За развитием событий с интересом наблюдало советское правительство. Стоит упомянуть, что в прошлом советское правительство поддерживало активную связь с де Голлем. Как только Германия в июне 1941 года напала на Россию, де Голль протянул руку Советам под тем предлогом, что «…прежде чем философствовать, надо жить, то есть побеждать. России предоставляется возможность сделать это. В то же самое время ее присутствие в лагере союзников бросает сражающуюся Францию, как противовес, против англичан, которых я собирался использовать».
Несмотря на обвинения в свой адрес от движения «Свободная Франция», советское правительство с жаром ухватилось за полученное предложение. В сентябре 1941 года они обменялись письмами, в которых признавалось руководство де Голля и давались обещания относительно общей борьбы. Позже, в соответствии с сентябрьским соглашением 1941 года между де Голлем и Советским Союзом, советское правительство отозвало Богомолова, своего посла в правительстве Виши, и направило его в качестве представителя в комитет «Свободной Франции» в Лондон. Де Голль направил в Москву для налаживания контактов сначала военного представителя, генерала Пети, а затем, в феврале 1942 года, политического представителя комитета, Гаро, для налаживания отношений с Министерством иностранных дел Советского Союза.
Беседы де Голля и Молотова во время пребывания советского министра иностранных дел в Лондоне в мае-июне 1942 года на переговорах по условиям соглашения с Великобританией были важной дипломатической миссией. Как пишет де Голль в своих мемуарах: «Мы с советским министром иностранных дел достигли соглашения в том, какие действия в ближайшем будущем должны предпринять его правительство и Национальный комитет. „Свободная Франция“ должна заставить американских и британских союзников как можно скорее открыть второй фронт в Европе. Одновременно она должна оказать содействие путем дипломатических переговоров и публичных выступлений и покончить с долговременной изоляцией Советской России. Со своей стороны, Россия должна оказывать нам поддержку в Лондоне и Вашингтоне в наших усилиях по восстановлению единства империи… Франция и Россия договорились, что в дальнейшем будут совместно работать над формированием будущего мира».
Таким образом, советское правительство, в то время как американское и британское правительства все еще были против, всенародно признало за комитетом де Голля право представлять Францию. В опубликованном 27 августа заявлении говорилось о признании Французского национального комитета, который является «…представителем национальных интересов Французской Республики и руководит всеми французскими патриотами, борющимися с гитлеровской тиранией, и в связи с этим произвести замену полномочных представителей».
Эти отношения с де Голлем не удержали Сталина ни от последующей сделки с Дарланом в Северной Африке, ни от решения задействовать генерала Жиро в качестве командующего французскими вооруженными силами, но «Свободная Франция» все еще использовалась Советами в качестве хлыста, погоняющего союзнические усилия на западе. Ни Сталина, ни де Голля, казалось, не смущала некоторая двуличность их союза.
В первые месяцы 1943 года, во время непрекращающейся борьбы между двумя французскими фракциями, представители «Свободной Франции» в Москве выливали потоки жалоб и подозрений на советских чиновников. Американцы и британцы не прикладывали никаких специальных усилий, чтобы держать Москву в курсе склок. происходящих между французскими фракциями – находящейся у власти и оппозиционной. Но, когда между французскими фракциями наметилось соглашение, британское правительство приступило к консультациям с советским и американским правительствами относительно возможности выработки общей позиции новой объединенной власти Франции. Советское правительство стремилось к немедленному признанию новой власти. Американское и британское правительства, по вполне объяснимым причинам, хотели выждать до тех пор, пока Эйзенхауэр не убедится, что за Жиро сохранится фактическое командование французскими вооруженными силами в Северной Африке. И хотя в это время Черчилль защищал принятые на конференции «Трайдент» решения от нападок Сталина, он все-таки отправил Сталину жесткое послание в отношении французской власти, приблизительно такого содержания: «Начиная с Алжира де Голль боролся за получение фактической власти над французской армией. Никто не может быть уверен, как он поведет себя и будет ли доброжелательно настроен к нам, если получит власть. Мы с Рузвельтом считаем, что де Голль может поставить под удар базы и коммуникации армий, которые должны участвовать в операции на Сицилии. Это неоправданный риск».
В ответе от 26 июня Сталин посчитал доводы в защиту затягивания признания Франции необоснованными. Однако, заявил он, учитывая требование британского правительства и выполнение им обязательств не предпринимать никаких действий без проведения предварительных консультаций, «…советское правительство готово удовлетворить пожелания британского правительства». Этот вежливый ответ заканчивался надеждой, что Черчилль «…примет во внимание интерес Советского Союза в отношении Франции и воздержится от передачи информации, полученной от советского правительства и необходимой для принятия соответствующих решений».
