– Ну… я не могу даже представить тебя… с другим…
– Меня не можешь, а сам, значит…
– Да я же мужик, Рита… Простой, по большому счету малообразованный, обыкновенный… А ты… – Он развернул меня за плечи к себе. – Ты же особенная, Ритуля… Ты красавица… И я с тобой не могу, как… со всеми этими бабами… Сначала мог, да… а теперь нет… С тобой надо, чтобы все красиво, тонко… а с ними… В общем… когда я уставший и обессиленный, я могу их попросить или… заставить сделать, что угодно… Тебя не могу, а их запросто…
Я смотрела ему в лицо и не могла понять, нравится ли мне то, что я от него слышу. С одной стороны, он вроде бы говорит довольно изощренные комплименты, с другой – он запросто может с другими… с другими… И эти другие знают, что он мне изменяет, и хихикают надо мной…
Я еще размышляла, а Назаренко уже торопливо раздевал меня, благо я и так была полураздета.
– Вот сейчас я все для тебя сделаю, – приговаривал он. – Ты будешь так довольна, так счастлива, что забудешь всех этих баб… для них я никогда так… Это они только для меня… А тебя я сам хочу радовать… чтобы у тебя слезы от восторга… Девочка моя…
И он получил от меня слезы восторга, которые приводили в восторг его самого. Назаренко действительно знал, как мне угодить. Я даже забыла, что лежу на том же самом белье, где только что… В общем, я поняла, что никуда от него не уйду, потому что люблю его и вынуждена буду принять в комплекте со всеми другими женщинами. Я простила Илью, но взяла слово, что он никогда не будет приводить женщин в наш дом и укладываться с ними в нашу постель. Еще я потребовала уволить Птицыну и не заводить больше никаких домработниц, чтобы ему не впадать в искушение, если вдруг опять забудет дома документы.
После этого инцидента какое-то время все шло хорошо. Если Илья и имел какие-то связи на стороне, мне об этом ничего известно не было. Наше благосостояние росло. Бизнес Назаренко крепчал. Он продал все свои мини-пекарни и купил довольно большой хлебозавод под Петербургом. Он вложил много средств в модернизацию оборудования и обучение персонала, но это окупилось сторицей. За свои калачи на одной из престижных выставок хлебобулочной продукции он получил золотую медаль качества, которая теперь красовалась на упаковках всего его ассортимента.
Двухкомнатную квартиру мы сменили на четырехкомнатную в только что построенном элитном комплексе «Изумрудный город». Кроме просторных комнат в ней имелись две гардеробные, два санузла, два помещения для стирки и сушки белья, а также огромная застекленная лоджия-веранда, в которой я с большим увлечением принялась разводить цветы. На первых этажах комплекса, где мы поселились, имелись и бассейн, и солярий, и косметический салон, так что мне было чем заняться на досуге. О работе я уже и не помышляла. Несколько раз мы съездили отдохнуть на курорты за границу: в Карловы Вары, в Анталию и Швейцарские Альпы.
Я приобрела настолько ухоженный и элегантный вид, что сама уже удивлялась, как могла когда-то работать в захудалом строительном тресте и жить с нищим гастроэнтерологом Ленечкой. Наши с Назаренко теперешние друзья были сплошь бизнесменами, банкирами и даже довольно известными артистами, полюбившими продукцию фирмы «Маргарита». Я видела, как Илья гордится мной, как ему нравится, когда банкиры с золотыми булавками в галстуках лобызают мою ручку в бриллиантовых кольцах и говорят комплименты, в которых сам он был не мастак. Он заказывал мне туалеты у самых модных дизайнеров, лечил, если приходилось, в самых лучших клиниках и, как обещал когда-то, кормил в дорогих питерских ресторанах и заказывал только из них еду на дом.
