– Почему нет? Ты же прекрасно понимаешь, что если «Монлабс» наплюет на это предостережение, то мусорщик придет сюда. И тогда два варианта, которые оба хуже: либо он все почистит, начиная от Хармонта и кончая Антарктидой, либо ООН попробует уничтожить Зону, прихватив для гарантии те близлежащие районы, которые могут быть заражены. Ядерными бомбардировками – для надежности – или, более хирургически, гамма-лазерами с русской орбитальной платформы.
– Почему вернулся именно ты, а не кто-то другой? Вроде тех копий Возняка и Стецко, которые мы видели.
Она встала ближе к нему, наверное, чтобы вопрос не выглядел слишком холодным; духи ее были как всегда – супер, декольте открыто именно так, что взгляд начинает механически оглаживать выпуклости.
– Я же просил, никаких вопросов. Вернулся и всё – может быть, из-за тебя. Устраивает? Но мне сейчас нравится вкус чипсов, а раньше не нравился. И я не помню, как шумит лес перед грозой, как разбивается волна о камень, как трещат полешки в костре. Это меня смущает. А теперь зажмурь глазки и повернись к той стенке. Завтра встречаемся в «Сольянке» и, учти, без фокусов.
Потом погас свет, открылись двери лифта, Вера почувствовала поцелуй на своей шее и услышала: «А это мне по-прежнему нравится, что внушает оптимизм». Двери закрылись, и лифт поехал. Когда свет вернулся – Лауница рядом не было.
Через пять минут Вера сидела в кабинете у Берковски – во втором, институтском; первый был в комплексе «Монлабс». Обстановка помещения явно намекала на викторианскую эпоху, эпоху строгого пуританского величия, обеспечиваемого сотнями миллионов мелких людишек, взирающих из грязи на возвышенный мир джентльменов и леди. Черно-белые, но при этом объемные изображения колониальных диковин, а также рослых джентльменов рядом со смешными маленькими дикарями, что украшали стены, усиливали впечатление. А во времена Ричарда Нунана, первого «посла от корпораций» при МИВК, обстановка тут скорее напоминала дешевый кафетерий, в чем можно было убедиться, глянув на самую маленькую фотку.
Шеф сектора прорывных исследований мял в крепких руках кусок металла с умной кристаллической решеткой: на такой если нажмешь как надо, он вспомнит свою первоначальную форму и вмиг станет девушкой с автоматом или козлом с барабаном. Кофейник в пятый раз напоминал, что пора забрать стаканчик с готовым напитком. Пахло от него хорошо, по-настоящему, но Берковски не торопился.
– Ты уверена, что это был Лауниц-2? – наконец спросил он. Хотя по голосу было заметно, что и сам уверен.
– Я еще не сошла с ума, Зиг.
Он встал со своего кресла, прошел мимо кофейника к бару и плеснул в стакан на два пальца старого доброго скотча «Джей энд Би Резерв».
– Конечно, никто в тебе не сомневается. Но в это время были перебои со светом. Вполне может быть – и я склоняюсь к этой точке зрения, – что кто-то решил принять его облик. Сейчас есть замечательные мимические маски на «родном» коллагене и с наноактуаторами под управлением встроенного мощного процессора. К тому же Лауниц не отличался никакими способностями в хакерской области, здесь же действовал некто, весьма разбирающийся в информационном взломе.
– А мне он говорил, что еще в Висмаре входил в молодежную хакерскую группировку «Черные гусары». Зиг, вы упустили спору, вы ее прошляпили. И ты мне об этом ни полслова. А теперь этот Лауниц-2 входит в тоге посланца Зоны и торжественно молвит о том, что вслед за ним придут другие, пострашнее, и вы все пожалеете. Тот организм, который мы называли мусорщиком, будет чистить за ее пределами. Цель – убрать все следы Посещения. Вполне все логично. Чтобы предотвратить худшее, надо действительно вернуть «лампу».
– Да, да, упустили спору, точнее уже то, что из нее выросло, но зачем производить панику? Ты же не журналистка, тебе за это не платят.
Берковски налил даме мартини в большой бокал. Она не отказалась.
– Может, Зиг, все это и входило в планы большого босса.
– А может, тебе обратиться к психологу, Вера?
– Сам иди к психологу. Как быть с завтрашней встречей – этот Лауниц номер два хочет со мной поговорить.
– Отменяется, мы и без тебя проследим за этим типом, кем бы он ни был. Точнее, мы уже следили за ним от «Кабуки»…
Она резко поставила бокал мартини на письменный стол, расплескав половину.
– Зараза ты, Берковски, значит, ты знал, что он здесь появится, и даже не предупредил.
