— А что, директор школы разрешает нам ездить верхом в парке? — спросил он Элеонору, когда до выставки в Бьюресе еще оставалось семь дней.
— Он не возражает против этого, только просит не заезжать на спортивные площадки. Собственно говоря, они не устраивают спортивных игр; по их мнению, всякое организованное предприятие вредно для детской психики, если только его не организовали русские у себя в России. Но в целях рекламы они поддерживают спортивные площадки в порядке.
В следующий раз Брет направил Тимбера на противоположный склон долины и проскакал с ним легким галопом по мягкой ухоженной траве Клер-парка, зорко следя за тем, чтобы не оказаться около деревьев. Потом он шагом проехал мимо некоторых из них, прикидывая высоту нижних ветвей. Тимбер воспринял этот маневр с недоумением и одновременно жадным интересом. Казалось, можно было проследовать ход его мыслей: «Что это значит? Зачем человек разглядывает большие деревья?» Наделенный, как все лошади, выдающейся памятью, Тимбер отлично помнил, какие восхитительные возможности таят в себе большие деревья, но, будучи всего только лошадью, не мог понять, с чего вдруг седок проявляет к ним интерес.
Изящно выступая, Тимбер послушно подходил к каждой группе деревьев, пока они не приблизились к большому дубу, представлявшему собой гордость Клер-парка. Оказавшись в тени его широко раскинувшейся кроны, Тимбер вдруг уперся в землю передними ногами и испуганно фыркнул. «Странно, — подумал Брет. — Что помнит конь об этом дереве? Что его в нем пугает?» Брет поглядел на сторожко стоявшие уши лошади. А может быть, он ничего не помнит? Может быть, он увидел что-нибудь в траве?
— Вы всегда так подкрадываетесь к девушкам? — Раздался голос, и из травы приподнялась Шейла Парслоу. Опершись на локоть, она оглядела лошадь и всадника. Брет был удивлен, застав ее одну. — Вы ездите только на этой черной бестии?
— Да нет, — ответил Брет. — На других лошадях тоже.
— Вы случайно не меня искали в парке?
Брет ответил, что он искал место, где можно было бы отучить Тимбера от вредных замашек.
— А какие у него вредные замашки?
— Он имеет обыкновение нырять под низко нависшие ветви деревьев и сбрасывать таким образом седока с седла.
Мисс Парслоу села повыше и с интересом посмотрела на лошадь.
— Да! А я и не думала, что бывают такие сообразительные животные. А как вы собираетесь его от этого отучить?
— Я хочу сделать так, чтобы ему неповадно было нырять под низкие ветки.
— То есть вы его побьете, если он попытается это сделать?
— Нет-нет. Это нисколько не поможет.
— Отхлещете после?
— Нет. У него может не возникнуть никакой связи между трепкой и деревом. — Брет провел хлыстом по холке Тимбера, и тот пригнул голову.
— Вы не представляете, какие странные ассоциации возникают у лошадей.
— Очень может быть. Ну и как же вы собираетесь его проучить?
— Я позволю ему промчаться во весь опор мимо какого-нибудь соблазнительного дерева, а когда конь под него свернет, изо всех сил хлестну его по животу — так, чтобы он это запомнил на всю жизнь.
— Ой, так нельзя! Ему же будет больно. Бедняжка Тимбер!
— Больно будет мне, если я не успею вовремя соскользнуть с седла, — сухо сказал Брет.
— И вы думаете, это его образумит?
— Надеюсь. Когда он в следующий раз увидит подходящее дерево, он вспомнит, как ему было больно.
— Но он вас возненавидит.
Брет улыбнулся.
— Скорее всего он не поймет, что это моих рук дело. Вряд ли он даже свяжет эту боль с хлыстом. Лошади не умеют думать логически, как люди.
— И что же он подумает? Кто причинил ему эту боль?
— Скорей всего он подумает, что это сделало дерево.
— Я всегда считала, что лошади — очень глупые животные.
Тут Брет сообразил, что он давно не видел Шейлу на верховых прогулках, которые организовывала Элеонора. Да и вообще он за последнее время ни разу не встречал девушку в конюшне.
— Ну и как продвигаются уроки верховой езды? — спросил он.
— Никак. Я их бросила.
— Совсем?
— Ага.
— Но у вас же начало получаться! Элеонора говорила, что у вас дело пошло на лад.
— Да не очень-то пошло. — Шейла принялась жевать травинку, с усмешкой глядя на Брета. — Кроме того, мне нет больше нужды околачиваться на конюшне. Если мне надо повидать Саймона, я знаю, где его найти.
— Где же? — спросил Брет, не в силах превозмочь любопытства.
— В баре на втором этаже «Ангела».
