Головины и их родственники то ли в силу религиозности, то ли заботясь о будущем жертвовали церкви значительные земельные и денежные дары, строили в Москве дворцы и часовни и приобрели большое влияние среди общества и церковной элиты. Сам фаворит государя, Иван (Большой), был старшим из десяти детей окольничего Петра Головина от брака с дворянской дочерью Анной Поджогиной, получил домашнее образование и начал придворную карьеру в должности «стряпчего с платьем». Он быстро дослужился до звания окольничего, но придворная жизнь ему рано наскучила. Ивана прельщала военная карьера, и вскоре он получил звание воеводы. В 1555 г. его передовой полк под Зарайском защищал российские рубежи от крымских татар. Далее Иван Головин участвует во всех походах Ивана IV, согласно поговорке двигаясь медленно, но верно. То ли скромность, то ли другие причины привели к тому, что имя Головина мало фигурирует в дворцовых росписях. Известно, что в 1580 г. он служил вторым воеводой передового полка в Калуге, а затем был переведен в большой полк. В придворной борьбе Головины, гордившиеся «древностью и чистотой крови», поддерживали Шуйских. Не удивительно, что в начале правления Бориса Годунова они вместе с Шуйскими и их сторонниками сразу попали в опалу и были сосланы в разные города и веси. Фаворит отделался довольно легко по сравнению с другими: был сослан воеводой в заштатный Свияжск. И он, и его родные смогли вернуться в столицу только при Лжедмитрии I и занять подобающее положение в Боярской думе. При Шуйском положение Ивана Головина только упрочилось – сказались щедрые финансовые вливания семьи в казну «народного самодержца». Скончался фаворит в 1612 г., оставив свое значительное богатство сыновьям Александру и Ивану.
Глава 3. Фавориты и фаворитка Смутного времени
История фаворитизма Смутного времени существенно отличается от всех прочих эпох. Дело в том, что на всех правителях этого недолгого периода лежит печать мимолетного успеха, как бы ни были громки их заявления и убедительны на первый взгляд аргументы. Это был период не только «торжества междоусобной и классовой борьбы», как писали в советских учебниках, обострения социально-экономических противоречий, голода, моровых болезней и интервенции, но и время великих авантюристов и полководцев, несбыточных надежд и громких обещаний, эфемерных правителей, сильных страстей и глубокого патриотизма.
Вслед за большинством историков можно сказать, что портреты фаворитов являются своеобразным отражением их покровителей и в какой-то мере – зеркалом всей эпохи. И за краткий миг славы и торжества многим из них пришлось заплатить преждевременной гибелью или долгими годами забвения.
Фавориты Лжедмитрия I
Известно, что, несмотря на множество исследований, исторический портрет Лжедмитрия I до сих пор весьма противоречив. Согласно общим сведениям, полученным из современных источников, галицкий мелкопоместный дворянин Юшка (Юрий) Отрепьев приходился дальним родственником боярам Романовым, у которых его овдовевшая мать обреталась с малолетним сыном «в задних горницах» в качестве приживалки. Об отце его, Богдане, практически ничего не известно. Жизнь будущего самозванца протекала среди челяди и соответствовавших его положению ценностей и удовольствий. Знатная родня не признавала отрока-безотцовщину, а родственники победнее сами не могли ему ничего предложить. Согласно свидетельству современников Юрий рано пристрастился к вину и картам. Проворовавшись, он был изгнан со двора и служил в «военных холопах» у князя Бориса Черкасского. Там он снова провинился и от наказания бежал в монастырь, постригшись под именем инока Григория.
Считается, что некоторое время молодой Отрепьев провел, переходя из монастыря в монастырь, перебиваясь милостыней и подачками. Он был неплохо образован, имел прекрасный почерк и обладал великолепной памятью.
