроватками, поцеловал в лоб, сначала Панфила, потом Мишаню, эко, на пальцах-то у детушек – по-прежнему черные полосы… как раз там, где обычно носят перстни. Ничего, одну половину дела сладили, даст Бог, сладится и другая.
Выйдя из детской горенки, Иван прошел холодные сени и поднялся наверх в светлицу, тоже холодную, чай, без печки – не топилась, чаду не было, на то и светлица. Поежившись – на холоде почему-то лучше думалось – уселся за стол в резное кресло, вытащил из сундучка фотографию неизвестной женщины с надписью «Другу Викентию от Нади», серебряный перстень-печатку с двумя переплетенными змеями. Перстенек-то работы грубой – и надеть стыдно – верно, таскала какая-нибудь приблатненная шелупонь. Ну да, Егоза – кажется, так звали парня… А напарника – судя по фотографии – Викентием. Интересно, как пробрались сюда эти людишки? Ведьма говорила – не закрылась дыра. Это что же, получается, любой может ворваться в прошлое из сорок девятого года? А может, случайно все получилось? Да нет… Раничев вытащил гильзу… Нет, не случайно. Они тщательно готовились, вооружились, выбрали жертвы – чтобы наверняка… Золота, серебра и прочего взяли изрядно. И – Хвостин говорил – недавно объявились снова. Одна банда? Или – несколько? Эх, живьем бы кого захватить, потолковать бы… Хвостин. Надо бы съездить, переговорить с думным дворянином – мало ли, вдвоем чего и придумается, Дмитрий Федорович мужик умный. Когда последний раз и виделись-то? Да недели две назад, когда ездил с докладом после возвращения из чужедальних земель. Коварный иезуит Суевлев – или, как его там? Брат Томазо Села? – какое-то время подвизавшийся при дворе князя Федора Олеговича под видом брянского боярина, сгинул куда-то, пропал – скорее всего, что-то почувствовал и сбежал, гад, неведомо куда. Наверное, в Литву подался. Ну и флаг ему в руки, лишь бы здесь не пакостил.
