вниз. Когда она попыталась пересечь улицу, ее чуть не сбил двухэтажный автобус. Должно быть, она подумала, что находится в Нью-Йорке, потому что, по всей видимости, смотрела не в ту сторону, когда переходила дорогу. К счастью, кто-то успел выдернуть ее из-под автобуса как раз вовремя. Она упала на тротуар. Вызвали скорую, и ее отвезли в больницу, где я работаю. В больницу Святого Винсента.
– Она была сильно травмирована?
– У нее было несколько синяков. Никаких травм головы или сотрясения мозга. В обычной ситуации ее бы тут же отпустили, но ввиду ее очевидной растерянности ее осмотрел психиатр.
– Что обнаружил психиатр?
– Что она не имела понятия, как оказалась в Лондоне. Ни малейшего понятия. Она не помнила, как переехала в Великобританию, не помнила свою жизнь в Лондоне. На самом деле она не помнила ничего за последние два года. Психиатр поставил диагноз – своего рода повторяющиеся провалы в памяти.
– Что вы подразумеваете под словом «повторяющиеся»? – спросила Хэллидей, нажимая на педаль газа, когда светофор загорелся зеленым.
– Лив оставили на ночь для наблюдения. Ее лечащий врач обнаружил, что всякий раз, когда Лив засыпает, то память о последних двух годах стирается.
– Откуда они это узнали? – поинтересовалась Хэллидей.
– Потому что всякий раз, когда она просыпалась в больничной кровати, она не имела ни малейшего представления, что находится в Лондоне. Она постоянно говорила врачам, что последнее, что помнит до пробуждения – это работу за столом в ее офисе в Нью-Йорке. Она помнила, что отвечала на телефонный звонок, но не могла вспомнить ничего после, а потом она просыпается в лондонской больнице. И более того, какие бы новые воспоминания у нее ни появлялись, пока она бодрствовала, они исчезали в тот момент, когда она ложилась спать, и весь процесс начинался заново.
– Отчего у человека пропадает память вот так, ни с того ни с сего?
– Доктор Стэнхоуп, ее психиатр, говорит, что ее недуг мог быть спровоцирован бессонницей. По всей видимости, до внезапной потери памяти Лив не спала нормально несколько недель, – ответила социальная работница. – Более того, сопровождая ее обратно в квартиру после выписки, я обнаружила там кучи лекарств. Всевозможные пилюли, которые помогали ей не засыпать. Кофеиновые пилюли «НоуДоз», «Алерт». Она пьет десяток кружек кофе в день. Доктор Стэнхоуп полагает, что все взаимосвязано. Бессонница и ее провалы в памяти.
– Она, должно быть, на кофеине улетает словно ракета, если она пьет так много кофе, – сказала Хэллидей, поворачивая на улицу, где находился алкогольный магазин.
– Это стимулятор. Он вызывает у нее нервозность и неадекватное поведение.
– Достаточно для того, что проявлять агрессию?
– О, Лив неагрессивна, – возразила социальная работница. – Она чудесная. Она многое пережила из-за этого. За ней некому приглядеть, что очень тяжело для человека, который просыпается каждое утро без воспоминаний. Обычно, когда происходит что-то подобное, семья поддерживает пациента. В случае Лив она с этой болезнью один на один.
– У нее совсем нет семьи? – спросила Хэллидей, заезжая на парковочное место.
– Родители мертвы. Есть тетя, которая живет в Саутгемптоне. Именно она сказала мне, что Лив переехала в Великобританию после покушения на ее жизнь. Ее тетя также подтвердила, что по приезду в Лондон Лив не имела проблем с памятью. Она знает, что Лив встречалась с кем-то какое-то время, но сама никогда не видела его и не знает, кто он. Они не были так уж близки, Лив и ее тетя. По-видимому, Лив выросла обособленно от семьи своего отца. Развод ее родителей был очень тяжелым.
– Какова ваша работа? Вы связующее звено между Лив и больницей?
– Если можно так выразиться. Я научила Лив разным приемам, чтобы она могла плюс-минус нормально справляться с повседневной жизнью, несмотря на потерю памяти.
– Как может человек, у которого не сохраняются воспоминания, жить нормальной жизнью? – спросила Хэллидей. – Я так понимаю, что она могла уехать во Францию, и есть возможность, что она могла оттуда вернуться в США? Как она могла вот так путешествовать без способности запомнить хоть что-нибудь?
– Ну, все дело в записывании информации. Ведение обновляемых документов, что становится суррогатом исчезающей памяти.
– Что именно вы имеете в виду?
– Простые вещи. Я научила Лив налеплять самоклеящиеся листки на входную дверь. Я побуждала ее записывать основные вещи, которые нужно помнить каждый день, на руках, чтобы их было видно, когда она просыпается. Из-за бессонницы Лив иногда отключается посреди дня во всевозможных местах: в поездах, на лавочках в парках. Каждый раз она просыпается без памяти, поэтому записки на руках зачастую – первое, что она видит. Они рассказывают ей, что происходит, – сказала Марша. – Самый важный инструмент – это ее журнал.
Хэллидей заглушила двигатель.
– Когда я вернула Лив после ее выписки домой в Клапем, мы написали большими буквами на стене напротив кровати, чтобы она прочитала журнал. Предполагалось, что надпись будет первым, что она увидит, проснувшись. Я хотела, чтобы она начинала свой день с чтения журнала, чтобы она была осведомлена о своей болезни и не нервничала оттого, что не знает, где находится или как она сюда попала. Ее журнал восполняет всю недостающую в памяти информацию, чтобы она могла жить более или менее нормально.
– Какого рода информацию она записывает в журнал?
– Всю. Журнал – это замена памяти, – сказала Марша. – Она записывает, что происходит каждый день, чтобы, проснувшись, она смогла прочитать записи и начать жить с того момента, на котором закончила. Журнал содержит детальное объяснение ее заболевания. Там указан ее адрес и контактная информация ее врача, а также основная информация, которую мы воспринимаем как что-то само собой разумеющееся. Банковские счета. Контактная информация ее арендодателя. Всевозможные бытовые вещи, которые просто необходимы для нормальной жизни.
– То есть справедливо сказать, что журнал – это описание ее жизни? – спросила Хэллидей.
– Вполне справедливо, – ответила соцработница. – Боюсь подумать, что случилось бы, если бы Лив его потеряла.
Глава тридцать вторая
Среда, 15:40
На счете за электричество, лежащем у входной двери, возможно, и написано мое имя, но я никак не могу здесь жить – думаю я, открывая дверь с громким лязгом ключей и заходя в мрачную квартиру.
Пожелтевшие шторы на окнах отбрасывают сумрак горчичного цвета. В квартире стоит сильно изношенный коричневый диван, обитый искусственной кожей, и загроможденный журнальный столик. В лучах света видно, как в воздухе витают пылинки.
Это место очень сильно отличается от моей милой двухкомнатной квартиры в Бруклине. Из окна моей спальни открывается вид на соседский цветочный лоток, ярко украшенный и каждые весну и лето
