была под ветром и дрейфовала от качающегося остова. На английском корабле стреляли все пушки, с «Нативидада» не отвечала ни одна. Смолкла даже ружейная стрельба.
Хорнблауэр вновь поборол усталость.
— Прекратите огонь, — крикнул он Джерарду.
Пушки умолкли.
Хорнблауэр посмотрел в темноту, туда, где переваливался на волнах громоздкий корпус «Нативидада».
— Сдавайтесь! — крикнул он.
— Никогда! — донесся ответ.
Хорнблауэр мог бы поклясться, что это голос Креспо — высокий и пронзительный. Креспо добавил пару нецензурных оскорблений.
На это Хорнблауэр мог с полным правом улыбнуться. Он провел свой бой и выиграл его.
— Вы сделали все, что требуется от храброго человека! — прокричал Хорнблауэр.
— Еще не все, капитан, — слабо донеслось из темноты.
Тут Хорнблауэр кое-что заметил — дрожащий отсвет над громоздким носом «Нативидада».
— Креспо, дурак! — закричал он. — Ваш корабль горит! Сдавайтесь, пока не поздно!
— Никогда!
Пушки «Лидии», почти прижатые к борту «Нативидада», забросили горящие пыжи в разбитую в щепки древесину. Сухой, как трут, деревянный корпус воспламенился, и огонь быстро разгорался. Он уже ярче, чем несколько минут назад: скоро весь корабль охватят языки пламени. Хорнблауэр первым делом обязан позаботиться о своем корабле, отвести его в безопасность — когда огонь доберется до картузов на палубе или до порохового погреба, «Нативидад» взорвется вулканом горящих обломков.
— Мы должны отойти от него, мистер Буш. — Хорнблауэр говорил сухо, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Эй, к брасам!
«Лидия» развернулась и в бейдевинд пошла прочь от пылающего остова. Буш и Хорнблауэр неотрывно смотрели на него. Они уже видели языки пламени, вырывающиеся из разбитого носа — алый отблеск отражался в волнах. Внезапно огонь погас, словно задули свечу. Ничего не было видно в темноте, лишь бледные гребни волн. Море поглотило «Нативидад» прежде, чем его уничтожил огонь.
— Затонул, клянусь богом! — воскликнул Буш, перегибаясь через борт.
Несколько секунд длилось молчание. В ушах Хорнблауэра все еще звучало последнее «никогда». И все же очнулся он, вероятно, первым. Он развернул судно и вернулся к тому месту, где затонул «Нативидад». Послал Хукера на тендере поискать уцелевших — только тендер и остался из всех шлюпок. Гичка и ялик были разбиты в щепки, доски от баркаса плавали в пяти милях отсюда. Подобрали несколько человек: двух вытащили матросы на русленях «Лидии», шестерых подобрал тендер — и все. Команда «Лидии» встретила их приветливо. Они стояли в свете фонаря, вода ручьями текла с лохмотьев и тусклых черных волос. Они испуганно молчали; один даже попытался было сопротивляться, словно продолжая последний яростный бой «Нативидада».
— Ничего, мы еще из них сделаем марсовых, — с натужной веселостью произнес Хорнблауэр.
Усталость его достигла такой степени, что он говорил как во сне. Все окружающее — корабль, пушки, мачты, паруса, крепкая фигура Буша — было призрачным, реальной была лишь усталость да боль в затылке. Он слышал свой голос как бы со стороны.
— Так точно, сэр, — ответил боцман.
Все перемелется, что попадет на жернова королевского флота. Гаррисон готов был делать матросов из любого человеческого материала, — собственно, этим он и занимался всю свою жизнь.
— Какой курс мне задать, сэр? — спросил Буш, когда Хорнблауэр вернулся на шканцы.
— Курс? — отрешенно повторил Хорнблауэр. — Курс?
Не верилось, что бой окончен, «Нативидад» потоплен и на тысячи миль вокруг нет ни одного неприятельского судна. Трудно было осознать и то, что «Лидия» в серьезной опасности, что монотонно лязгающие помпы не успевают откачивать проникающую в пробоины воду, что под днищем все еще протянут парус и корабль крайне нуждается в починке.
Мало-помалу Хорнблауэр понял, что должен открыть новую страницу в истории «Лидии», составить новые планы. Выстроилась уже целая очередь, ожидающая его приказов, — Буш, боцман и плотник, артиллерист и болван Лори. Хорнблауэру пришлось вновь напрягать усталый мозг. Он оценил силу и направление ветра так, словно решал отвлеченную научную проблему, а не занимался делом, за двадцать лет в море ставшим второй натурой. Он устало спустился в каюту, посреди неимоверного разрушения нашел разбитый ящик с картами и уставился в изорванный планшет.
Надо как можно скорее сообщить об одержанной победе в Панаму — это очевидно. Может быть, там можно будет и починиться. Впрочем, Хорнблауэр не ждал многого от этого неприютного рейда, особенно памятуя, что в городе желтая лихорадка. Итак, надо вести потрепанный корабль в Панаму. Он проложил курс на мыс Мала, до предела напрягая мозг, сообразил, что ветер попутный, и поднялся наверх с готовыми приказами. Тут он обнаружил, что ожидавшая его толпа рассеялась, словно по волшебству. Буш разогнал всех — как, неизвестно. Хорнблауэр сказал Бушу курс. Тут рядом материализовался Полвил с плащом и стульчиком. Сил возражать не было. Хорнблауэр покорно дал закутать себя в плащ и почти без чувств рухнул на стульчик. Последний раз он сидел двадцать один час назад. Полвил принес и еду, но Хорнблауэр не стал даже глядеть на нее. Он не хотел есть — только спать.
На какую-то секунду Хорнблауэр проснулся — он вспомнил о леди Барбаре, задраенной вместе с ранеными в темной и душной утробе судна. Но тут же расслабился. Проклятая бабенка пусть сама о себе позаботится — она вполне в состоянии это сделать. Теперь ничто не имело никакого значения. Он снова уронил голову на грудь. В следующий раз его разбудил собственный храп, но ненадолго. Он спал и храпел, не слыша грохота, который поднимала команда, силившаяся вновь сделать «Лидию» похожей на боевой корабль.
XVIII
Разбудило Хорнблауэра солнце — оно встало над горизонтом и засияло прямо в глаза. Он заерзал, заморгал и сперва попытался, как ребенок, закрыть глаза рукой, чтобы снова уснуть. Он не знал, где он, и не хотел знать. Потом начал припоминать события вчерашнего дня, бросил старания уснуть и вместо этого попробовал проснуться. Как ни странно, сперва он вспомнил подробности сражения, но не мог вспомнить, что «Нативидад» затонул. Когда эта картина вспыхнула в его памяти, он проснулся окончательно.
Он встал и мучительно потянулся — все тело ныло от вчерашней усталости. Буш стоял подле штурвала. Его серое, заострившееся лицо казалось в ярком свете неестественно старым. Хорнблауэр кивнул ему, Буш козырнул в ответ.
Голова лейтенанта под треуголкой была обмотана грязной белой тряпицей. Хорнблауэр заговорил было с ним, но все его внимание захватил корабль. Дул хороший бриз — ночью он, наверно, поменял направление, поскольку «Лидия» шла теперь в самый крутой бейдевинд.
Были подняты все обычные паруса. Бывалый глаз Хорнблауэра приметил многочисленные сплесни как на бегучем, так и на стоячем такелаже. Временная бизань-мачта стояла вроде надежно,
