Рой пожал плечами:
– Убийство, возможно, и было, но признания Агнессы силы не имеют. Мало ли что наговорит на себя потрясенная женщина! В древности некоторые женщины сознавались, что они ведьмы и летают на помеле. Думаю, что до самого Томсона никто таких полетов реально не совершал.
– Можно мне идти с вами к Рорику? – спросил Арман.
Рой вопросительно посмотрел на Генриха, Генрих утвердительно кивнул. Арман охотней возился с механизмами, чем выспрашивал людей. Он с удовлетворением объявил, что после расшифровки принципа действия гравитационного агрегата займется выяснением природы того луча, удержать себя в котором требовал от Рорика Томсон.
Арман сказал:
– Не сомневаюсь, что этот луч создавался в фокусе испытательной камеры и обеспечивал Томсону всепроникновение. И, очевидно, луч имел ограниченное время существования. Я имею в виду крик Рорика, что ресурс выработан.
– Рорик сам скажет, о чем кричал и почему кричал. – Рой взглянул на часы. – Нам пора, Генрих.
Врачи предупредили братьев, что больной к моменту разговора будет в сознании, но физически очень слаб. Говорить с ним можно о чем угодно, но вопросы формулировать надо так, чтобы ответы могли быть короткими.
Роберт лежал в полутемной палате. Голова его была окутана повязками, восстанавливающими поврежденные ткани и кости. Он безучастно посмотрел на братьев, не ответил на приветствие. Рой ласково коснулся руки, бессильно лежавшей на одеяле. Генрих не смог заставить себя сделать то же. Старая неприязнь – Генрих стыдился ее и скрывал, так она была беспричинна, – нахлынула с новой силой. Роберт, черноволосый, темнолицый, с неизменно скорбным взглядом, всегда напоминал Генриху образы мучеников на картинах древних мастеров; уже одно это тревожило и раздражало.
– Да, я готов отвечать, – бесстрастно произнес Роберт. – Но ведь я все сказал. Могу повторить, что я…
Рой поспешно остановил его. Они знают о самообвинении Роберта, и оно, естественно, очень волнует их. Но раньше всего они хотели бы выяснить природу эксперимента, поставленного Томсоном. Правда ли, что в их лаборатории открыты или изобретены особые поля, экранирующие материальные частицы от внешних воздействий?
– Канализирующие внешние воздействия… – сказал Роберт. – Мы назвали их скользящими…
Да, канализующие, или скользящие, или охранные, или экранирующие, – они познакомились со всеми этими определениями в журнальных записях. Физическую природу экранирующих полей они пока выяснять не намерены, вопрос этот слишком сложен. Итак, Томсон вошел в испытательную камеру, короткофокусные генераторы облучили его, он стал всепроникающим и двинулся в свое необыкновенное путешествие, а Роберт, сидя у пульта, держал академика в луче, то есть не выпускал из фокуса излучения генераторов. Так ведь?
Роберт сказал с той же безучастностью:
– И так и не так. Я тоже был в фокусе.
Рой кивнул и мягко сказал:
– Хорошо, диполь. Своеобразная растягивающаяся палка, один конец которой легко протыкает стены, а другой восседает в кресле перед пультом. Долго мог существовать такой диполь?
– По расчету – пятнадцать минут. Мы могли ошибиться на минуту. Но ошиблись гораздо больше.
– Мы к этому тоже еще вернемся, Рорик. Я хочу поговорить о самом путешествии Томсона, если позволите. Он отправился на свидание к Агнессе, и вы знали, куда он собрался. Зачем вы разрешили ему идти к Агнессе?
Печальная улыбка слабо обрисовалась на обрамленном повязками лице Арутюняна.
– Как я мог что-либо ему запрещать?
– Она – ваша невеста!
– Он полюбил ее, Рой.
– Вы ее тоже любили. И она вас любила, иначе не была бы вашей невестой. Почему вы разрешили ему отбивать Агнессу?
Роберт с застывшей на лице грустной улыбкой молча глядел куда-то в пространство.
– Томсон, – сказал он тихо, – был удивительный человек. Другого такого не существовало.
– Вы сказали – он любил Агнессу. Но мало ли кого он мог любить в своей жизни.
– Он никого не любил. Она была первой. И – последней.
– Он говорил это ей. Вы считаете его слова правдой?
– Он никогда не лгал.
– Признаться, его экстравагантные выходки…
– Он проказничал, да, но не лгал. Он не умел лгать.
– Простите, что я так настаиваю на трудном для вас объяснении, Рорик. Но ведь тогда правдиво и то, что он говорил Агнессе о вас. Я имею в виду, что вы влюбились в нее лишь потому, что она появилась в поле вашего зрения, а не было бы ее, была бы другая?
– Не знаю. Вероятно, так. Одиноким бы я не остался, если бы и не познакомился с Агнессой. Не успел проверить…
– Томсон в этом смысле был иной?
– Уверен, он не женился бы, если бы не встретил Агнессу.
– Если бы вы не познакомили их, так точнее. Итак, она единственная среди всех женщин мира являлась недостающей половинкой его души. Так он сказал, и вы, сколько понимаю, согласились с ним. На этом основании вы решились отречься от нее в его пользу?
– Я не отрекался.
– Но ваши действия, Рорик…
– Нет. Вы неправильно толкуете мои действия, Рой. Мне надо было отречься…
– Надо?
– Надо, да. Я не нашел в себе такого великодушия… Я значительно хуже, чем вы все думали обо мне…
– Не понимаю вас, Рорик.
– Я предоставил решение Агнессе. Она должна была выбрать между нами.
– И вы смирились бы, если бы она ушла от вас? Но ведь вы любили ее, Рорик!
Роберт медленно повернул лицо к братьям. Генрих в смущении отвел глаза. Он вдруг почувствовал, что напрасно всегда с раздражением посмеивался над этим странным человеком.
– И люблю, Рой.
Рой продолжал настойчиво ставить трудные вопросы:
– Надеялись, что она выберет вас? Ставили эксперимент по проверке силы ее любви? Я правильно понял, Рорик?
Роберт долго смотрел на Роя, и такая тоска засветилась в его глазах, что Генриху захотелось схватить брата за ворот и поскорее увести из этой комнаты.
Больной сказал шепотом:
– Ах, как же вы все… Неужели нельзя не поверхностно?..
– Я как раз хочу доискаться глубины, – осторожно возразил Рой. – И это так непросто, Рорик.
– Это так просто, Рой! Но говорить об этом! Хорошо, я скажу… Я люблю Агнессу – значит, хочу ее счастья. Ее счастье – это также и мое счастье. И если бы она выбрала меня, значит, мне быть рядом с ней, всегда рядом с ней, заботиться о ней… Что здесь непонятного, что?
– Лежите, лежите, Рорик! – с испугом сказал Рой. Роберт с усилием приподнялся, схватил Роя за руку. Рой хотел уложить больного в постель, но Арутюнян не дался.
Он говорил все быстрей и быстрей – и Рой больше не осмеливался прерывать его.
– А если бы она выбрала его… Насколько же крепче она полюбила его, если решилась нанести мне такой удар!.. Вдумайтесь, Рой, – насколько крепче? И неужели мне мешать? Ему мешать? Ей мешать? Я мог быть счастлив с ней, да, Рой, да. Но препятствовать ее счастью – нет. Вы понимаете меня?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
