Идея с затмением была превосходна, она очень помогла Сорок четвертому; впечатление в любом случае было бы сильным и ярким, но, благодаря затмению, оно стало величественным и ошеломляющим. На мой взгляд, Сорок четвертый показал себя знатоком своего дела, сам он заявил, что заткнул за пояс Барнума и Бейли [ Популярныев США устроители публичных зрелищ, стали нарицательным выражением. ], но, пожалуй, хватил через край: провинция, как-никак, для меня это была китайская грамота, впрочем, и на китайском его слова вряд ли имели смысл; он их приплел к случаю, потому что они звучали по-ученому, а для него звучание было, как правило, важнее смысла. Среди всех любителей красного словца он был самый ярый.
Я рассудил, что обитатели замка опомнятся через несколько часов — не раньше: ведь надо собраться с мыслями, понять, на каком ты свете, — немудрено было и рассудком помешаться от увиденного — ив ближайшее время никаких событий не предвидится. Мне надо выждать, пока они снова возьмутся за дело. Я вернулся к себе в комнату, снова стал видимым и удобно расположился перед камином с книгой в руке, предусмотрительно приоткрыв дверь для кошки; Мэри непременно прибежит с новостями, если ей удастся их разузнать, и я от всей души желал ей удачи; но через некоторое время я уснул. Спал как убитый до десяти часов вечера. Открыв глаза, я увидел, что кошка уже заканчивает ужин, а мой стоит на столе еще горячий; я очень обрадовался: с утра у меня маковой росинки во рту не было. Мэри уселась на стул по соседству, умылась и, пока я ел, сообщила все новости. Она своими глазами наблюдала замечательную сцену преображения и, потрясенная и заинтригованная увиденным, не дожидаясь конца, залезла на крышу, села на трубу и дрогла там с полчаса; потом кто-то любезно развел внизу огонь, и сразу стало уютно и тепло. Но когда стало чересчур уютно и тепло, Мэри выбралась на крышу и спустилась по наружной лестнице вниз; побродив по замку, она поймала крысу — это, оказывается, пустяк, она и меня научит, если пожелаю; крысу Мэри не съела — то ли она была несвежая, то ли просто попалась не вовремя — во всяком случае, Мэри вспомнила, что проголодалась, и пришла домой.
— Если ты любишь сюрпризы, я тебе преподнесу сюрприз, — молвила она. — Маг не умер.
Я вскинул руки, изображая удивление, как бывалый плут.
— Мэри Флоренс Фортескью! — вскричал я. — Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказала! — радостно воскликнула она. — Я так и заявила магу, что ты мне ни за что не поверишь. Отсохни у меня лапы, не сойти мне с этого места, коли вру; я его видела, видела — слышишь? Он жив и здоров, как прежде.
— Брось, не морочь мне голову!
Мэри была на седьмом небе от счастья: какой успех!
— Прекрасно! Восхитительно! — ликовала она. — Я это знала, я сказала магу, что ты не поверишь, так оно и вышло! — Мэри в восторге захлопала лапами, и напрасно: с таким же успехом можно было хлопать грибными шляпками.
— Двойник, а если я докажу, что он жив, — поверишь? — спросила она.
— И не подумаю! — отозвался я. — Как, бывало, говорил маг, мне очки не вотрешь! Ты несешь чепуху, Мэри! Человек умер, и все знают, что он умер, отошел, так сказать, в мир иной на глазах у всех, и ты никак не можешь доказать, что он жив. Тебе ли этого не знать?
Мэри улыбалась во весь рот, она еле сдерживалась, ее распирало от сознания грядущей победы надо мной. Соскользнув на пол, кошка, играючи, подтолкнула лапой какую-то бумагу к моей ноге, я поднял ее, а Мэри снова прыгнула на стул и предложила:
— Глянь, маг сказал, ты мигом разберешься, что это такое. Ну что, разобрался?
— Это — вещь, которую он называет газетой. Бостонской газетой.
— Правильно, он так и сказал. Это, говорит, английский язык будущего, а ты знаешь английский и сможешь ее прочесть. Ты и на самом деле можешь?
— Сам по себе факт правильный, но маг ничего не говорил, потому что он мертв.
— Погоди, не торопись, маг велел тебе обратить внимание на дату.
— Ладно, он мне, конечно, ничего не велел, потому что мертв, а мертвые, естественно, не отдают приказов, но все равно, вот она — 28 июня 1905 года.
— Правильно, он так и сказал. И еще велел спросить про послание Основательницы своим ученикам, оно печаталось в другой бостонской газете. О чем там написано?
— Ну, маг рассказывал, что сейчас идет большая война, и Основательнице надоело, что ее ученики все молятся и молятся за мир, а она за семнадцать месяцев не выиграла ни одной ставки; вот она и приказала им прекратить моление и таким образом вывела свою батарею из зоны боевых действий. А еще он добавил, что никто не понимает остальную часть послания и это непонимание может привести к большой беде.
