В ушах Кена и его жены были маленькие наушники приемников радиоперехвата, изготовленные специалистами OTS. Приемники были спрятаны в специальные чехлы под мышками и настроены на 103,25 МГц, главную частоту радиосвязи НН. Кен также использовал второй, сканирующий радиоприемник на шесть каналов, который мог уловить «в ближней зоне» радиопереговоры подразделений милиции и сотрудников вездесущего Седьмого управления КГБ{217}.
Индуктивные антенны, сделанные в виде петли вокруг шеи и зашитые в мягкую ткань, скрытую под одеждой, передавали сигналы от радиоприемников к наушникам. Эти покрытые латексом крохотные наушники, сделанные специалистами OTS, повторяли естественные контуры ушей, и по цвету соответствовали оттенкам кожи Кена и Шэрон.
Каждый старался услышать важные слова «двадцать один», которые на языке радиопереговоров НН КГБ означали: «Объект находится под моим наблюдением». Если же никаких радиопереговоров или щелчков микрофонов, которые могли также принадлежать сотрудникам НН{218}, слышно не было, то Кен с некоторой долей вероятности мог сделать вывод, что в этот день наблюдение его проигнорировало{219}.
По дороге к парку супруги не могли обсуждать планы и наличие слежки. Кен вспоминал: «Мы мало говорили, двигаясь по проверочным маршрутам, особенно, когда наши дети были с нами, потому что никогда не знаешь, что твои дети могут повторить за тобой или кого из родителей они начнут копировать». И потому Кен и Шэрон должны были принять происходящее как данность.
Кен совершил несколько автомобильных маневров, специально разработанных для обнаружения слежки. В отличие от приключенческих кинофильмов, где герой убегает от наблюдения с помощью захватывающих трюков, настоящий уход от слежки был и более сложным, и более прозаическим. Он не разворачивался через двойную сплошную и не делал опасных, неожиданных поворотов, чтобы уйти от преследования. Его манера вести машину должна была строго соответствовать статусу главы семейства, который везет семью на пикник. Любая бригада НН, которая конспиративно наблюдала бы за ними, увидела бы, что Кен движется более или менее по прямому маршруту к парку с обычной скоростью.
Один раз Кен все-таки резко остановился на дороге, выхватил ребенка с заднего сидения и помчался в кусты «по нужде». Затем Кен «по ошибке» пропустил нужный поворот, развернулся и поехал назад, чтобы свернуть на другую дорогу. Он как бы заблудился. Если бы бригада НН следовала за ними, Кен и Шэрон, выполняя эти, казалось бы, обычные маневры, наверняка бы заметили ее.
В ЦРУ хорошо изучили особенности работы Седьмого управления КГБ. Было известно, что для слежки использовалась советская «Волга», напоминавшая европейский Volvo средних размеров, а также более компактные «жигули» – советская версия итальянского Fiat-24. Поскольку только в КГБ имелись автоматические мойки, их автомобили, как правило, были чистыми по сравнению с другими транспортными средствами на московских улицах. Кроме этого, автомашины КГБ могли похвастаться роскошными дворниками на ветровом стекле, столь редкими среди автомобилей обычных москвичей, у которых часто крали дворники, если автомобили были припаркованы и оставлены без присмотра.
Проверочный маршрут продолжался более часа, и за это время Кен, используя разнообразные остановки и повороты, убедился, что за ним не наблюдают.
Наконец-то уверенный в отсутствии слежки, Кен повернул на стоянку около большого парка, уже давно выбранного для пикника. Кен сознательно избегал мест, популярных среди американцев, где НН уже могло наблюдать за другим объектом. Если он все-таки не был сегодня под наблюдением, то попадать под слежку из-за другого соотечественника ему совсем не хотелось. Семейство углубилось в парк на пару сотен метров, где на краю рощи Шэрон расстелила одеяла. Кен и Шэрон осматривались и слушали радиоэфир для выявления наблюдения, потом Кен заглянул в прилегающий к месту пикника лес. Все его перемещения были спланированы так, чтобы вынудить любых наблюдателей выдать свое присутствие.
Следующие полчаса семья наслаждалась завтраком и наблюдала за происходящим вокруг. Затем Кен надел свой любимый рюкзак, кивнул Шэрон и скользнул в лес. Этот жест сказал ей, что, если он не вернется к определенному сроку, то она должна усадить детей в автомобиль и отправиться домой. А дома, используя заранее условленный сигнал, Шэрон должна была известить резидента о том, что Кен не вернулся к намеченному сроку и, вероятно, у него неприятности. Резидент немедленно принял бы меры, чтобы минимизировать последствия для других оперативных мероприятий и подготовить американского посла к неизбежному дипломатическому протесту со стороны советских властей по поводу «очередного американского шпиона, который пытался разрушить мирные отношения между Америкой и Советским Союзом».