Есть сведения, что настоятель Чудова монастыря патриарх Иов приходился беглому холопу дальним родственником. По слезной мольбе матери он взял Григория к себе келейником и писцом. В этом монастыре Отрепьев прожил сравнительно долго. Свидетели вспоминают, что работать он не любил, зато беспрестанно шутил и паясничал. Другой отличительной чертой Григория была его чрезмерная любознательность относительно всего, связанного с убийством царевича Дмитрия. Он выпытывал любые подробности, касавшиеся его внешнего вида, быта и обстоятельств гибели. Как говорят, на вопрос о причинах своего интереса Григорий со смехом отвечал, что у него имеется право «быть царем в Москве». Сомнительная шутка дошла до ушей правителя Годунова, и любопытный юноша заслужил немедленную высылку в дальний Кириллов монастырь. По счастливому для него совпадению присланный за ним дьяк оказался дальним родственником родной тетки Григория. Поэтому Отрепьев успел бежать в Галич, а затем в Муром. После нескольких лет скитаний в 1601 г. он поступил на службу к князю Константину Острожскому, некоторое время посещал иезуитскую школу. А затем будущий самозванец стал слугой магната Адама Вишневецкого, которому и рассказал историю о своем «царском» происхождении и «чудесном» спасении. Известно, что самозванец хорошо говорил и писал по-русски и очень плохо знал польский и латинский языки, обязательные для всех жителей Литвы и Польши. Доподлинно не известно, был ли Отрепьев «истинно польским продуктом» – достойным поводом для интервенции, являлся ли эмиссаром бояр Захарьиных-Романовых, снова возмечтавших стать у руля страны, или же безвестный авантюрист пытался вести свою игру, в очередной раз воспользовавшись удачно сложившимися обстоятельствами. В любом случае он обладал определенным вдохновением, даром перевоплощения и желанием возвыситься над теми, кто унижал его всю жизнь. У него не было документов и свидетелей. Тем не менее и магнат Вишневецкий, и воевода Юрий Мнишек из Сандомира поверили самозванцу и также решили воспользоваться благоприятным случаем. Следуя советам своих польских сторонников, Лжедмитрий I рассчитывал через иезуитов склонить на свою сторону и короля Сигизмунда, обещая в обмен на помощь Смоленск и Северскую землю, а также «ввести на Москве католичество». Папский нунций в Кракове, кардинал Рангони, посулил самозванцу содействие и более 30 000 золотых денежной помощи (этими словами впоследствии все и ограничилось.) Отрепьев принял католичество и, вернувшись обратно из Кракова в Москву, посватался к давно полюбившейся ему Марине Мнишек уже как будущий глава Московского государства. Это непредсказуемое время как нельзя лучше характеризуется брачным договором между безвестным авантюристом и дочерью родовитого, пусть и погрязшего в долгах воеводы. В нем самозванец обещал невесте «не стеснять ее в вере» и отдать в качестве свадебного подарка в бессрочное владение Новгород и Псков даже в случае отсутствия у них в будущем детей, после чего счастливый тесть собрал для Лжедмитрия войско из польских авантюристов, казаков и беглых преступников (всего менее 10 000 человек). Во главе этого «сборного полка» самозванец осенью 1604 г. перешел границу московского княжества. Оплата ждала «контрактников» по завершении мероприятия. Самое удивительное, что множество пограничных городов сдавались полякам без боя, а их гарнизоны присоединялись к повстанцам. Дольше всех продержался Новгород-Северский, где воеводой служил сын знаменитого опричника Петр Басманов. Московская армия в 4 раза превосходила силы мятежников, но на стороне последних были человеческий и социальный фактор: харизматичный лидер, обвинявший в преступлениях нелюбимого народом царя Бориса; медлительность далеких от большой политики воевод и личный опыт большинства солдат и горожан, считавших Годунова жестоким и коварным душегубом и испытавших при нем чуму и голод. Даже дезертирство большей части польских наемников, не получивших обещанных денег, не навредило самозванцу. Он фактически даже сэкономил, так как вслед за этим в его ряды влились не только перешедшие на его сторону казаки, но и пятидесятитысячное московское войско под командованием Петра Басманова, призванное осадить мятежный Путивль. Лжедмитрий снова воспользовался сложившейся ситуацией: в середине апреля 1606 г. неожиданно скончался Борис Годунов, и воевода Басманов дальновидно перешел на сторону сильнейшего. Уже в начале лета состоялся торжественный въезд самозванца в столицу, в которой его эмиссары из числа бывших опричников уже расправились с семьей бывшего правителя и подготовили народное мнение к смене власти. Старица Марфа, мать погибшего царевича, движимая противоречивыми чувствами, официально признала в нем своего сына. Немногие недоброжелатели, и в их числе Василий Шуйский, были публично приговорены к смертной казни, а затем сосланы или амнистированы. Другие из числа сторонников Годунова погибли от рук восставших, а их имущество было разворовано. Новый правитель стремился при помощи незначительных популярных реформ показать свою кротость и доступность для всех. В совет при нем было введено высшее духовенство; кроме того, самозванец вдвое увеличил жалованье стрельцам, запретил разыскивать убежавших во время голода крестьян и считать детей холопов также холопами. Он потребовал от европейских государей и Папы Римского признать себя императором, отказался вводить в Москве католичество (он так и не получил обещанных денег, да и народный бунт в таком случае не заставил бы себя долго ждать).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