— В Вестовере? Разве вам разрешают ездить в Вестовер, когда вам вздумается?
— Я езжу в Вестовер к зубному врачу. — Шейла хихикнула. — То есть, ездила. Конечно, в первый раз директор сам записал меня на прием. А потом я просто стала ему говорить, когда доктор велел мне прийти в следующий раз. У меня тридцать зубов, и пока он их все вылечит, тут и каникулы начнутся. — Она засмеялась. Зубы у нее были на редкость белые и здоровые. — А тут я жду автобуса в Вестовер. Можно было поехать на предыдущем, но на этом очень симпатичный кондуктор. Уже приглашал меня в кино. Если бы Саймон по-прежнему притворялся, что не замечает моего существования, может быть, я и занялась бы этим кондуктором — видели бы вы, какие у него ресницы! — но раз уж Саймон перестал заноситься, пожалуй, кондуктору ничего не перепадет. — Она жевала травинку, вызывающе глядя на Брета. — С Саймоном у нас теперь дружба.
— Да?
— А вы случайно не соблазнили дочку Гейтса, как я вам советовала?
— Нет.
— Странно. Он явно ее сторонится. Да и к вам не очень-то расположен. Вот я и подумала, что вы отбили у него Пегги. Но, наверно, дело в том, что вы отбили у него Лачет.
— Вы так опоздаете на автобус.
— Вы тоже умеете поставить человека на место, только по-другому, чем Саймон.
— Я просто хотел сказать, что автобус уже показался около кузницы. Еще три-четыре минуты — и он будет у ворот Клер-парка.
— Что?! — взвизгнула Шейла и так стремительно вскочила на ноги, что Тимбер шарахнулся в сторону. — Господи! Как же я так? Ой-ой-ой!
Подвывая от отчаяния, она помчалась к воротам парка. Брет смотрел, как большой зеленый автобус проехал мимо Лачета и замедлил ход у ворот Клер-парка. Кажется, она на него все-таки успеет, и ее день не пройдет зря. Она найдет Саймона в «Ангеле». В баре на втором этаже.
Оказывается, Саймон проводит дни в кабачке в Вестовере. Тут нечему радоваться, но нечему и удивляться. Чему Брет удивлялся, так это внезапной «дружбе» между Саймоном и Шейлой Парслоу. Раньше Саймон считал Шейлу низкоорганизованной формой материи. Каждый раз, когда о ней заходила речь, он бросал какую-нибудь уничтожающую реплику, а в ее присутствии делал вид — как она справедливо отметила — что не замечает ее существования. Что же заставило Саймона не только терпеть ее общество, но даже вести с ней «дружбу»? Девчонка явно говорила правду. Ее слова подтверждала ее самодовольная мина. И, в конце концов, если бы Саймон хотел от нее избавиться, ему достаточно было бы сменить питейный дом. Пивных в Вестовере хватало, причем в большинство из них женщинам — и тем более девушкам — не было доступа. Однако Саймон околачивался в «Ангеле», где собиралось дамское общество.
Брет попытался представить себе, о чем Саймон разговаривает с Шейлой, но это ему не удалось.
Что же случилось с Саймоном, который очень разборчив в своих знакомствах? Почему он вдруг стал терпеть общество Шейлы? И проводить с ней по нескольку часов подряд?
Может быть, он пытается таким образом отомстить семье за крушение своих надежд? Дескать, вам я не нужен, ну и пусть, чем мне Шейла Парслоу не подружка? Как говорят обиженные дети: «Вот умру, тогда пожалеете!» В Саймоне много ребяческого.
Кроме того, судя по всему, в Саймоне сильна и практическая жилка. Шейла Парслоу — богатая наследница, а Саймон нуждается в деньгах. Но все же Брету не верилось, чтобы Саймон мог продаться за деньги и связать жизнь с безмозглой потаскушкой.
Брет пустил Тимбера шагом и всю дорогу домой размышлял над странностями характера Саймона, но, как всегда, не смог прийти к какому-нибудь выводу.
Брет сдал Тимбера на руки Артуру, приказав ему хорошенько растереть лошадь, и пошел с Элеонорой посмотреть на жеребенка, только что родившегося у Регины.
— Ну не молодец ли старуха! — воскликнула Элеонора, глядя на новорожденного, который, шатаясь, переступал на тонких длинных ножках. — Еще один чудный жеребенок! То-то у мамаши такой самодовольный вид. Вот уж лет двадцать на ее жеребят приходят полюбоваться будущие покупатели. По-моему, она для того их и рожает, чтобы ею каждый год заново восхищались. Сами-то жеребята ей совсем ни к чему.
— По-моему, он ничем не лучше жеребенка Хани, — сказал Брет, без особенного восторга разглядывая новорожденного.
— Далась тебе эта Хани!
