Депрессия бывает разной. Глубокой, мелкой и средней. Бывает так, что хочется упасть в кресло, закрыть глаза, отключить себя от жизни и больше уж ни о чем не думать. Потом появляется дикий страх перед тишиной и одиночеством. Даже в теплом ветре, шевелящем занавеску, чудится что-то нездешнее. Когда меня начинают посещать такие мысли, я включаю "Ролингов". Что это меняет? Сметается благовоспитанный налет пыли, ветер перелистает листки дневника, а писать на новых уже ничего не захочется. Люди взрослеют не за годы, а в определенные моменты своей жизни. Тогда, когда собственное существование дается с большим трудом. В таком самом мерзопакостном состоянии я находилась в то время, когда произошла
История вторая. Ностальгическая.
Начну я ее с одной-единственной фразы – он был обаятелен. Ну а с чего начать, если не с этого? Он был не просто обаятельный парень, ко всему прочему он был еще и страстный сочинитель, неплохо владевший различными стилями и формами написания произведений. Собственно говоря, именно благодаря этому факту мы с ним и познакомились. Дело в том, что я сама люблю заниматься всяческой писаниной (чему подтверждение – данные новеллы), и так получилось, что у нас открыли новый литературный кружок. Я никогда не относилась всерьез к своим произведениям, но пошла из любопытства. Я помню, когда и как я впервые увидела этот творческий бардак в обжитом подвальчике. Ребят было немного и они (попутно к своим литературным талантам) имели еще и режиссерские навыки. Героя моей истории звали Ромка. Имя было не самое мое любимое, но он… Я влюбилась в него с первого взгляда. Точнее, с первого слова, потому что, если быть откровенной, влюбилась я поначалу не столько в него, сколько в его стихи и миниатюры. Это было потрясающе! Ромка определенно был талантлив. И неизвестно еще, сложились бы наши отношения или нет, если бы Ромка сам не сделал по направлению ко мне первого шага. Я была очарована этой богемной атмосферой, этими талантливыми людьми настолько, что на третий день забыла о том, что я тут новенькая. Когда Ромка подошел ко мне, около меня играл "Doors", а я зачаровано смотрела, как пляшут в камине языки пламени.
– Тебе нравится? – спросил из-за плеча Ромка.
– Что? – испуганно повернулась я.
– Картина нравится? – я перевела взгляд на картину, висевшую над камином. Картина была чумовая.
– Нравится конечно.
– Ты пролила бальзам мне на сердце. Это мое произведение.
– Это ты рисовал? Что, серьезно? Ну, знаешь, это уж слишком. Столько талантов у одного человека! Признаюсь честно, что твои стихи и миниатюры меня просто убили.
– Ну стихи ты, допустим, сама классные пишешь. И, кстати, я никогда не видел таких, как у тебя, вдохновленных глаз.
– Спасибо за комплимент.
– Это не просто комплимент. Это я подлизываюсь прежде, чем попросить. – У Ромки было такое комичное выражение лица, что я рассмеялась.
– И что же ты хочешь попросить?
– Понимаешь, у меня есть недавно написанное прозаическое произведение. Первое, и, наверное, последнее. Я сделал к нему несколько иллюстраций… В общем, ты жутко похожа на мою главную героиню, и просто не можешь мне отказать срисовать ее с тебя! Ну пожалуйста -препожалуйста… – Я офигела.
– Ты хочешь срисовать с меня главную героиню? Да они сроду такие не бывают!
– Ну конечно…
– А ты дашь мне прочитать это произведение?
– Я рад, что ты согласилась.
Произведение Ромки так меня покорило, что я переписала его для себя. Если бы я могла, я перерисовала бы и его рисунки.
– Видишь, Оль, я пытался рисовать героиню… Ей не хватает твоих глаз, твоей вдохновленности… Ее нет, она неживая.
– Ну… Если ты так хочешь…
– Ты не против, если сегодня вечером я приглашу тебя погулять по городу? Я хочу пообщаться с тобой, посмотреть на смену твоих настроений, на выражения твоего лица. Мне надо узнать тебя лучше.
Я заворожено его слушала. Он плел слова, нанизывая их на тонкую кисточку, и я поддавалась его очарованию. Внешность? Господи, да я даже не помню толком как он там выглядел! Остались в памяти его стихи, рисунки и прозаическое произведение. Остались в памяти отрешенная улыбка и светлые, очень длинные волосы. Спереди они казались почти белыми. Ромка перехватывал их шнурком, завязывая в хвост. Он был человеком, который умел говорить стихами, любил сонеты Шекспира и очаровывал меня движением своей кисти. Конечно, Ромка не был профессиональным художником. Возможно, в его работах можно было бы найти ошибки… Но сколько во все это было вложено души!
Что там складывалось между нами? Если б знать… Любовь? Да нет, вряд ли. Ей там даже не пахло. Мы оба балансировали на тонкой ниточке натянутых чувств. Наверное, это была просто вспышка страсти. В наших жизнях она была неожиданной, и мы даже не знали, что с ней делать. И Ромке, и мне хотелось ее продлить. У нас писались друг другу классные стихи, и мы читали их на собраниях литературного кружка.
Мы не хотели, чтобы наши чувства перегорели. Мы решили расстаться на пронзительной ноте. Вы думаете, мы дураки? Вполне может быть. Но мы решили раскрутить пришедшее к нам чувство на полную катушку. Все испытать, расстаться и никогда больше не возвращаться. Ни в этот богемный мирок полуподвальчика, ни друг к другу. Это было жестоко, но мы… В тот момент нам просто было все равно. Может быть, если бы мы любили друг друга, мы не смогли бы так над собой издеваться.
Нам некуда было торопиться. Ни я, ни Ромка не хотели всего сразу. Мы развивали свои отношения постепенно. Мы хотели успеть насладиться всем. От одного касания пальцев нас бросало в дрожь, глаза теплели, и между нами проносились такие электрические разряды, такие бешенные животные импульсы желания, что ходил ходуном весь литературный кружок. Потом, спустя время, я встретила одну из девчонок этого литературного кружка. Она была любопытна…
– И все-таки, почему вы с Ромкой расстались?
– Так получилось. А как там без нас?
– Да никак. Вы хоть заводили всех своей энергией, буквально сносили водопадом чувств, а потом… вы так неожиданно исчезли… Где-то через неделю появился Ромка, но он был раздраженный, взъерошенный и никому ничего не объяснил. А после того, как ни один из вас больше не вернулся, там стало как-то неинтересно, и все потихоньку расползлись.
Я не стала думать о том, почему Ромка, вопреки нашему уговору туда приходил. (А то бы я напридумывала). Меня убила наповал фраза насчет недели. Целая неделя? Ну конечно же! Просто я привыкла думать о ней как об одной сумасшедше-счастливой ночи. Литературный кружок ставил спектакль, в котором мы с Ромкой играли главные роли влюбленных. Мы так играли… Мы просто горели на сцене. Тогда я думала, что весь мой актерский талант погорел там дотла. Наивная. После этого спектакля состоялось символическое чаепитие, а затем Ромка обнял меня, закутал в джинсовую куртку и прошептал на ухо: "поехали сегодня ко мне". Я счастливо улыбнулась и вжалась в его плечо. От Ромки пахло сигаретами и каким-то мужским одеколоном.
