— Значит, так, — заговорил Колльер, изгнав из интонаций все эмоции. — Люцифер стал предсказывать смерти с меньшей точностью. Они хотят как-то выправить положение, и Боукер решил, что ты можешь помочь. Они хотят, чтобы ты соблазнила Люцифера… В противном случае…
Она не замедлила и не ускорила шага, и на ее лице Стив заметил только легкую сосредоточенность.
— Это может плохо кончиться, — сказала она.
— Еще бы, — срывающимся голосом отозвался Стив. — Ведь именно из-за женщины и начался этот его бред, когда он вообразил себя Царем Тьмы. Ты об этом знаешь?
— Да. Боукер говорил… Но я не про то. Тут все дело в Сеффе. Если он поймет, что я стала оказывать на Люцифера слишком большое влияние, он не постоит перед тем, чтобы уничтожить меня. — Помолчав, она добавила: — Но все-таки попробую…
— Горизонтальный гавот с Люцифером, — мрачно процедил Стив.
Она остановилась, обернулась и, не выказав нетерпения, сказала:
— Не надо драматизировать. В таком месте выжить лишний день уже неплохо. Поверь мне, я платила и цену повыше.
— Ну что ж, — фыркнул Колльер, выведенный из себя тем спокойствием, с которым она приняла эту новость. — Желаю приятно провести время.
Модести ничего не сказала, но только посмотрела на него с улыбкой, в которой было сочетание кротости и недовольства. Колльер опустил глаза.
— Прости, — сказал он. — Я мерзавец. Ревнивый мерзавец.
— Что есть, то есть, — согласилась она. — Но кто ты еще, Стив?
— Не понял.
— Ну, ты не металлург, это мы установили. Да и парапсихология не твое основное занятие.
— Нет, нет. — Колльер сумел выдавить из себя улыбку. — Я вообще-то математик. Я преподавал, а лет пять назад написал и опубликовал школьный учебник. Мне повезло. Его стали использовать во многих школах, и на гонорары от переизданий я получил неплохой доход: шесть-семь тысяч в год. Поэтому я бросил преподавать и занялся своим хобби.
— Парапсихологией?
— Да, — кивнул он. — Я подошел со стороны статистики, потом двинулся дальше. Вроде бы у меня получалось неплохо. Я не только ревнивый мерзавец, но и весьма скептически настроенный мерзавец. Иначе нельзя, если хочешь как-то разобраться с экстрасенсорными явлениями.
— Теперь ты стал в этой области авторитетом?
— Вроде бы да. Я широко известен в узких кругах.
— Но почему ты представляешься металлургом?
На лице Стива появилось подобие усмешки.
— Попробуй сказать, что ты занимаешься парапсихологией, и от тебя не отстанут. У любого есть друг, который видел привидение. Причем в шестидесяти трех с половиной процентах случаев это была чья-то тетушка. Ну а если сказать, что ты металлург, тебе не будут докучать никакими вопросами. Этот предмет никого не волнует.
— Разве что Вилли Гарвина.
— Да, Гарвина с его чертовым бериллием. — Он осекся. — Слушай, о чем это мы толкуем?
— О том о сем. О былых временах. Настоящий момент мы вроде бы уже обсудили.
— Вроде бы.
— Эй! — раздался оклик. Они оглянулись. У дома виднелась коренастая фигура Джека Уиша. — Эй! — снова крикнул он. — Идите сюда.
— Ну что ж, пошли, — сказала Модести, коснувшись рукой плеча Стива, и они повернули к дому. Там в нескольких окнах уже горел свет. В доме имелись резервные аккумуляторы, но основное электропитание поступало из маленького генератора, установленного на южном склоне горы на бурной речушке, стремительно несшей свои воды к морю. Из нее же поступала и вода в резервуар на крыше.
Джек Уиш вошел в дом, оставив открытой тяжелую дверь.
У двери стоял охранник-моро с винтовкой «гаранда» через плечо. На плоской крыше маячила еще одна фигура.
Это был Сефф. Он следил за ними, не спуская глаз, сунув пуку в карман черного пиджака.
— Насчет Люцифера, — заговорила Модести, — это начнется сегодня?
— Да, — кивнул Стив и, тут же подавив всплеск воображения, перевел мысли на зарешеченное окно своей комнаты. Прутья были толщиной в три дюйма. Насколько глубоко они входили в пазы? Если бы найти какой-то инструмент… — Да, — сказал он. — Сегодня.
Глава 15
— Играть придется с листа, — сказал Боукер. Он явно нервничал. — Не знаю, как он отнесется к этому, но Бога ради, не действуйте прямолинейно.
— Он сейчас спит? — коротко спросила Модести.
