— Трейси, ты что, глухая? Это же жена вице-президента. Интервью состоится завтра в шесть часов вечера в ее гостиничном номере.
— Так скоро? Сегодня только понедельник, а мне нужно быть здесь до четверга.
— Трейси, что с тобой произошло? Ты не хотела ехать в Техас, а теперь, похоже, не хочешь уезжать оттуда. Объясни Кендалу, что случилось. Я потом напишу ему письмо. Я уверен, что ты уже собрала достаточно материала, чтобы потом написать прекрасную статью о ранчо. Ну, ладно, закажи билет на самолет на сегодняшний вечер или, в крайнем случае, на утренний рейс.
— Боб, пожалуйста, я…
— Трейси, ты понимаешь, что это значит для нашего журнала? — голос Боба звенел от возбуждения. — Разве мог я подумать пять лет назад, когда брал тебя, совсем неопытную девчонку, но полную решимости и жажды деятельности, что ты принесешь мне такую славу когда-нибудь? Я люблю тебя, девочка. Я горжусь тобой. А теперь возвращайся домой. Все детали мы обсудим прямо перед интервью.
— Конечно, — без каких-либо эмоций произнесла Трейси.
— Ты что, умерла?
— Я просто потрясена.
— И не без причины. Пока.
— До свидания, Боб.
«Бог мой», — прошептала она, вздыхая и откидываясь на спинку кресла. Нет, она не может оставить Мэтта, пока не может. У нее ведь еще оставалось время, чтобы видеть его, прикасаться к нему, лежать в его крепких объятиях. Она не поедет, она не сможет поехать. Но у нее не было выбора. Боб никогда не поймет и не простит ее, если она не приедет на интервью. Она была многим обязана ему. Он дал ей шанс, когда никто не верил, что она сможет сделать себе карьеру. Она всегда знала, что ей придется уйти из жизни Мэтта и возвратиться в Детройт, но она хотела использовать все время, предназначавшееся ей, до самого последнего момента. Как она скажет ему об этом? Какие слова нужны для того, чтобы объяснить ему, как сильно она его любит? Как сказать, что она решается на эту жертву, чтобы не нарушить его покой и образ жизни? Как он это примет? Со злостью? С яростью? Или молча, что потом обернется горечью и ненавистью к ней?
Трейси глубоко вздохнула и снова взялась за трубку, чтобы позвонить в авиакомпанию. Сегодня вечером она скажет Мэтту, что утром улетает в Детройт. Неважно, что будет потом, сегодняшнюю ночь она проведет в его доме. А будет ли она спать в его объятиях, зависит только от него. Заказав билет на самолет, Трейси поднялась с кресла и решила позавтракать, даже если ей придется давиться каждым кусочком.
Вдруг она остановилась и, вместо того, чтобы идти на кухню, направилась вдоль длинного коридора. Она никогда не видела спальню Мэтта, то место, что он считал священным раем для женщины, которая станет его женой. Она хотела, просто жаждала увидеть его своими глазами. Она надолго запечатлит эту картину в своем мозгу.
Она не имела представления, какая комната была его, и заглядывала почти во все двери по обе стороны коридора. Она повернула за угол и обнаружила еще одно крыло дома, с двойными дверями комнаты в конце коридора. Она подошла к ним, распахнула и тотчас же поняла, что, наконец, нашла то, что искала.
Это была комната Мэтта, и над огромной, королевских размеров кроватью, висел морской пейзаж. На фоне голубого бескрайнего неба летела одинокая чайка. Ее крылья были сложены, будто она собиралась взмыть вверх, покинув это одинокое, пустынное место, и полететь домой.
Со слезами на глазах Трейси еще раз оглядела большую комнату с массивной мебелью темного цвета, с камином у дальней стены. Его рубашка, стетсон — всегда привычные вещи ковбоя — говорили о Мэтте. Аромат его лосьона для бритья витал по комнате. Было ошибкой приходить сюда и смотреть на то, что никогда не будет ей принадлежать. Но эта комната будет ей сниться в одинокие ночи, это видение будет ее преследовать в Детройте.
Чайка, как ей нужна ее чайка, одна-единственная, которая проводит ее к месту, где будет царить спокойствие и согласие. Без Мэтта ее жизнь будет совершенно пустой, но, если она останется на ранчо, любовь может умереть. Вопросов было множество, ответов на них не было, была только бесконечная боль. Со слезами, струящимися по лицу, она выскочила из комнаты и бежала, не останавливаясь, пока не очутилась у себя.
Нужно прекратить плакать. Элси сразу же заметит красные опухшие глаза, а Трейси ничего не хотела объяснять домоправительнице. Она в первую очередь должна сообщить Мэтту о своем поспешном отъезде. Он должен услышать это только от нее. Отдышавшись, она пошла на кухню, моля Бога, чтобы выражение ее лица было обычным и не хранило следов только что пережитого горя.
— Ну, вот и ты, соня, — приветствовала ее Элси, когда она вошла на кухню, — должно быть, вечеринка была, что надо.
— Да, да! Я танцевала даже с губернатором!
— Ну, теперь я вообще очень удивляюсь, как ты разговариваешь с простыми смертными. Да ты, наверно, умираешь от голода? Я приготовлю тебе завтрак. Могу сразу подать и ленч. Думаю, время для ленча уже подошло. Что ты будешь есть?
— Не имеет значения. То, с чем меньше возни.
— Ты нашла записку, которую я оставила тебе на подушке?
— Да, спасибо. Кофе пахнет вкусно, я налью себе кружечку.
— А как насчет ветчины, обжаренной с сыром?
— Великолепно.
Трейси болтала все время, рассказывая о вечеринке, об одежде, которая была на людях, обо всем на свете, только бы забыть о той боли, что рвала на части ее душу. Ей казалось, что теперь существует две Трейси. Одна — жизнерадостная, счастливая женщина, вспоминающая о прекрасном вечере, другая — печальная, разбитая горем. Наконец, ей удалось сбежать от Элси. Она сказала ей, что собирается навестить Винди.
Винди был на конюшне и встретил ее широкой улыбкой:
— Привет, дорогая. Мэтт сказал, что вечер был потрясающий. А что ты думаешь по этому поводу?
— Все было замечательно, главное, что я никогда раньше на таких вечеринках не бывала. Все были такие дружелюбные и веселые и, главное, — я танцевала с губернатором штата. Мэтью Кендал Рамсей, оказывается, такая знаменитость! Мне показалось, что его знают во всех уголках штата.
— И это правда. Мэтта и мистера Рамсея здесь все уважают. Их слова так же дорого ценятся, как и их рукопожатия. Люди здесь гордятся быть частью ранчо Рамсеев. Но ты же сама знаешь, какой прекрасный человек Мэтт. Мы с тобой обсуждали твои сердечные тайны накануне.
— Винди, Мэтт любит это ранчо, эту землю. Я не могу состязаться с тем, чего не понимаю. Ранчо такое большое и сильное, и оно каждый раз выигрывает у меня. Ох, Винди, ты же видишь, как сильно я люблю Мэтта, но знаешь, что эта любовь безнадежная.
— Ни черта, черт побери, я не вижу и не понимаю! Что я вижу наверняка, так это счастье на лице этого парня с тех пор, как ты приехала сюда. И я никогда не слышал, чтобы он любил землю больше, чем тебя. У него никогда в жизни не было такой хорошей женщины, как ты. Ему тоже нужно время, чтобы понять, что придется многое изменить. Если ты любишь его, почему не даешь ему времени и не можешь немного подождать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