— Ага! Вот так-то! И привело! Маг говорит, что в ту самую минуту, как она своей властью прекратила моление, сошлись два флота, и нецивилизованный полностью уничтожил цивилизованный, а беды не случилось бы, если бы моление продолжалось [ Имеется в виду битва при Цусиме 14— 15 (27 — 28) мая 1905 г. в русско-японской войне ]. Стало быть, ты не знал об этом?
— Нет, я пока не знаю.
— Ну, скоро узнаешь Послание появилось 27 июня, верно?
— Да.
— Так вот, беда случилась в тот же день, как только моление прекратилось, сообщение о ней появилось в газете назавтра, и эту газету от 28 июня ты держишь в руке [ М.Твен намеренно искажает правду (битва при Цусиме произошла на месяц раньше), чтобы высмеять провидческий дар Мэри Беккер Эдди.].
Я посмотрел на кричащие заголовки.
— Бог ты мой, — воскликнул я. — Все совпадает! Бейкер Джи, да понимаешь ли ты, что это — самое потрясающее происшествие! Газета доказывает, что маг жив, — никто, кроме него, не мог принести ее Он жив, он снова с нами, после ужасной казни, которую мы все видели! Да, он жив, Мэри, жив, я не нахожу слов, чтоб выразить свою благодарность!
— О, это великолепно! Это восхитительно! — закричала она в экстазе. — Я знала, что докажу свою правоту! Я была уверена в этом! Я-то думала, магу пришел конец, когда он вспыхнул и исчез неведомо куда; о, как я испугалась и опечалилась, — а он, он просто чудо! Двойник, а как ты считаешь, нет ли здесь другого колдуна, который вздумал бы тягаться с ним? Есть или нет?
— Нет, Мэри, можешь смело держать пари на собственные уши и хвост. Как маг говорил, и думать забудь об этом! По-моему, наш маг, будь он левша и косоглазый, дал бы всей колдовской шатии сто очков вперед.
— Но ты не о нем говоришь, Двойник.
— О ком же?
— Маг не косой и не левша.
— А кто утверждает, что он косой и левша, дурочка ты этакая?
— Как кто? Ты.
— Ничего подобного я не говорил. Я сказал: будь он. Это вовсе не значит, что так оно и есть, это предположение, литературный оборот, риторическая фигура речи, метафора, ее назначение — усилить…
— И все-таки маг не косой и не левша, я бы заметила…
— О, замолчи! Разве я не объяснил тебе, что это всего лишь метафора, и я не собирался…
— Мне все равно, но ты никогда не убедишь меня, что он косой и левша, потому что…
— Бейкер Джи, если ты еще раз откроешь рот, я в тебя сапогом запущу; ты бросаешь слова наобум и невпопад, речь твоя — бессвязная тарабарщина, как у нашей плачевной Основательницы.
Но Мэри уж притаилась под кроватью, размышляя, по-видимому, если была наделена такой способностью.
Глава XXXII
В комнату быстро вошел Сорок четвертый, все еще в обличье мага Балтасара Хофмана, и плюхнулся на стул. Кошка тут же доверчиво прыгнула к нему на колено, потянулась, замурлыкала.
— Двойник не поверил, что ты жив, — сообщила она, — а когда я ему это доказала, пытался запустить в меня сапогом, думал запугать, и напрасно; верно я говорю, Двойник?
— Что верно?
— То, что говорю.
— Я не понял, что ты сказала. Это язык Христианской Скуки, не поддающийся толкованию, но я заранее со всем согласен, только помолчи. Помолчи, и пусть мастер скажет, о чем он думает.
— Я вот о чем думаю, Август. Многие знаменитости не могут прийти. Флоре Макфлимси [ Героиня популярного тогда стихотворения Уильяма Аллена Батлера «Нечего надеть». ] нечего надеть, Еве — то же самое, Адам раньше получил другое приглашение, и так далее и тому подобное. Нерон и многие другие недовольны, что их не известили о бале заблаговременно, и просят время на сборы. Ничего не поделаешь, придется их ублажать.
Но как это сделать? Бал начинается через час. Послушай!
— Бо-мм-мм, бо-омм, б-ом.м!
Большой колокол замка мерно отбивал время. Пробили американские часы на стене в моей комнате, им вторили издалека башенные часы в деревне; звуки их, слабые, едва слышные, относил в сторону и приглушал порывистый ветер. Мы сидели молча и считали до последнего удара.
— Сосчитал? — спросил я.
— Да, сосчитал. Одиннадцать. Ну что ж, есть два выхода из положения. Первый — остановить время, что делалось раньше и не раз, второй — повернуть время вспять на день или два — это сравнительно ново и к тому же дает лучшие результаты.