Покинув свое семейство, Кен продолжил выявлять слежку. Ему была необходима полная уверенность в том, что все «чисто», перед переодеванием в обычного москвича{220}. Кен хорошо знал, что Седьмое управление КГБ не всегда задерживало или арестовывало подозрительных офицеров разведки ЦРУ во время операций, а часто продолжало наблюдение за ними в надежде на то, что слежка приведет к агенту или к тайнику. Даже в таких случаях НН давало возможность объекту спокойно продолжать движение, как будто ничего и не произошло{221}.
Именно так случилось с Пеньковским в конце 1961 г. Сотрудники Седьмого управления КГБ вначале определили мужчину, подозреваемого в получении материалов внутри подъезда на одной из оживленных улиц Москвы. Это было во время посещения московских магазинов Джанет Чизхолм, жены офицера британской разведки MИ-6 Родерика Чизхолма. Вместо того, чтобы ее арестовать, КГБ активизировал наблюдение и несколько дней спустя в сквере снова зафиксировал того же мужчину во время обмена информацией. За этим объектом было организовано тщательное наблюдение, и позже было установлено, что это полковник ГРУ Олег Пеньковский.
Именно шпионы или агенты, а вовсе не штатные сотрудники разведки, как правило, были конечной целью слежки{222}. Однако, как только контрразведка КГБ устанавливала агента, мог последовать арест иностранного офицера разведки во время операции. Когда КГБ арестовал американку Марту Петерсон на Краснолужском мосту в 1977 г., агент TRIGON, для которого она закладывала тайник, был уже мертв, и ее задержание повлекло за собой негативную международную реакцию в отношении Соединенных Штатов и, конечно же, расстроило планы работы ЦРУ в СССР.
Кен шел по парку и раздумывал, отправляться к люку или нет – вокруг было слишком много людей. Советские граждане любили московские парки, и в этот весенний день, когда на земле еще лежал снег, но было уже тепло, в парке было много посетителей. Кен знал, что толпу можно было использовать в своих интересах, смешавшись с ней, но среди множества посетителей также могли работать наблюдатели и осведомители КГБ.
Также опасно было слишком близко приближаться к людям, которые проходили мимо Кена. Сотрудники НН старались подражать обычным москвичам, и потому обычных посетителей парка можно было легко принять за сотрудников КГБ. Старик в полотняной шляпе, медленно бредущий, опираясь на палку, молодая пара, гулявшая, взявшись за руки, мать с детьми, вышедшая на несколько часов из своей маленькой квартиры, или тучная женщина средних лет с традиционными полиэтиленовыми пакетами в руках – любой из них мог оказаться сотрудником Седьмого управления{223}. Но в это время дня они могли быть только теми, кем они казались – москвичами, наслаждающимися весенним днем на открытом воздухе.
Кен хорошо знал об особом неврозе оперативника. Офицеры разведки называли этот психологический эффект «видимые призраки повсюду», и он был одной из неприятных сторон оперативной деятельности, связанной с постоянной опасностью. Что больше всего досаждало, так это постоянная неуверенность в том, угрожает ли опасность в тот или иной конкретный момент. Наличие деталей, указывающих на наблюдение, или передачи по радиоприемнику дало бы гораздо больше уверенности для дальнейших действий, но если не видно и не слышно никаких признаков наблюдения, ты не можешь чувствовать себя спокойно. Ведь это может означать и то, что наблюдения действительно нет, и то, что Кен просто не может его обнаружить. Существовала и вероятность реализации худшего сценария из возможных: КГБ уже знает о конечной цели офицера ЦРУ, сидит и ждет его в засаде.
Кен подбадривал себя тем, что часть этой особо секретной операции уже была успешна проведена с использованием методов, которые он собирался применить сейчас. В конце концов, у него уже были свой опыт и знания, которые можно было сейчас задействовать, даже без радиоперехвата слежки. Когда все маневры и проверочные маршруты, которые заранее составлены, изучены, а затем строго выполнены на этапах операции, НН рано или поздно удастся обнаружить. Но в конечном счете Кен все же действовал сообразно своим чувствам и отработанным оперативным приемам. Даже если его автомобильный и пеший проверочные маршруты не выявили слежки, Кен, как и любой другой оперативный офицер, мог прервать операцию, следуя своему «шестому чувству».
