— Господи! О чем только думала тетя Джоанна? — воскликнула она в ужасе от низкого выреза, оставлявшего ее грудь почти открытой. Ткань едва прикрывала соски. Сзади пеньюар оказался не лучше: голой оставалась вся спина — почти до талии. — Я не могу надеть это.
— Вы потрясающе выглядите, ваша светлость, — заверила ее Кэти.
— Может быть, с халатом будет лучше? — пробормотала Элизабет.
Но лучше не стало. Халат представлял собой два длинных рукава и спинку из нескольких ярдов материи, спускавшуюся до пола. По краям он был обшит кремовыми кружевами, которые не только не скрывали, но подчеркивали обнаженность ее тела.
— Никогда не видела ничего подобного, — ахнула Элизабет, стягивая вместе полы халата, пытаясь прикрыться. Тщетно. — Что же мне делать? И самое главное — что скажет мой муж?
— Мне почему-то кажется, что его светлость будет доволен, — сказала Кэти.
Его светлость действительно был доволен, когда открыл дверь на ее тихий стук. Остин почувствовал, что лишился способности дышать.
Перед ним в бледно-голубом шелке стояло видение. Видение с каштановыми волосами и белой кожей, обольстительно светившейся сквозь ткань, почти не скрывавшую ее тела. Он перевел взгляд с ее раскрасневшегося лица на смелое декольте и линии ее фигуры, четко обрисованные тонким пеньюаром. И тотчас же его тело напряглось.
— Ты выглядишь восхитительно, — тихо произнес он, поднося к губам ее руку.
Элизабет нерешительно сказала:
— Я чувствую себя довольно… раздетой. Не могу представить, о чем думала тетушка, делая мне такой подарок.
Остин с трудом удержался от смеха и повел ее в свою просторную спальню. Он хорошо знал, о чем думала леди Пенброук, и мысленно благодарил ее.
— Великолепно, — заверил он.
— Значит, герцог доволен?
— Герцог очень доволен.
— Тогда, полагаю, я делаю все так, как должна делать герцогиня.
— Вот видишь! Я говорил тебе, что это просто. — Он указал на небольшой столик у камина, красиво накрытый. — Ты голодна?
— Нет.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет.
— Волнуешься?
— Н-н… — Виноватая улыбка появилась на ее губах. — Да. Но я так старалась, чтобы это не было заметно.
— Боюсь, тебя выдают твои выразительные глаза. А также алый румянец на щеках и сжатые пальцы.
Она взглянула на свои руки и разжала пальцы.
— Элизабет, ты знаешь, что должно произойти между нами? — спросил он, проводя кончиком пальца по ее нежной щеке.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— О да, — сказала она, удивив его своим спокойным тоном. — Я хорошо знакома с трудами по разведению животных и с анатомией человека.
— Я… понимаю.
Приблизившись к ней, он осторожно положил руки на ее плечи.
— Так вот, если тебе будет от этого легче, знай: я тоже волнуюсь.
Она широко раскрыла глаза:
— Ты хочешь сказать, что тоже никогда раньше этого не делал?
Он подавил смех.
— Нет, я не это хотел сказать.
— Моя тревога вызвана тем, что мне предстоит испытать что-то неизвестное. Если для тебя это не так, то почему ты волнуешься?
«Потому что я хочу, чтобы эта ночь стала для тебя истинным наслаждением. Во всем. Я никогда не думал, что для меня будет так важно, чтобы ты испытала удовольствие».
Остина несколько беспокоило, что он имеет дело е девственницей. Он всегда как чумы боялся девственниц, а вот теперь столкнулся с тяжелой проблемой: как лишить девственности собственную жену.
— Когда люди впервые познают друг друга, они испытывают некоторые сложности, — сказал он. — Я не хочу причинить тебе боль.
— А я не хочу разочаровать тебя.
Он посмотрел на нее. Такое маловероятно. Она была такой красивой и невероятно нежной. И такой невинной. И трогательной. А ее вид был так соблазнителен. Остин посмотрел на смелый вырез ее пеньюара и увидел выглядывавшие из него розовые соски. И его возбуждение достигло такого предела, что потребовалась вся его сила воли, чтобы не застонать вслух.
Она беспокойно пошевелилась в его руках.
— Ты хмуришься. Что-то тебя беспокоит? Я буду рада выслушать тебя и разделить с тобой твои трудности.
— Ты и вправду хотела бы?
— Конечно. Долг жены — избавлять мужа от неудобств, не так ли?
Боже всемогущий, да он ждет не дождется, когда она избавит его от неудобства!
— В таком случае я скажу тебе, о чем я думаю. И покажу.
Он тихонько привлек ее к себе. Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него.
— Сначала, — начал он, — мне бы хотелось, чтобы ты распустила волосы.
Протянув руку, Остин вынул инкрустированный жемчугом гребень, скреплявший ее волосы. Масса длинных мягких прядей накрыла его руки и заструилась по ее спине к бедрам. Он взял в ладони шелковистые локоны и поднес их к лицу.
— У тебя необыкновенные волосы, — прошептал он, вдыхая цветочный аромат каштановых волос. — Когда я впервые увидел тебя, мне захотелось коснуться их… перебирать пальцами.
Элизабет не шевелясь смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— И еще я думал, какой нежной должна быть твоя кожа, — продолжал он, касаясь пальцами ее щеки, шеи и маленькой ямочки на ключице.
Она тихо вздохнула, когда его пальцы скользнули вниз и коснулись ее почти обнаженной груди. Положив руки ей на плечи, он осторожно спустил халат с ее безвольно опущенных рук, и тот волнами собрался у ее ног. Остин не мог найти слов и не мог оторвать от нее взгляда — от ее необычной красоты и глаз, в которых разгоралось пламя желания.
— О чем ты сейчас думаешь? — прерывистым шепотом спросила она.
— Я бы предпочел показать тебе.
Остин взял в ладони ее лицо, чувствуя, как беспокойно бьется на шее пульс — почти так же часто, как и его собственный. Он наклонил голову и поцеловал ее: сначала нежно, а затем с нарастающей страстью требовательно прижался к ее губам. Когда Элизабет поняла его желание, она сама разжала губы и коснулась его языком. Он не сдержал стона и прижал ее к себе, гладя спину, не прикрытую пеньюаром.
Его руки скользнули вниз, он обхватил ладонями ее округлые ягодицы и поднял ее, прижимая к своим бедрам. Она попыталась поглубже вдохнуть, но из горла вырвался хриплый стон, когда она ощутила это прикосновение.
— Боже, как хорошо! — прошептал он ей на ухо. Она дрожала в его руках едва заметной дрожью наслаждения, которое пронизывало ее всю, до кончиков пальцев. — Чертовски хорошо.
Он удержался от искушения и, убрав руки с ее ягодиц, стал изучающе гладить ее тело, пока в его ладонях не оказались ее нежные груди. Она выдохнула его имя, когда он стал медленно обводить пальцем ее прикрытые легким шелком соски.
Ее груди заполнили его ладони. Он нежно ласкал острые от возбуждения соски, не переставая следить за ее лицом. Он проник под ткань и дотронулся до ее нежной кожи — ее щеки залил румянец, глаза закрылись.