— Не исключено. — Боукер остановился у двери комнаты Люцифера и негромко постучал. Ответа не последовало. — Похоже, спит, — пробормотал Боукер и наклонился, чтобы отодвинуть засов.
— Вы и его запираете?
— Да, он к этому привык в психбольнице. Он уверен, что запирает дверь своей властью.
— А если он вдруг захочет выйти?
— Не захочет. Но даже если он вдруг попробует открыть дверь, а она не откроется, он убедит себя, что просто проверяет, надежно ли она заперта. Люцифер всему находит рациональное объяснение. — Боукер нагнулся и отодвинул второй засов. — Мне не зайти на несколько минут, чтобы как-то его успокоить?
— Нет.
Боукер пожал плечами и тихо отворил дверь. Модести увидела большую комнату с дорогой мебелью и двуспальной кроватью, возле которой тускло горел ночник под красным абажуром. На кровати на спине лежал в черных трусах Люцифер. Он спал.
Дверь бесшумно закрылась. Модести немного подождала потом попробовала открыть ее. У нее ничего не вышло, так как Боукер снова задвинул засовы. Она этого вполне ожидала, хотя и почувствовала легкое неудовольствие. Она все-таки лелеяла слабую надежду пробраться к Стиву и постараться удалить эти проклятые капсулы.
Она сняла сандалии и двинулась к кровати, тихо шурша своим желтым чонсамом. Когда она взглянула на бронзовый торс и молодое лицо спящего, то испытала очередной шок. Люцифер весь был в напряжении. Модести чувствовала это по тому, как напряглись сухожилия на руках и плечах. На лице застыла маска благородной боли и печали. Наклонившись чуть ниже, она заметила следы влаги под закрытыми веками.
Там, в преисподней, Люцифер проносился над огненными безднами, где мучились души осужденных. Обычно он испытывал радость оттого, что продолжал нести бремя, возложенное на него в качестве кары за попытку восстания на небесах. Но иногда это бремя страшно тяготило его, иногда он не мог подавить в себе жалость к тем, кого он был принужден держать в вечном плену. Их агония передавалась ему, и Люцифер, Князь Тьмы, оплакивал их судьбу.
Но теперь что-то повлекло его ввысь, прочь от адского пламени. Он поднимался в верхние сферы своего царства, и его тянула какая-то рука.
Люцифер принял свою земную оболочку, сбросив мохнатую шкуру, клыки и рога. Он открыл глаза.
На краю кровати сидела Модести Блейз, держала его за руку и смотрела на него. На какое-то мгновение он испытал то, что простые смертные могли бы назвать удивлением и испугом, но потом он вспомнил, что сам пожелал видеть ее, и она послушно явилась по его велению. На Модести было то самое желтое платье, которое ему нравилось больше всего, и она была, без сомнения, самой красивой из всех его подданных.
— Ты посылал за мной, Люцифер, — сказала она, и он уловил в ее голосе дрожащие нотки.
— Да, но тебе нечего бояться…
— Это не так-то просто. Я ведь не вхожу в число твоих приближенных. Я простая смертная…
— Да, это так, — сказал Люцифер, сжимая ее руку. — Но я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Модести.
Ему было приятно, что ее рука чуть расслабилась и лицо обрело спокойствие. Модести сказала:
— Ты повелел мне явиться, потому что прочитал мои мысли, о Люцифер, понял, что мне хочется быть с тобой.
— Да, но ты должна сама сказать мне, почему ты хотела меня видеть, — отозвался Люцифер, не спуская с нее глаз.
— Ты все прекрасно знаешь… Я хотела тебя попросить…
— Проси.
— Но ты же сам все знаешь, о Люцифер!
На какое-то мгновение его взгляд сделался пустым, затем он кротко улыбнулся.
— Верно. Но ты должна выразить это словами, Модести, в знак того, что больше не боишься…
Модести снова напряглась, по ее телу пробежала дрожь, словно она боролась сама с собой.
— Я не могу не бояться. Я могу попросить тебя, только если буду думать о тебе как о мужчине, а не как о Люцифере. О том, кто иногда плавает со мной, играет на берегу, говорит о самых обычных вещах.
— Думай обо мне как о таком человеке. Я не стану сердиться.
Модести молчала, потупив взор. Пока все шло хорошо. Люцифер спокойно воспринял ее появление у него в спальне. Более того, когда он только увидел ее, в его глазах засветилась радость. И пока они говорили, он смотрел то на ее лицо, то на ее формы под легким шелком. Его голод лишь дремал, готовый пробудиться, но стоило ей проявить излишний напор, и тогда последствия могут оказаться непредсказуемыми.
Модести без труда справлялась со своей ролью. Его невинность позволяла обходиться без тонких нюансов. Но слова приходилось выбирать тщательно. Она делала осторожный шаг, готовая двинуться дальше или отступить обратно.
