Ближайшее дерево — орех без листьев — находилось в трехстах ярдах и, следовательно, не годилось, с другой стороны — скажу совершенно откровенно — у меня не хватало смелости обосноваться просто на земле. Пришел я в деревню к закату солнца; питье чая, рассказ матери и тропление леопарда заняло немного времени, но чтобы построить убежище, которое дало бы мне хоть подобие защиты, дневного света оставалось недостаточно. Следовательно, если делать засидку на земле, то все равно где, ибо не знаешь, с какой стороны леопард может пожаловать, и очень хорошо знаешь, что, если он вздумает напасть, у тебя не будет случая употребить единственное знакомое оружие — свое ружье, так как когда вступаешь в непосредственный контакт с нераненым тигром или леопардом, использовать огнестрельное оружие по назначению невозможно.
Взвесив обстоятельства после внимательного осмотра, я вернулся во двор и попросил старосту снабдить меня ломом, крепким деревянным колом, молотком и собачьей цепью. Ломом я вскрыл и поднял одну из каменных плит в середине двора, крепко вколотил в землю кол и к нему прикрепил цепь. Потом с помощью старосты принес туда тело мальчика и надел на него цепь.
Помысел неосязаемой высшей силы, устанавливающий предел жизни каждого, называемый одними Судьбой, другими Кисметом, — непостижим. В течение прошедших нескольких дней эта сила установила срок жизни одного кормильца, оставив семью в сильной нужде; очень болезненным путем сократила дни старой дамы, которая после многих лет тяжелого труда надеялась несколько годков прожить в относительном комфорте; а теперь была перерезана нить жизни этого мальчика, который, судя по его виду, воспитывался своей матерью-вдовой с большой заботой. Ничего нет удивительного в том, что лишенная ребенка мать в промежутке между истерическими приступами, крича и плача, снова и снова повторяла: «О, Пармешвар,[32] какое преступление совершил мой всеми любимый сын, что на пороге своей жизни он заслужил такую ужасную смерть?»
Перед тем как начать взламывать плиту во дворе, я предложил матери и дочке перебраться в другой дом в конце улицы. Закончив свои приготовления и умывшись в ручейке, я попросил немного соломы, которую положил на веранду перед дверью дома вдовы. Но вот наступила темнота. Попросив собравшихся сохранить тишину в течение ночи, насколько это для них будет возможно, и отослав их по домам, я занял позицию на веранде, где, растянувшись и подложив немного соломы под грудь, мог наблюдать за телом покойного и быть уверенным, что увидеть меня — мало шансов.
У меня было ощущение, что леопард вернется, несмотря на шум, поднятый прошедшей ночью, и что, не найдя свою жертву там, где ее оставил, он придет в деревню за новой добычей. Легкость, с которой ему удалось ее захватить в Бхаинсваре, поощрит его попробовать еще раз; я начал свое ночное бдение с большими надеждами.
Весь вечер собирались тяжелые тучи, и в восемь часов, когда все звуки в деревне, за исключением плача и причитаний матери, утихли, вспышка молнии, сопровождаемая отдаленным раскатом грома, провозгласила приближающуюся грозу. Она бушевала целый час, вспышки молний были такие продолжительные и сверкающие, что, если бы крыса рискнула вылезти во двор, я бы ее увидел и, вероятно, смог бы застрелить. Наконец дождь перестал, однако небо оставалось затянутым и видимость сократилась до нескольких дюймов. Пришла пора леопарда; сейчас он должен выйти оттуда, где укрывался от грозы, и время его появления будет зависеть от расстояния между этим местом и деревней.
Причитания женщины кончились, и, казалось, во всем мире не раздавалось ни звука. Именно на это я и надеялся, так как единственное, что могло предупредить меня о появлении леопарда, — были мои уши; в помощь им я взял цепь вместо веревки.
Солома, которой меня снабдили, была суха, как трут; мой напряженный слух уловил какой-то звук, раздавшийся у самых моих ног, — что-то ползло, осторожно, украдкой кралось по соломе, на которой я лежал. На мне были надеты шорты, оставляющие ноги оголенными около колен. Вскоре обнаженная кожа в этом месте ощутила прикосновение волосяного покрова, шерсти животного. Это мог быть только людоед, крадущийся и выжидающий подходящего момента, чтобы ринуться и сомкнуть свои зубы на моем горле. И вот что-то легко надавило на левое плечо — а это точка опоры, — и тут, когда я уже готов был спустить курок, чтобы разрядить обстановку, маленькое животное прыгнуло и устроилось между моими руками и грудью. Это был небольшой насквозь промокший котенок, он попал под ливень, не нашел ни одной открытой двери и пришел ко мне в поисках тепла и защиты.
Едва только котенок уютно свернулся под моим пиджаком, и я понемногу начал приходить в себя от страха, который он на меня нагнал, как по ту сторону полей-террас раздалось низкое рычание, постепенно становившееся все более громким, и наконец до меня донеслись звуки самой дикой схватки, какую я когда-либо слышал. Совершенно очевидно, людоед вернулся к месту, где прошлой ночью он оставил свою добычу, и, пока он ее искал, будучи в не слишком хорошем настроении, другой самец-леопард, рассматривающий данную территорию как свое охотничье угодье, случайно наткнулся на людоеда и напал на него. Сражения, подобные этому, весьма необычны, так как хищники неизменно держатся в пределах собственного района, и если случайно двое однополых встречаются, то, определяя на взгляд силу и мощь друг друга, более слабый уступает место более сильному.
Людоед хотя и был стар, но представлял собой крупного и весьма могучего самца, и в пределах пятисот квадратных миль, где он царствовал, вряд ли другой самец попытался бы оспаривать его права и законы. Но здесь, в Бхаинсваре, он был чужеземцем, нарушителем границ, и, чтобы хоть как-нибудь уйти от беды, которую он навлек на себя, ему нужно было драться, спасая свою жизнь. Без сомнения, именно это и происходило.
Мой шанс был теперь потерян — если даже людоед успешно справится с врагом, его раны, вероятно, помешают ему некоторое время интересоваться добычей. Не исключалась возможность, что схватка кончится для него фатально и его карьера закончится совершенно неожиданно: он будет убит случайно встреченным леопардом, одним из себе подобных, в то время как совместные усилия правительства и общества оказались бесплодными в течение восьми лет.
Первый раунд длился около пяти минут, бой шел с неослабевающей яростью и был безрезультатным, так как в конце схватки я мог расслышать звуки, издаваемые обоими животными. После интервала в десять — пятнадцать минут сражение возобновилось, но на расстоянии от двухсот до трехсот ярдов дальше от места, где оно поначалу разгорелось. Совершенно очевидно, местный чемпион был в лучшей форме и понемногу выбивал самозванца с ринга. Третий раунд был более коротким, чем два предыдущих, но не менее жестоким, и после еще одного долгого периода затишья бой снова разгорелся, отступив дальше, на выступ горы, откуда спустя несколько минут шум перестал доноситься.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