В этот же день, 26 июня, Майский, советский посол в Лондоне, объяснил Винанту, что его правительству хотелось бы немедленно отправить Богомолова (советского посла при правительстве в изгнании в Лондоне) дней на десять в Алжир для выяснения ситуации. Британское министерство иностранных дел дало понять Майскому, что это прерогатива Французского комитета национального освобождения и Эйзенхауэра. По мнению американского посольства, это посещение могло внести новый и, возможно, нежелательный нюанс в пока еще затруднительную ситуацию. Идеи пояснил Винанту, что они с Черчиллем рассматривают советский запрос как одну из военных задач и предлагают принять совместное с американцами решение, какой ответ следует дать советской стороне. 29 июня Винант получил инструкцию передать Идену, что американское правительство придерживается такой же точки зрения в отношении этого вопроса и предлагает объяснить Майскому, что, хотя Эйзенхауэр будет рад предоставить любую информацию, все-таки будет лучше, имея в виду общие военные интересы, отложить визит Богомолова в Алжир. Спустя несколько дней, 2 июля, Молотов пожаловался на это послу Стэндли. Советский премьер-министр опять принялся доказывать, что советское правительство не знает, что происходит в Северной Африке, и не понимает, почему нельзя послать туда своего представителя. Советский поверенный в делах в Вашингтоне допытывался у Хэлла о причинах отказа. Государственный секретарь откровенно объяснил ему, что американское и британское правительства опасаются, что неожиданное появление советского дипломатического представителя в Северной Африке в этот критический момент может внести разлад в отношения с Францией и помешать приближающемуся вторжению в Италию. Советское правительство решило подождать до окончания операции на Сицилии.
В тот момент все три члена коалиции почувствовали необходимость положить конец ссорам. Когда впоследствии Шервуд читал записи Гопкинса, рассказывающие о периоде разногласий в июне-июле, они напомнили ему обстановку перед подписанием пакта Молотовым и Риббентропом в августе 1939 года, когда вновь возникла опасность русско-германского союза.
Кто мог с уверенностью сказать, действительно ли Сталин и его советники рассматривали возможность продолжения союза с Западом? В некоторых журналистских статьях упоминаются отдельные секретные инициативы Москвы и косвенные попытки выяснить, что могло из этого получиться. Хотя найденные мною документы содержат только намеки и незначительные детали, не имеющие достаточных оснований для того, чтобы подвергнуться историческим исследованиям. Советский Союз искренне возмущался действиями Запада, но это чувство не было глубоким и, кроме того, сдерживалось перспективой окончательной победы в союзе с Западом. Я уверен, что в тот период военная коалиция сплотилась еще крепче, но только до той поры, пока между союзниками не встала победа.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЕРИОД
Лето и осень 1943 года: крах Италии и последовавшие за этим проблемы
После Сицилии: решения Квебекской конференции («Квадрант»); август 1943 года
Вторжение на Сицилию началось 9 июля. Вопрос о том, что делать дальше, был пока не решен. После проведения консультаций в Алжире, желая сохранить условия, установленные для операции «Оверлорд», Эйзенхауэр должен был действовать осмотрительно: его армии предстояло попытаться захватить Сардинию или высадиться в Калабрии, неподалеку от «носка сапога», западной оконечности Апеннинского полуострова. По мнению Черчилля, стоило действовать более энергично; ведь сражение на Сицилии доказало, что даже на собственной территории итальянцы показали себя слабыми противниками. Ему казалось, что достаточно одного мощного удара, чтобы вывести Италию из войны и тем самым отрезать Германию от Средиземноморья. Черчилль не собирался позволить русским запугать себя или американцев и заставить его отказаться от рассмотрения столь блестящей возможности. Премьер-министр поставил в известность, что в 1943 году будет заниматься исключительно захватом Рима. Как говорится в письме от 16 июля, отправленном Черчиллем генералу Смиту, «мы не только должны взять Рим и продвинуться как можно дальше на север Италии, но должны протянуть правую руку помощи патриотам на Балканах… Я уверен в благополучном исходе и не остановлюсь ни перед чем, чтобы добиться согласия наших союзников. Если это не удастся, у нас вполне достаточно сил, чтобы действовать самостоятельно».