– Раньше нам важнее было понять, кто это. Знаешь, мы могли бы встретиться с тобой, я и ты, а не ты и он. Только не в этой дурацкой «Сольянке»… например, в «Касабланке».
Он допил скотч и потянулся за сигарой.
– Берковски, мне не платят деньги за то, чтобы я спаривалась с тобой в свободное от работы время.
– Иди сюда, сейчас-то время рабочее, – он скинул с массивного деревянного стола какие-то бумажки и гибкий, словно каучуковый, планшетник.
– А твоя жена в это время будет сосать важную коблуху из Совета по международным отношениям?
– Именно это меня и вдохновляет.
Недолгий полет
«Какая дрянь этот Берковски», – подумала Вера, вернувшись домой; поскорее раздеться и в душ. Но где-то шевелилась и предательская мысль: ничего лучшего, чем Берковски, у нее нет.
Хармонт – худший из городов худшего из миров. Здесь в три раза больше карликов, гигантов, олигофренов, чем в среднем по стране, которая и так занимает первое место в мировом хит-параде по всем этим показателям. Здесь средний вес на десять процентов выше, чем в среднем по стране, страдающей ожирением, и почти сравнялся с рекордом какого-то островка в Тихом океане, где «Монсанто» проводит долговременный эксперимент, бесплатно выдавая по два кило клонированной свинины на рыло населения в день. «Монсанто» с «Монлабс» привыкли делать деньги на «чудесах», которые легко впарить там, где народ достаточно жаден, беден и считает, что «достоин лучшего» – то есть почти везде. А особенно в Хармонте. Настроение подогреет и купленная пресса, станет пи́сать от восторга при виде очередного «волшебного горшочка».
Будь свободным, будь таким, какой ты есть (то есть тупым и жадным), скушай «Суперчипс». И ты сможешь изменить цвет своей мочи на любой желаемый.
Отпор может дать только какая-нибудь уважающая себя монархия Персидского залива или Моллукского пролива, где король или султан способен сказать: «Нет, мои подданные не будут мутировать и превращаться в серую слизь».
Институт изображает из себя «мировую науку», хотя давно является лишь подтиркой у «Монсанто», ООН притворяется, что контролирует Контакт С Инопланетной Цивилизацией, сталкеры с помощью трехдневной щетины делают вид, что они не наемники, а вольные изыскатели. Хотя в случае «волевания» им, в лучшем случае, под зад ногой, а в обычном случае – очень быстрый и немилосердный капец.
У нее нет ничего лучше Берковски и «Монлабс». Однако это просто машина по тотальному деланию денег из чего угодно, а он лишь винтик в ней. В этой корпорации даже нет коллективистского духа, как например в «Самсунге», зато тьма менеджеров, чье выживание зависит от «факторов прибыльности». Все личностные отношения – это только выдаивание полезной информации с последующей подставой. В Хармонте точно так же, здесь нет любви – только трах по самой низкой цене. Последний, кто пытался изображать любовь и дружбу, был Загряжский. Или, может, и не изображал, а по-настоящему. Дурак…
Она была резко против того, чтобы после смерти Загряжского мемограмму его памяти пересаживали какому-то Лауницу.
И этот алкаш-онанист, заурядный неудачник без принципов, который все хочет, но ничего не имеет, вдруг возомнил себя Загряжским, стал играть в благородство, поверил в любовь и дружбу.
Этот Лауниц номер 2 принялся искать ее, потому что и первый Лауниц непременно бы стал. Видимо, того же хотела и Зона. Но почему он не пришел сюда, домой? А вместо этого заявился к ней на работу… о чем Берковски знал заранее.
Она представила весь его маршрут, начиная с того, как он вышел из «Кабуки». И все же, кое-что из того, что он проделал, было совсем непохоже на того Лауница, который был до Зоны. Значит, эта зеленая дрянь, которая там гнездится, смогла скопировать его, но не смогла понять…
В это время Лауниц шел по Центральному проспекту и снова пытался вспомнить, как оказался в городе. После «холодильника», того что на Кухне, какой-то провал. Где он был потом? Что за заточение, почему он не помнит ни одной бандитской рожи, а только каких-то людей в белых комбинезонах. Как выбрался оттуда? Отчего ему хочется вещать от имени Зоны?
Почему он чувствует, когда попадает в сектор наблюдения емкостного датчика, отчего вдруг, несмотря на облака, видит пучки солнечных лучей? Отчего он знает, что сейчас над головой пронесется беспилотник – за полминуты до того, как это должно было произойти… Так, довольно размышлений; он юркнул в подворотню брошенного жильцами дома. Раньше дроны вроде никогда не летали над городом, только по периметру Зоны. А может, он их раньше не замечал?