А потом я опять застукала Назаренко с женщиной. И не с какой-то там домработницей, которая «сама для него все», а с женой его бывшего компаньона, Димы Измайлова. И на нашей даче. Дача, конечно, не квартира, в которую он обещал не приводить женщин, но тоже вся была обустроена моими руками. Лариса Измайлова, в отличие от Анны Андреевны Птицыной, очень меня испугалась и умоляла не доносить на нее мужу. Так и сказала: «Прошу не доносить». И даже плакала, и утверждала, что ее бес попутал, и сулила мне денег в качестве отступного, будто они были для меня в тот момент важны.
Когда Измайлова уехала на вызванном для нее такси, Назаренко опять без всякой вины во взгляде сказал мне:
– Так надо было.
– Кому? – спросила я. – Тебе?
– Мне… не обязательно… Лариска не в моем вкусе.
– Тогда кому же? Неужели это самому Измайлову «надо было»?!
Я видела, что у Назаренко опять чешутся руки, чтобы отвесить мне оплеуху, но он все-таки сдержался и меня не тронул. Он выпил в один присест бутылку минералки, стоящую на столике у постели, и сказал:
– Димка подложил мне хорошую свинью, а это, как ты знаешь, со мной не проходит.
– И ты решил проучить Измайлова при помощи жесткого секса с его женой? – воскликнула я, картинно всплеснув руками.
– Ты не понимаешь… Контрольный пакет акций пекарен и сети магазинов у Ларисы. Это бизнес ее родителей, а Измайлов примазался. Он и женился на Лариске только для того, чтобы быть поближе к ее магазинам и свалить от меня. А теперь он начал выпускать продукцию по моим рецептам, которые я от него никогда не таил. Это нормально? Скажи! Нормально?!
– А Лариса-то при чем? Думаешь, принесет тебе в зубах папенькины акции?
– Не знаю пока… Ты ее спугнула… Я ее с трудом уломал на все это… – И он обвел широким жестом развороченную постель. – Теперь придется начинать все сначала.
– И это ты говоришь мне?! – крикнула я, здорово поперхнувшись на последнем слове.
Когда я откашлялась, Назаренко с самым невинным видом спросил:
– А кому же мне еще говорить?
– То есть ты мне открытым текстом сообщаешь, что собираешься еще раз затащить Лариску в постель?!
– Рита! Ну это же для дела!
– Для дела?! А если Измайловой понравится, мы что, станем жить втроем?! А вдруг она не захочет втроем-то? На какую помойку ты меня выбросишь, Илюша?!
– Не говори ерунды!
– Тогда ответь на поставленные вопросы. Я даже готова их еще раз для тебя повторить: «Что ты станешь делать, если Измайловой понравится то, как вы мстите ее мужу, и она захочет делать это ежедневно? Куда ты меня при этом задвинешь?!»
– Думаю, до этого дело не дойдет, – вяло промямлил Назаренко, и я поняла, что дело вполне может до этого дойти. С нуля организованный и выстраданный бизнес значил для него куда больше, чем какая-то Ритуля, его девочка… Да таких девочек…
Я открыла бутылку минералки, стоящую с другой стороны кровати, видимо, приготовленную для освежения Димкиной жены, и тоже выпила ее всю за один присест. Я вдруг поняла, что мое благополучие висит на волоске. Нет, какое на волоске! На тонюсенькой паутинке. Кем я являюсь для Назаренко? Никем. Любовницей. Сожительницей. До чего же отвратительное слово. Когда по телевизору показывают каких-нибудь бомжей в притоне, обычно так и говорят: здесь живет запойный алкоголик Сидоров Сидор Сидорович со своей сожительницей. И сразу представляется, как этот Сидоров сожительствует со своей сожительницей среди отбросов и пустых бутылок из-под стеклоочистителя «Снежинка». Вот и я сожительница. Не жена и даже не невеста. В случае окончательного разрыва с Назаренко мне не достанется ничего из совместно нажитого. Впрочем, все это великолепие, уже несколько лет окружающее меня, не может считаться совместно нажитым, поскольку куплено исключительно на деньги Ильи. Наверняка даже дареные брюлики придется оставить в любимой лакированной шкатулочке, а вечерние туалеты – в зеркальном шкафу. Я представила, как Димкина Лариса поливает мои цветы на лоджии в «Изумрудном городе», и разрыдалась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
