дома, установленного в Крыму, но не удалось.
А вот на 50-летие экспериментов «Садко» я решил отправиться в Сухуми, как привычно остался в памяти этот город. В конце августа прилетел в Сочи, чудом купил обратный билет из Сухума и уже ночью на поезде отправился на один день в столицу Абхазии. В Петербурге подготовил памятный венок, чтобы напомнить о приближавшейся дате. Впоследствии вспоминал свои приключения и понял, что они случились не зря: о подзабытых акванавтах и работах ЛГМИ и Сухумского филиала АКИН напомнили несколько появившихся затем публикаций в местной и центральной печати.
Коллега из Института экологии АН Абхазии Асида Константиновна Ахсалба по дороге от вокзала показала узнаваемые и ставшие уже незнакомыми места Сухуми. Она договорилась о посещении территории и зданий прежнего филиала Акустического института АН СССР. Неожиданной и приятной оказалась встреча с И.И. Сизовым, руководителем акустических исследований во время экспериментов 1969–1972 годов в филиале АКИН, хранителем всей его истории. В книге «Гомо акватикус» А. Чернов рассказывал, что Сизов был одним из его проводников на дно Сухумской бухты при посещении капсулы «Садко-3».
Ил. 249. Во время встречи с И.И. Сизовым
Ил. 250. К барокамере «Нерея» и водолазному колоколу провёл директор Института экологии АН Абхазии Р.С. Дбар. Сухум. 2016 год
Ил. 251. Сухумский маяк в 2016 году и вид с него на эстакады, памятные по экспериментам «Садко»
Незаметно прошло время в воспоминаниях, оценках результатов экспериментов, экскурсии к водолазному колоколу и барокамере с «Нерея», в которой мы с однокурсниками по очереди ночевали во время его первого заграничного рейса. Побывали и на маяке, хранившем следы событий 2010 года. Хозяева предложили чудесный обед и отпустили пройтись к едва видневшимся остаткам танкера «Эмба», к городскому пляжу и магазинам, в которых мы покупали чудесные абхазские вина, названия которых сохранились до сих пор в памяти. Я как будто вернулся на 50 лет назад, пройдя все побережье от маяка до морского порта, фотографировал его и другие памятные места.
Спустя две недели агентство «Спутник-Абхазия» поместило об экспериментах «Садко» обширную заметку, сообщив в заключение о встрече их участников. В заметке сообщалось, что «в память пятидесятилетия одного из самых амбициозных проектов покорения Мирового океана – постановки в 1966 г. подводного дома “Садко“ в Сухуме встретились его участники. От проекта осталось немного – ржавые барокамера и подводный колокол, к которым возложили венок с надписью “Памяти первопроходцев”. Это практические единственные в стране свидетели того, как у причала и эстакады у маяка погружался в глубину подводный дом в середине 1960-х. Эстакаду легко узнать по оранжевому домику на ней, но полвека назад она были длинней – для проекта требовалась большая глубина».
Вернувшись в Петербург, мне удалось побывать на выставке фоторабот Н.М. Шестакова об экспериментах «Садко» и погружениях с В. Грищенко в Арктике, организованной в библиотеке им. Н. Рубцова Невского района. Его работы на эти и многие другие темы демонстрировались на ледоколе-музее «Красин», в ААНИИ, в Молодёжном центре «Квадрат» и на других выставках.
Ил. 252. Н.М. Шестаков (с фотоаппаратом) на выставке своих работ в ААНИИ с победителями детского конкурса эссе «“Забытые” экспедиции. Малоизвестные герои арктических путешествий». 20 мая 2022 года
Ил. 253. В статье М.А. Емелиной о выставке [М. Емелина. 2022] внимание привлекла цветная фотография, которую черно-белой много лет назад видели читатели журнала «Вокруг света» (ил. 166)
Заключение. О людях подводного мира
Из пятидесяти лет преподавания на океанологическом факультете последние тридцать мне часто приходилось рассказывать о делах Лаборатории подводных исследований ЛГМИ 1960-х, её основателях и первых акванавтах, истории подводных домов в нашей стране и за рубежом.
В Штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже 11 июня 2010 года вспоминали Ж.-И. Кусто – легендарного французского исследователя океанов, изобретателя и автора множества книг и фильмов в год его 100-летия. А я рассказал о его подводных домах и последователях в нашей стране, и о Жаке Алина, который не разрешил увести «Калипсо» из Франции в США в начале 2000-х. Мог бы добавить о писателе-маринисте Викторе Викторовиче Конецком, его непродолжительной работе на «Нерее» и описании встречи с Жаном Алина в Монако, о сотрудничестве с руководителем последнего эксперимента «Преконтинент-3» и зачинателем подводной живописи Андре Лабаном.
Спустя десять лет Русское Географическое Общество отметило 110-летие со дня рождения Кусто и поручило мне прочитать лекции о встречах с ним, членами его семьи и о разных сторонах его жизни.
***
В рассказах водолазов и акванавтов далеко не всегда присутствовали радостные сообщения о достижениях и весёлые бытовые истории. О трудной работе и нередких трагических случаях приходилось слышать от бывалых морских волков и впервые побывавших в экспедициях новичков.
О службе на «Нерее» и неудачных попытках обучиться ходить с аквалангом писал В.В. Конецкий: «И вот я решил пожить и поплавать с людьми науки, узнать, каким образом профессионалы закрепляют знания. И согласился обучаться нырянию с аквалангом, практике декомпрессии, языку немых на пальцах. “Всё хорошо!” – бублик из указательного и большого. “Плохо внутри!” – кулак. “Плохо снаружи!” – растопыренные пальцы и т. д.
Океанографы были смешными матросами, хоть старательными и честными в службе.
…На вахту 31 декабря заступили я и Володя Бурнашев [так указана фамилия в тексте Конецкого. – Ред.]. Лучше быть самому на судне в новогоднюю ночь, если ты старпом, а магистрали парят, изоляция плохая и случаются короткие замыкания…
Я спросил Бурнашева, что ему кажется самым жутким под водой…
– А что самое хорошее?
Он ответил не сразу, обдумывая, а пока сам задал мне несколько вопросов из подводного сигналопроизводства:
“Дёрнуть, потрясти, дёрнуть?”
“Дёрнуть, потянуть, дёрнуть?”
Он был инструктором-водолазом, а я путал “потрясти” и “потянуть”. Вот он и тренировал меня в разговорах».
А ещё В.В. Конецкий вспоминал, будучи на «Нерее», своё первоё и единственное погружение в трёхболтовом скафандре на Кольском заливе:
«Офицеры плавсостава спасательной службы должны были нырнуть метров на двенадцать, найти на грунте белую эмалированную кружку и вынырнуть.
Мороз стоял возле двадцати, а вода минус один.
Здоровенные водолазы-костюмеры втряхнули меня в скафандр, который прозаически называется “рубахой”. Я скользнул в рубаху юркой килькой, остря напропалую, и ощутил запах гроба. Резиновый, с отделениями для рук и ног, но гроб…
Ползком добрался к кружке и прекратил стравливать воздух. Холод стал отступать, но с
