Узнав о гибели верного подданного, расстроились императоры.
— Вот что значит слушаться изменников!
Выполняя просьбу Ли Жо-шуя, Хамичи приказал воинам похоронить самоубийцу со всеми почестями, а сам продолжал путь.
Но Ли Жо-шуй всю дорогу донимал его вопросами:
— Сколько нам еще ехать?
— Уже немного. Господин Ли, прошу вас, когда приедем, будьте осторожны с нашим старым повелителем. У него крутой нрав, он не терпит, когда ему возражают.
— Мне до этого дела нет! Я еду на смерть! — отрезал Ли Жо-шуй.
Добрались до Хуанлунфу. Жители города высыпали из домов, чтобы поглядеть на пленных императоров.
У ворот дворца процессия остановилась, и Хамичи послал чиновника доложить старому правителю о своем прибытии.
— Пусть войдет, — приказал Агуда.
Хамичи вошел в зал, приветствовал повелителя, рассказал ему, как проходил поход на Срединную равнину, и под конец спросил:
— Государь, прикажете ввести сунских императоров, чтобы они выслушали вашу волю?
— А где сейчас мой четвертый сын? — спросил старый правитель.
— Хотя Срединное царство осталось без императоров, но войска в провинциях еще не покорились, и поэтому вашему сыну пришлось немного задержаться. Будущей весной он окончательно завоюет Сунскую империю, и вы сможете вступить на императорский трон.
Агуда приказал устроить пир в честь прибытия военного наставника и привести пленных.
Скоро Хуэй-цзун и Цинь-цзун предстали перед старым правителем, они приветствовали его, но на колени не опустились.
— Вы теперь мои пленники! — грозно сказал Агуда. — На колени! Вы погубили немало моих воинов и военачальников и теперь за это поплатитесь! Пусть раскалят пол в Серебряном зале! — крикнул он приближенным. — А на этих наденьте лохмотья, привесьте сзади по собачьему хвосту, на пояс — бубенцы, на голову напяльте колпаки. Руки свяжите за спиной и снимите с них туфли.
Вскоре земляной пол в Серебряном зале раскалился чуть не докрасна, и стражники втолкнули на него императоров. От невыносимой боли несчастные не могли стоять на месте и забегали по раскаленной земле. Зазвенели бубенцы. Агуда смотрел на них и смеялся.
Так расплачивались императоры за то, что доверялись предателям и изгоняли людей честных и верных!
Глумление над сынами Неба вызвало бурю гнева в груди Ли Жо-шуя. Он вбежал в зал и поднял обоих с раскаленного пола.
— Кто это? — с удивлением спросил Агуда у военного наставника.
— Сунский подданный Ли Жо-шуй, человек величайшей честности, — отвечал Хамичи. — Ваш четвертый сын очень им дорожит, велел мне хорошенько за ним следить, чтобы он чего не натворил и чтоб его не казнили. Проявите милость, государь! Если вы убьете Ли Жо-шуя, ваш сын потом спросит с меня!
— Хорошо, не буду его трогать, — смилостивился Агуда.
Между тем Ли Жо-шуй не унимался. Он подбежал к Агуде и, тыча в него пальцем, закричал:
— Варвар вонючий, ты не знаешь законов! Так опозорить сыновей Неба! Погоди, придут наши войска, сровняют с землей ваш Хуанлунфу и истребят вас всех до единого!
Ли Жо-шуй бранился все яростнее. Агуда наконец потерял терпение и позвал телохранителей.
— Отрежьте ему палец!
Телохранители тут же исполнили приказание. Но Ли Жо-шуй стал тыкать другим пальцем.
— Варвар! За кого ты меня принимаешь? Можешь резать мне все пальцы, все равно я буду тебя проклинать!
— Отрежьте второй палец! — приказал Агуда.
Так повторялось несколько раз, пока на левой руке Ли Жо-шуя не осталось ни одного пальца. Но он стал тыкать пальцем правой руки и все-таки продолжал браниться. Агуда потерял терпение и приказал отрезать пальцы и на второй руке.
Но Ли Жо-шуй не умолкал.
— Отрежьте ему язык! — распорядился Агуда.
Язык отрезали, изо рта текла кровь, а Ли Жо-шуй продолжал бегать и выкрикивать ругательства. Только теперь он не мог отчетливо выговаривать слова — изо рта его вырывались невнятные звуки.
— Потеха! — смеялись цзиньские сановники, попивая вино.
Но тут случилось нечто неожиданное — Ли Жо-шуй подскочил к Агуде, навалился на него и зубами вцепился в ухо. Сановники набросились на Ли Жо-шуя, пытаясь оттащить его прочь, и ухо старого правителя оторвалось. Подскочили вооруженные стражники и изрубили Ли Жо-шуя мечами.
