– Прошу тебя. Может, не надо?
– Скольких пациенток вы подвергли такому лечению?
– За что ты меня оскорбляешь?
– Это не оскорбление. Это любопытство. Так сколько их перебывало в вашей постели?
– Ни одной.
– Врете.
– Ни одной. Слушай. Ты думаешь, твой голос тебе не принадлежит. Ты не можешь так говорить. Этот голос твой – он твой больше, чем ты можешь себе представить. Он сделает из тебя ту женщину, которой ты хочешь быть.
– Что вы знаете о моих желаниях?
Не сводя с нее глаз, он достает бутылку из ведерка, струится ледяная вода, он наклоняет бутылку, горлышко звякает о бокал.
– Андерс всегда говорил мне, что касаться бутылкой краев бокала неэлегантно. Андерс может все сделать эротичным – это удивительно, но и утомительно. Послушайте. Давайте будем друзьями.
– А еще?
– Мы снова вернемся к тому, от чего нам никогда не следовало отступать. К дружбе.
Артур выпивает глоток вина, держит бокал на уровне лица. Прозрачные стенки бокала искажают форму глаз Клер. Он глотает, стараясь сохранить спокойствие, кадык его вздрагивает, он выжидает, затем начинает говорить, словно бросается в ледяную воду.
– Что остается мужчине, который хочет женщину, если она предлагает ему лишь дружбу? Сделать ставку на сексуальный голод? Бесполезно. От нехватки секса женщины не сдаются, а только ожесточаются. Сыграть в ее игру и ухаживать за ней, несмотря ни на что? Понадобятся крепкие нервы, чтобы сдерживать себя и наступить на горло своему самолюбию. Остается хитрость. Принять правила товарищества, постепенно внушить ей тоску по любви – той любви, которую она решила превратить в дружбу.
Она посмеивается над этим проявлением мужской проницательности.
Не знала, что вы так подкованы в этом вопросе. С вами мне подобные уловки не требуются.
– Кому же ты их предназначаешь?
– Тем, кто обязуется за них заплатить. Но довольно об этом. Мне нравится ходить в кино на полуночный сеанс. Сегодня идет «Мертвец» в кинотеатре «Макс Линдер». Я уже видела этот фильм, мне хотелось бы посмотреть его еще раз с вами. Вы составите мне компанию. Ваша карета с вами?
– Нет. Деталь все еще не нашлась.
– Тогда в седло!
Убийца спрыгивает с коня и идет вперед. Его шпоры звякают в ритме шагов – две трещотки гремучей змеи. Закинув на подлокотник кресла ноги в высоких сапогах тонкой кожи, уткнувшись локтем в ребра Артура, немного стеснив его дыхание (но он наслаждается этим, так как, ввиду очевидного отсутствия сопротивления, он просунул руку в расстегнутый ворот рубашки, положив ладонь на грудь), Клер следит за диалогом двух наемных убийц, которые боятся своего сообщника. «Ты знаешь про Кола Уилсона? – А то. Он живая легенда. – Он трахнул своих родителей. – Что? – Отца. Мать. Своих родителей, обоих Он их трахнул. А потом он их убил, зажарил и съел. У него нет совести. Для него нас обоих ночью зарезать – все равно что прогуляться». Клер слушает, как зачарованная, не пропуская ни слова. Артур видит сменяющие друг друга лунные моментальные снимки ее профиля непокорной пряди, вздернутого носика, освещенных танцующим светом экрана. Сухой треск выстрелов – он подпрыгивает. Оставшись один перед костром, убийца-каннибал с нехорошей ухмылкой гложет поджаренную человеческую лопатку. Клер склоняется к его уху. «Мы с тобой друзья, и твоя рука на моей груди. Вот это мне нравится».
Они вскакивают на «Триумф». На углу улиц Галанд и Труа-Порт Клер останавливается перед освещенной витриной. На деревянном помосте под лучом прожектора сверкает деревянный макет традиционного японского дома, одноэтажного, простого, где вместо дверей и окон ширмы. Такой дом по ней – без барьеров между внешним и внутренним. Артур говорит в ее каску: «Наш дом мог бы быть похож на этот».
Она не отвечает и снова стартует. Широкий вираж на последних метрах, отделяющих их от двери подъезда Артура. Она спускает ноги на землю, поднимает забрало. Он наклоняется, чтобы поцеловать ее, но, прежде чем коснуться ее губ, натыкается на край шлема.
– Не хочешь снять? – шепчет он.
– Карантин снят. Мы друзья, чего еще ты хочешь? У тебя больше нет всех прав, но одно все же осталось.
– Какое?
– Не слушаться меня.
Ее улыбка беззащитна, она обезоруживает, она подстегивает его скрытым вызовом. Она любит, чтобы ее принуждали. Это открытие ранит его. Неужели она читает мысли? Вызывающая улыбка превращается в ироническую мину.
Ночью он принимает это предложение неповиновения и звонит ей. Три часа ночи. Он ее разбудил. Прежде чем бросить трубку, она шепчет хриплым голосом слова, обращенные ни к кому, в заспанном голосе недоверие: «Значит, ты правда будешь моим другом?» Он просит ее повторить. Она шепчет, что не может разговаривать, у нее ночует мама, завтра с утра они приступят к покраске отремонтированной спальни.
Они готовы заключить временное перемирие. Клер готовится подчинить себеАртура. Чтобы возобновить связь, он готовится к этой жертве. Так он собирается получить то, чего желает. Таковы некоторые дары.
Он вернулся к ней. Она его вызвала. Они заняли свои ритуальные места по обе стороны корейского столика для письма, Артур – словно выздоравливающий после тяжелой болезни, с руками на бедрах, под внимательным взглядом Клер, сидящей на пятках на полу. На подносе из вишневого дерева – коробка для обуви с надписью «Немврод» без упаковки и ленты. Она кивает головой. Он поднимает крышку и видит собственное лицо, белое и неподвижное. Запускает руки в коробку и вынимает маску.
– Косметическая маска из Канкаль! Ты сохранила мой отпечаток. Скажи честно, для тебя я жив или мертв?
– Не знаю, о чем ты говоришь. Когда я была маленькая, Бела хотела, чтобы я стала врачом. Я всегда интересовалась анатомией. Я любила скульптуру и некоторое время работала натурщицей. Зарабатывала недостаточно, и мне надоело отдавать внаем собственное тело. Но я освоила технику муляжа. Я сделала несколько масок для друзей. Прижизненных.
– В том числе маску Дорати.
– Нет, его маску я делала после смерти. Но он был мой друг, настоящий друг. Ему нравился мой голос. Ну что, как тебе маска? Что ты с ней будешь делать?
– Прикреплю к спинке своего кресла. Она будет принимать пациентов вместо меня, когда мне надоест.
– Для этого лучше сделать все тело.
– Тебе так нравится мое тело, что ты хочешь подарить мне второе?
– Это ведь знак дружбы, не правда ли? В минуты, когда на твое тело давит вес гипса или бронзы, ты чувствуешь его как никогда. Не хочешь? Знаешь, палец из плоти и кости не весит ничего. Бронзовый палец – совсем другое дело.
Он не спешит отвечать. Он раздумывает.
– Ну что? Муляж твоего тела? Как тебе такая идея?
