— А не взглянуть ли нам на твою шкатулочку, — предложил Фолкен. — Вдруг что-то прояснится?
Трэвис сунул руку за пазуху. Пальцы его сомкнулись на прохладном металле. Джек предупреждал, чтобы он не смел ее открывать, но тогда он действительно подвергался огромной опасности и это требование выглядело вполне разумным.
Сейчас, однако, его никто больше не преследовал, враги, кем бы они ни были, остались в другом мире, и Трэвис уже не ощущал необходимости соблюдать запрет. Вдобавок им внезапно овладело жгучее любопытство. Он достал шкатулку и положил на землю между собой и Фолкеном. В утреннем свете она производила самое обыденное впечатление, мало чем отличаясь, скажем, от простого портсигара. Выгравированные на крышке и по бокам символы сливались с поверхностью и были едва различимы. Секунду помедлив, Трэвис быстрым движением сбросил крючок и откинул крышку.
Внутри лежал камешек.
Маленький и идеально круглый, как алебастровый шарик, камешек легко уместился бы в кулаке. Его зеленовато-серую поверхность испещряли разноцветные крапинки.
Трэвис разочарованно застонал.
— Галька, мать ее! — выругался он. — Что же это получается? Выходит, я все это перенес ради какого-то вшивого куска гальки?!
Он протянул руку и взял камешек. И с первого прикосновения ощутил, что за его невзрачным видом скрыто куда больше, чем ему показалось вначале. На ощупь он был скользким, как от смазки, но следа на коже не оставлял. Трэвис повертел камень и вскоре заметил, как вспыхивает радужным сиянием его тусклая поверхность, когда ее касаются солнечные лучи. Чем дольше он смотрел на него, тем крепче убеждался в том, что никогда прежде не держал в руках ничего более прекрасного. Он с неохотой протянул камень барду.
— Взгляни, друг Фолкен.
К удивлению Трэвиса, тот решительно покачал головой и даже спрятал руки за спину, как будто боясь поддаться соблазну.
— Прости, друг Трэвис, но я не стану к нему прикасаться, — сказал он. — Джек Грейстоун отдал его тебе, и только тебе одному. И мнится мне, что негоже отдавать его в чужие руки, а в мои тем паче!
Не очень уловив смысл отказа Фолкена, Трэвис пожал плечами, еще немного полюбовался камнем, потом уложил его обратно в шкатулочку и с непонятным сожалением захлопнул крышку. Казалось кощунством убирать с глаз долой такую непостижимую красоту. Не прошло и минуты, как ему нестерпимо захотелось вновь ощутить маслянистое прикосновение к коже безупречно гладкой поверхности камня, почувствовать его тяжесть в ладони. Он потянулся к шкатулке, чтобы достать его, но так и не сделал этого, потому что бард поднялся и принялся засыпать землей тлеющие угли костра. Затем уложил чайник и кружки в свою дорожную котомку и крепко затянул веревку на горловине.
— Засиделись мы с тобой, друг Трэвис, — заметил Фолкен, озирая, прищурившись, нависшее над лесистыми склонами небо. — Пора в дорогу, пока погода позволяет. В это время года с отрогов Железных Клыков такие бури приносит, причем безо всякого предупреждения, что света белого не взвидишь. — Он искоса взглянул на Уайлдера. — Мой путь лежит на юг, в Кельсиор. Королевство захудалое, но я надеюсь там кое с кем повидаться. Путешествие займет несколько дней, и я не стану возражать, если ты ко мне присоединишься. Собственно говоря, я настоятельно рекомендую тебе поступить именно так, ибо на много лиг в окрестности нет ни села, ни города, ни крепости. Во всяком случае, тех, где за последнюю тысячу лет еще сохранились обитатели, — добавил бард, рывком вскидывая котомку на плечо.
Трэвис поспешно схватил шкатулку и вскочил на ноги. Им вновь овладела паника; Одно дело попивать кофеек — или как там его? — и вести обстоятельную беседу с Фолкеном, и совсем другое — двинуться вместе с ним неведомо куда. В конце концов, рекламный щит выбросил его именно на этот горный склон, и если он сейчас отправится бродяжничать по чужому, незнакомому миру, бог весть, сумеет ли он отыскать это место снова?
— Погоди минутку, Фолкен, — поспешно заговорил Уайлдер. — Ты ведь так и не ответил на мой последний вопрос. На кой хрен меня сюда занесло? А заодно скажи, если знаешь, как мне вернуться домой?
Бард печально покачал головой.
— Прости, друг Трэвис, но из уст моих ответа дождешься ты, боюсь, увы, не скоро. Но ежели ты, отбросивши сомненья, пойдешь со мною, то в пути, надеюсь, отыщем вместе ключ мы от загадки. Ты можешь верить мне или не верить, но мнится мне, однако, не случайно с тобою встретились мы в этой глухомани.
Паника сменилась недоумением.
— О чем это ты, Фолкен? — удивленно спросил Уайлдер. Взгляд барда затуманился.
— Судьбы богиня, дав обет безбрачья, и день, и ночь за прялкою сидит, следя за тем, чтоб втуне не пропал пусть самый крошечный обрывок ее пряжи. Любой огрех она пускает в дело, порой такие выводя хитросплетенья, что в узелке единственном сокрыты деяния и участь миллионов. — Легкая усмешка заиграла на губах Фолкена. — Держи глаза открытыми, мой друг, и мы с тобой, ручаюсь, все узнаем!
С этими словами он повернулся и зашагал вниз по склону, уверенно пробираясь между стволами. Трэвис уставился ему вслед. Что делать? Как поступить? В глубине души он понимал, что выбора у него нет, но какое-то мальчишеское упрямство мешало ему безоговорочно признать этот неоспоримый факт. Жизнь снова заставляла его подчиниться обстоятельствам и плыть по течению. Именно это и бесило Трэвиса, заставляя сопротивляться до последнего. В конце концов он все же сдался, сунул руки в карманы и с угрюмым видом поплелся вслед за Фолкеном.
23
Весь день Трэвис тащился по пятам за Фолкеном сквозь дебри окутанной ледяным безмолвием Зимней Пущи.
Его одолевало великое множество вопросов. Как далеко до Кельсиора? Что это за люди, с которыми собирался повидаться бард? И сможет ли кто-нибудь из них помочь ему найти дорогу домой? Увы, ему так и не представилось случая узнать ответ хотя бы на один. Фолкен задал такой темп, что Трэвис едва успевал угнаться за ним по усеянной корнями и кочками мерзлой почве. Пыхтя и задыхаясь, карабкался он по кручам, скатывался, спотыкаясь, в заметенные снегом лощины и овраги. Несмотря на свои длинные ноги и преимущество в возрасте, он вынужден был признать, что его спутник оказался куда лучшим ходоком. В продолжение первого дневного перехода лес практически не менялся. Структуру его по-прежнему составляли главным образом не-эспены, перемежающиеся редкими купами не-сосен. Ближе к полудню, однако, Трэвис отметил появление нового вида: вечнозеленого кустарника с голубоватой хвоей, перистые ветви которого усеивают мелкие жемчужного цвета ягоды. Соблюдая последовательность, он решил окрестить его не-можжевельником.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
