мне») – любопытное замечание сэра Томаса Брауна («Religio medici»[194], 1642), призванное обозначить, что он был зачат во грехе, ибо является потомком Адама. В первой главе «Улисса» Джойс тоже вспоминает о гладком и непорочном лоне женщины, рожденной не от матери: «Хева, обнаженная Ева. У нее не было пупка»[195]. Эта тема (знаю, знаю) рискует показаться смешной и пустяшной, но зоолог Филип Генри Госсе связал ее с центральной проблемой метафизики – проблемой времени. Это соположение датируется 1857 годом; возможно, восемьдесят лет забвения приравниваются к новизне.
В двух фрагментах из Священного Писания (Рим. 5: 1, 1 Кор. 15) первый Адам, человек, в котором погиб весь род человеческий, противопоставляется окончательному Адаму – Христу[196]. Это соположение – чтобы не прозвучать как простое богохульство – подразумевает наличие некоего загадочного тождества, которое воплощается в мифах и симметрии. Согласно «Золотой легенде», крест, на котором распяли Христа, был сделан из запретного древа, произрастающего в раю; теологи полагают, что Адам, сотворенный Отцом и Сыном, находился в том же возрасте, в каком погиб Сын, – тридцать три года. Определенно, эта бессмысленная точность не могла не повлиять на космогонию Госсе.
Он излагает ее в книге «Омфалос»[197] (Лондон, 1857), подзаголовок которой «Попытка развязать геологический узел». Напрасно я искал эту книгу в библиотеках; чтобы написать заметку, я воспользуюсь краткими обзорами Эдмунда Госсе («Father and Son»[198], 1907 г.) и Герберта Уэллса «All Aboard for Ararat»[199], 1940 г.). В последнем используются примеры, которых нет в этой небольшой статье, но которые, на мой взгляд, вполне согласуются с мыслями Госсе.
В той главе своей «Системы логики», что посвящена закону причинности, Джон Стюарт Милль доказывает, что состояние Вселенной в любой момент времени является следствием ее состояния в предыдущий момент и что бесконечному разуму было бы достаточно полного знания лишь об одном мгновении, чтобы узнать и прошлое, и будущее Вселенной – всю ее историю. (Он также обосновывает – о Луи Огюст Бланки! о Ницше! о Пифагор! – что повторение любого состояния повлекло бы за собой повторение всех других и замкнуло бы всемирную историю в циклическую последовательность.) В этой осторожной версии одной фантазии Лапласа – тот вообразил, что настоящее состояние Вселенной теоретически сводится к формуле, из которой некто мог бы вывести любое прошедшее и любое будущее, – Милль не исключает возможности будущего вмешательства извне, которое прервет эту последовательность. Он утверждает, что состояние q неизбежно приводит к состоянию r; состояние r – к s; состояние s – к t; но он признаёт, что перед состоянием t некая Божественная катастрофа – скажем, consummatio mundi[200] – могла бы уничтожить планету. Будущее неизбежно и предопределено, однако оно может и не наступить. Бог таится в промежутках.
В 1857 году люди находились на распутье. Книга Бытия отводит Божественному Сотворению мира шесть дней – ровно шесть иудейских суток, от заката до заката; палеонтологи же безбожно требовали огромных временны´х пластов. Напрасно повторял Де Куинси, что Писание не дает людям наставлений в какой бы то ни было науке, ведь науки – это гигантский механизм для развития и упражнения человеческого интеллекта… Как примирить Бога с окаменелостями, а сэра Чарльза Лайеля – с Моисеем? Укрепленный молитвой, Госсе предложил одно поразительное решение.
Милль представляет время как каузальное и бесконечное, которое может быть прервано в будущем актом Всевышнего; Госсе – как строго каузальное и бесконечное, прерванное в прошлом актом Сотворения. Состояние n неизбежно приведет к состоянию v, но перед v может произойти Страшный суд; состояние n предполагает состояние c, но c не произошло, потому что мир был создан в состоянии f или b. Первый миг времени совпадает с началом Сотворения, как и предписывает святой Августин, однако этот первый миг несет в себе не только бесконечное будущее, но и бесконечное прошлое. Прошлое, конечно, гипотетическое, но неизбежное и расписанное до мелочей. Появляется Адам, его зубам и скелету тридцать три года. Появляется Адам (пишет Эдмунд Госсе), и у него наличествует пуп, хотя никакая пуповина никогда не связывала его с матерью. Принцип причинности гласит, что не существует ни одного следствия без причины; эти причины, в свою очередь, требуют других причин, которые регрессивно преумножаются[201]; существуют конкретные свидетельства всех причин, однако в действительности имели место только те вещи, которые возникли после Сотворения. В низинах Лухана сохранились скелеты глиптодонтов, однако этих глиптодонтов никогда не существовало. Таков хитроумный (и, прежде всего, невероятный) аргумент, который Филип Генри Госсе предложил религии и науке.
Ни той ни другой аргумент не подошел. Журналисты все свели к утверждению, что Господь спрятал под землей окаменелости, чтобы испытать веру геологов; Чарльз Кингсли отрицал, что Бог мог начертать на скалах «такую ненужную и всеобъемлющую ложь». Госсе напрасно упирал на метафизическое обоснование своего тезиса – немыслимость момента времени без другого, ему предшествующего, и, в свою очередь, без еще одного, ему предшествующего, и так далее до бесконечности. Не знаю, была ли ему известна древняя сентенция, которая приводится на первых страницах талмудической антологии Рафаэля Кансиноса-Ассенса: «Это была только первая ночь, но уже ей предшествовал ряд столетий».
Я хочу указать на два достоинства забытой гипотезы Госсе. Первое: ее жутковатое изящество. Второе: непреднамеренное доведение до абсурда идеи creatio ex nihilo[202], косвенное доказательство того, что Вселенная вечна, как полагали Гераклит и Спиноза, ведантисты и атомисты… Бертран Рассел придал этой гипотезе новое звучание. В главе IX книги «Analysis of Mind»[203] (Лондон, 1921) он предполагает, что наша планета была создана лишь несколько минут назад – вместе с человечеством, которое «помнит» ее иллюзорное прошлое.
Буэнос-Айрес, 1941
Постскриптум. В 1802 году Шатобриан («Génie du christianisme»[204], I, 4, 5), исходя из эстетических соображений, сформулировал мысль, созвучную гипотезе Госсе. Он осудил пресную и смехотворную концепцию первого дня Творения, полного птенцов, личинок, щенков и зерен, и написал: «Sans une vieillesse originaire, la nature dans son innocence eût été moins belle qu’elle ne l’est aujourd’hui dans sa corruption»[205].
Тревоги доктора Америко Кастро
Слово «проблема» нередко может заключать в себе скрытое предвосхищение основания. Говорить о «еврейской проблеме» – значит утверждать, что евреи представляют собой некую проблему, а значит, предвосхищать (и рекомендовать) погромы, преследования, резню, изнасилования и чтение книг доктора Розенберга. Еще один недостаток ложных проблем – это порожденные ими решения, тоже ложные. Плинию («Естественная история», книга 8) недостаточно одного наблюдения, что летом драконы нападают на слонов, –
