и я увидел ее. С первого взгляда я понял, что она очень, очень пьяна. Я даже не видел ее такой никогда, лицо будто потеряло свои черты, и, может быть, в темноте я бы даже не узнал ее.
Она крепко оплела мне шею руками, я почувствовал сильный запах алкоголя.
– Прости меня, прости, прости, – шептала она без остановки.
– Подожди, что ты. – Я, придерживая ее, обернулся и закрыл дверь.
– Прости, прости.
Я приподнял ее и понес в комнату.
Кровать была в беспорядке, я уложил ее, она свернулась калачиком и прижалась ко мне. Она ни секунды не оставалась спокойной – извивалась всем телом, будто стараясь выплеснуть что-то наружу.
– Он обманул, он обманул меня. – Она начала говорить громче. – Он получил какие-то нужные документы на помещение в поликлинике, я его познакомила, он украл нашу фотографию, он предал меня, он обманул меня, он говорит везде, что ты стрелял в него. – Она захлебнулась рыданиями, но продолжила: – И он не любил меня, он не хотел брать меня замуж!
Она обхватила меня руками и положила голову мне на колени.
– Как хорошо, что ты пришел! – Она начала ласкать меня руками, но это были уже не просто дружеские поглаживания. Я провел ладонью по пышным рыжим волосам.
– Ну что ты. – Я прижал ее к себе сильнее, удерживая ее руки. – Но ты же написала мне… Ты ведь думала, что это действительно я!
– Да, пока не увидела нашу фотографию, он украл ее, а потом смеялся надо мной в трубку… – Язык плохо слушался ее, но руки вели себя очень уверенно. Меня пугали эти откровенные ласки, и в то же время я понимал, что отчаянно хочу их: никогда и никакая женщина не волновала меня так, как она сейчас. Я долго запрещал себе думать о ней, я знал, что она уже принадлежит другому, но эти преграды еще сильнее будили прежнюю страсть.
– Я же всегда любила только тебя, я хочу тебя… – Вдруг, собравшись, она подтянулась на моей шее, села мне на колени и сильно прижалась к моим губам. Я чувствовал ее тело, я обнимал ее, вдыхая знакомый мне запах, и отвечал на поцелуи. Я не мог себе объяснить, почему она так волнует меня, я хотел только ее. Она срывала с себя одежду, я помогал ей… Меня захлестнула неимоверная страсть, я был очень груб, она кричала, царапала и кусала мои плечи, изо всех сил прижимаясь ко мне.
– Сделай это, сделай то, что обещал! – кричала она. – Не останавливайся, ты обещал мне сделать это!
Я резко остановился. Вмиг прошли страсть, желание, ушла та магия, что околдовала меня. Меня остановило ощущение какой-то неправильности происходящего, что-то было в этом грязное, что, впрочем, редко меня смущало раньше.
– Почему, что такое, что ты, родной… – Она поднялась ко мне, неверно двигая пьяными руками. Она была неприятна мне, и я не хотел смотреть.
– Я не могу. – Я встал и начал одеваться.
– А зачем ты пришел? Разве ты пришел не за этим? Разве ты не пришел трахнуть меня? – Она кричала, будто подпрыгивая над кроватью на коленях. – Ты можешь просто трахнуть меня? Дай мне то, что я хочу, сделай это!
– В следующей жизни… – буркнул я, развернулся, вышел в коридор и засунул ногу в кроссовок. Она, неодетая, вылетела из дверей комнаты.
– Убирайся! Пошел вон отсюда! – Она кричала, я увидел ее спутанные рыжие волосы и небольшую грудь, которая вздымалась в такт крикам. – Тебе лишь бы снимать свои паршивые кадрики и играть в войнушки! Это все неважно, это все ерунда, ты даже не поймешь, я не смогу тебе этого объяснить! Кого найду – того найду, он и будет отцом моего ребенка!
Я быстро надел второй кроссовок, не завязывая шнурки, знакомыми движениями открыл замки и вышел. Она громко хлопнула дверью за моей спиной. Мне хотелось скорее смыть с тела ее запах, я стремительно шагал прочь от этого дома. Меня ждала журналистка, и это было важнее всего. Я не мог вот так, сразу, идти к ней после рыжей, мне казалось, вся улица чувствует запах чужой женщины, идущий от меня. Я повернул в сторону набережной. По крайней мере, теперь, когда она не доверяла бородатому, мои руки были развязаны – я мог публиковать запись, и это была единственная мысль, которой я успокаивал себя после того, что сделал.
Среди нескольких десятков номеров, что я помнил наизусть, был и номер школьного товарища-участкового. Я не знал, возьмет ли он трубку с незнакомого, поэтому сначала написал сообщение, предупредив, что буду звонить. Он ответил сразу.
– Ну ты герой новостей, натворил дел! – Я слышал улыбку в его голосе, он был нетрезв.
– Да и не творил-то ничего я…
– Да все в курсе, ты не волнуйся и выходи из подполья: наши ничего делать не будут. Это же политика – крик поднимут на пустом месте, журналисты доставать тебя будут, но состав преступления не обнаружат. Это же политика – не мне тебя учить! – добродушно повторил он.
– А здесь можно говорить о дезинформации полиции, предоставлении недостоверной информации? – Я уже начал подумывать о наступлении.
– Говорить – можно. Но никто из наших не будет вмешиваться в ваши политические конфликты, пока действительно кого-то не подстрелят. – Он недобро засмеялся.
– Ну, успокоил меня… Я посижу еще денек в подполье и выйду, – задумчиво сказал я.
– Давай я тебе, если что, позвоню по этому номеру? Не бойся, никто его не узнает, – уверил он меня.
Уже без уколов совести после встречи с рыжей я вновь поднялся на террасу с виноградом. Она открыла мне и, не меняя позы и выражения лица, смотрела.
– Привет. – Я быстро сорвал обувь. – Мне очень надо и быстро. – Я, чтоб не касаться ее, прошмыгнул в ванную и закрыл за собой дверь. Одежду я бросил прямо на пол, забрался под душ и долго оттирал себя мылом с горячей водой.
Она постучала в дверь.
– Тебе звонят.
Я, кое-как струсив воду руками, открыл дверь ванной комнаты. Она через порог протянула мне телефон, на дисплее которого моргал незнакомый номер.
– Я не знаю, кто это. – Я взял телефон. Подумав секунду, нажал на кнопку. – Ну алло!
– Здравствуйте, вас беспокоит информационное издание… – Я положил трубку и расхохотался.
– Что такое? – Она была встревожена.
– Да так, попросил одного товарища никому не говорить этот номер. – Сейчас, после душа, в уютной квартире, рядом с ней, весь сегодняшний день показался мне невероятной выдумкой. – Я сейчас наберу коллегу и выброшу эту карточку.
– Хорошо. Есть хочешь? – На