Поистине:
Растерзан благородный муж.Он пал, чжурчжэней обличая.
И ни конца, ни края нетВеликой скорби и печали!
Презрев высокие чины,Он долг и веру не нарушил, —
Потомки будут свято чтитьЕго возвышенную душу!
* * *
Пусть погиб высокой чести муж, —До конца остался долгу верен,
Сколь постыдно поступили с нимЭти полулюди-полузвери!
На звезде Цивэй[65] взлетел геройИ нашел на небесах забвенье,
Но его нетленный дух живет,Вдохновляя сунов на сраженья.
Пока сановники выражали сочувствие Агуде, военный наставник приказал подобрать останки Ли Жо-шуя и тайно похоронить.
Когда лекарь смазал старому правителю рану целебной мазью, Агуда отдал повеление:
— Отправить Хуэй-цзуна и Цинь-цзуна в Угочэн и посадить в яму! Пусть не видят ничего, кроме клочка неба над головой!
Прошло двадцать дней. Огромная армия чжурчжэней возвратилась на родину, и Учжу предстал перед старым правителем:
— Государь, первый поход на Срединную равнину закончен успешно. Наше войско без труда сокрушало врагов!
Агуда рассказал сыну, как Ли Жо-шуй откусил ему ухо. Взволнованный Учжу просил у отца прощения.
Затем Агуда разослал чиновников во все концы своего государства собирать войска для второго похода на Срединную равнину. Но об этом речь пойдет ниже.
А сейчас расскажем о Цуй Сяо, который командовал войсками на заставе Яньмыньгуань в округе Дайчжоу и попал в плен к чжурчжэням. Он провел у них почти восемнадцать лет. В плену ему жилось сносно, так как он умел лечить коней, ладил с воинами и военачальниками чжурчжэней, и ему разрешали беспрепятственно ходить по их лагерям.
Когда Цуй Сяо узнал, что сунских императоров посадили в яму в Угочэне, он украдкой раздобыл две овечьи шубы, насушил с десяток цзиней бараньего и воловьего мяса, запасся несколькими кожаными ремнями и отправился в Угочэн. Тамошним стражникам он сказал:
— Я слышал, что здесь томятся в заточении мои бывшие повелители. Если у вас есть хоть капля человеческих чувств, позвольте мне с ними повидаться!
— Другому мы не разрешили бы, но тебя, так и быть, пустим, потому что ты нам всегда помогаешь! — сказали стражники. — Только поскорее возвращайся!
— Я мигом! — пообещал Цуй Сяо.
Стражники открыли ворота и впустили Цуй Сяо. Он шел и громко звал:
— Государи, где вы? Государи, где вы?
Никто не отзывался. «Тут столько ям! Где же искать?» — горевал Цуй Сяо. От долгой ходьбы у старика заныла поясница. Он присел отдохнуть и задремал. Вдруг до него донеслось:
— Сын мой!
— Я здесь, батюшка… — последовал ответ.
— Ага! Они здесь! — обрадовался Цуй Сяо и опять позвал: — Государи! Я ваш подданный Цуй Сяо, когда-то командовал войсками на заставе Яньмыньгуань. Мне нечего вам преподнести, возьмите хоть две шубы и немного сушеного мяса!
Цуй Сяо завернул провизию в шубы и на ремнях спустил в яму.
— Спасибо, что не забыл нас! — воскликнули растроганные императоры.
— У вас кто-нибудь остался на Срединной равнине? — спрашивал Цуй Сяо.
— Никого не осталось! Изменник Чжан Бан-чан уговорил нас отослать Чжао-вана заложником в цзиньский лагерь, а Чжао-ван сорвался с коня и убился. Был еще Кан-ван, но и его забрали…
— Государи, напишите указ. Если Кан-ван здесь и мне удастся его увидеть, я передам ему вашу волю и уговорю его бежать на родину. Он непременно поднимет войска и спасет вас.
— На чем писать? У нас ведь нет ни бумаги, ни кисти.
— Я заслуживаю смертной казни за худой совет, но, государи, вы можете написать указ кровью!
Едва услышав эти слова, оба императора горько разрыдались. Но другого выхода не было. Один оторвал кусок от рубашки, другой прокусил палец и своей кровью написал указ, повелевающий Кан-вану бежать на родину, занять престол, навести порядок в империи и продолжить жертвоприношения предкам правящего дома.
Указ привязали к ремню, Цуй Сяо поднял его наверх и спрятал под одеждой. Поплакав еще немного над ямой, старик стал прощаться.
— Мы попали на чужбину, и нет возле нас никого из близких! — горестно жаловались императоры. — У нас на душе стало легче, когда мы поговорили с вами! Как больно, что приходится так быстро расставаться!
— Государи, берегите себя, а я, как могу, буду заботиться о вас! — пообещал Цуй Сяо.
