Я не могла ослушаться.
— Эктор, банщик? — Атилия окончательно запуталась.
Какая выгода этому тюфяку донести Луцию о гладиаторах. Вот если бы он стал снова ее шантажировать, было бы ясно — он хотел ее поиметь. Вонючее ничтожество! Но как он заставил Сиру предать заботливую хозяйку — это вопрос явно не может иметь простого ответа.
Пока Атилия об этом думала — рабыня перерезала веревки на ее руках и ногах. Попыталась встать, но тело затекло. Она снова рухнула на кровать.
— Сейчас, госпожа Атилия, я помогу, — Сира стала растирать ей ноги. От этого по коже, словно сотня игл прошлась.
Атилия почувствовала ноги и снова пыталась встать. Рабыня положила ее руку себе на плечи и, придерживая, помогла подняться. Так вместе, в обнимку, они двинулись к выходу.
Вдруг дверь открылась, в проеме появился Луций, а следом шел Азий, он нес зажженную масляную лампу.
— Предки мои, да вы посмотрите, как они спелись, — ухмылка мужа блеснула зубами в полутьме, — И далеко наши пташки собрались? В теплые края?
Он вошел в спальню, отшвырнул Сиру в сторону. Атилия почувствовала, как он сзади схватил ее за волосы. От резкой боли она вскрикнула.
— Есть пара вопросов, моя родная, — Луций тащил ее к кровати, — Ответь, прежде чем я тебя начну жестко драть. Ты сговорилась с императором и гладиатором. Иначе, зачем Адриан, потребовал поставить на кон тебя?
— Я видела императора в той ложе первый раз в жизни.
— Тогда, ты через кого-то сговорилась с ним. Отвечай — кто это был? Иначе тобой займется моя дубинка.
После этих слов он ударил ее между лопаток чем-то тяжелым.
— Это была Серселия, эта стерва?
— Можешь меня хоть убить, но я не сговаривалась ни с кем на счет этого боя. Клянусь прахом своих предков. Ни с Серселией, ни с кем бы то ни было.
Атилия буквально сквозь зубы говорила в ответ. Сильная боль сковала все ее тело.
— На счет боя не сговаривалась, тогда на счет чего?
Он швырнул ее на кровать и ударил дубинкой по лодыжке. Слезы от резкой боли брызнули из глаз.
— Азий, держи эту сирийку. А я пока выполню, как следует, свой супружеский долг.
Луций стал рвать на ней шелковое платье. Сама ткань выдержала, но швы с треском разошлись в нескольких местах. Он стащил ее ноги с кровати и поставил коленями на мраморный пол. Лицо ее он упер в постель. После, окончательно разорвал подол платья.
* * *
Германус лежал все в том же помещении. Со временем он догадался — это, скорее всего термы. На полу мозаика изображавшая море, рыб и морских гадов. Со стены на него грозно смотрел Посейдон, в руке он держал свой трезубец.
Было неясно — сколько времени он здесь провел. Частый сон менялся полудремотой, бодрость длилась коротко. Его такое вполне устраивало, во сне уходила боль. Невидимый железный обруч, сдавливающий голову, исчезал.
Лекарь заходил еще несколько раз. Он давал пить травяной отвар. Германус смог распознать только запах перечной мяты. Первый раз пытался отказаться, но врач сказал: «Я за твое здоровье отвечаю перед самим императором Адрианом. Если не будешь пить лекарство — не выживешь. Тогда и меня лишат жизни».
Тошнота отступила. Он точно не знал, помогло ли лечение, или просто сон. Сейчас для него это не казалось таким важным, как присутствие друга, например.
Дакус все не приходил. Он спрашивал у врача, тот отвечал, что еще ищут, и когда найдут, обещали сразу привести сюда.
Время шло, а друг не появлялся. Тревожные мысли роем носились, и от этого голова гудела.
После очередного короткого сна всплыла еще одна важная вещь: Атилия в опасности. Эта мысль просто возникла сама собой, и заполнила полностью его внимание. Он силился вспомнить кто она такая. Много потребовалось приложить усилий, пока из глубины памяти не появился ответ.
Теперь Германус лежал и, глядя на могущественного морского владыку, пытался понять, как он может ей помочь. Ответа не оказалось. Появился вопрос: почему он должен помогать этой римлянке — она разве друг?
Ответ нашелся сам собой. Раз он о ней переживает, значит, она друг. «Атилия — милая». Ему очень сильно захотелось сейчас ее обнять, и почувствовать тепло ее тела.
* * *
Сира — девушка хрупкая, но оказалась весьма смелой. Нож, которым она разрезала веревки, все еще был у нее. Когда Азий подошел к ней и протянул руку — она без предупреждения рубанула его по ней. Атилия это поняла, как только услышала его вскрик и звук разбившейся о мрамор лампы.
Спальня наполнилась полумраком. Луций почти сразу ее отпустил. Он пытался выяснить у раба, что происходит. Тот только стонал. Проблеск света из коридора освещал силуэт раба. Он держался за руку, с которой каплями падала кровь. У Атилии к Сире вопросов прибавилось. Но это если повезет выжить им обоим.
Луций, проклиная всех на свете, направился к коридору. Ее схватила за руку сирийка, и помогла подняться.
— Маленькая дверь, госпожа, — едва слышно, в самое ухо прошептала рабыня.
Долго объяснять ей не пришлось. Атилия приподняла разорванный подол платья, и кинулась в сторону запасного входа. Щелкнула задвижка, и она выбежала в коридор для слуг.
Дальше, в два счета, спустилась по маленькой лестнице, и оказалась в конце атриума. За спиной звучали проклятия мужа в ее сторону. Сзади слышались его шаги. Быстро идти он не мог — выпитое вино не позволяло.
Атилия решила бежать на улицу через калитку в саду. Она пересекла атриум и малую гостиную. Мрамор ступеней оказался скользким — наверное, ночная влага опала на них росой. Левая нога соскочила с верхней ступени и ударилась о нижнюю. Это оказалось очень больно. Еще и сандалия перекрутилась, и стопа вылезла из нее. Обувь висела на одном ремешке.
Быстро разувшись, Атилия кинулась к калитке. По дороге ее охватила ночная мгла. Уверенность, с какой она стремилась на улицу, сразу пропала. На ее смену пришел страх.
Она решила
