Старик не двигался и продолжал со страхом смотреть на Геда.
— Ты понимаешь, что я говорю? Ты не говоришь по-хардски?
Гед помолчал, а затем спросил:
— А на каргадском?
Услыхав слово «каргадский», старик сразу же кивнул, как печальная старая марионетка, которую дернули за веревочку, но, поскольку это было единственное слово из языка каргов, которое Гед знал, беседа на том и кончилась. Он нашел у стены вязанку дров, сам растопил очаг и жестами попросил пить: он наглотался морской воды, и теперь его мутило и мучила жажда. Старик указал ему на гигантскую раковину, в которой хранилась вода, и подвинул к огню еще одну раковину с нарванными полосками вяленой рыбы. Гед, скрестив ноги, уселся у огня и, утолив жажду, немного поел. Когда к нему начали возвращаться силы и память, он задумался над тем, где он находится. Даже с помощью волшебного ветра он не мог бы попасть в Каргадские Земли. Этот островок, очевидно, находился уже в Открытом Море, восточнее Гонта, но западнее Карего-Ат. Казалось невероятным, что люди могут жить в таком заброшенном уголке, на крошечной песчаной отмели. Может, они потерпели кораблекрушение? Но он слишком устал и был не в состоянии ломать голову над ответом.
Он подержал перед огнем свой плащ. Серебристый мех высох быстро, и, как только слегка нагрелся верх из шерстяной ткани, Гед закутался в плащ и растянулся у очага.
— Давайте спать, бедняги, — сказал он молчавшим хозяевам и, не успев преклонить голову на песчаный пол, тут же заснул.
Три ночи он провел на безымянном острове. Проснувшись в первый день, он почувствовал, что у него болят все мышцы и его лихорадит. Он пластом пролежал в хижине у очага весь первый день и ночь, и только на следующий день ему стало лучше, хотя ноги все еще были деревянные и ныли. Он натянул на себя свою задубевшую от соли одежду, так как воды, чтобы постирать ее, было мало.
Утром, серым и ветреным, он первый раз вышел из хижины и осмотрел место, куда завлекла его Тень.
Это была каменистая гряда, со всех сторон окаймленная скалами и мелями, чуть больше мили в длину и немногим меньше мили в самом широком месте. На ней не было ни деревьев, ни кустов, вообще никакой растительности, кроме полегшей от ветра армерии. Хижина стояла в углублении между дюнами, и старик со старухой жили здесь одни в пустынном море. Хижина была построена или, скорее, кое-как сложена из прибившихся к берегу бревен и веток. Воду они доставали из небольшого колодца. Питались моллюсками, свежими или сушеными, а также морским ершом. Рваные шкуры, которые Гед видел в лачуге и которые он принял за козьи, оказались шкурами пятнистого тюленя. Иглы, рыболовные крючки, лески для удочек и палочки для добывания огня были сделаны из тюленьих жил. Похоже, что летом тюлени приплывали сюда выводить потомство. Но больше здесь никто не бывал. Старики боялись Геда не потому, что принимали его за духа, и не потому, что он был волшебник. Они боялись его потому, что он был человек. Они забыли, что в мире существуют еще какие-то люди.
Страх и угрюмое выражение так и не сошли с лица старика. И когда он думал, что Гед собирается дотронуться до него, он тут же ковылял прочь, беспокойно оглядываясь и хмуря брови. Сначала стоило Геду сделать хоть одно движение, как старуха начинала кряхтеть и прятаться в своей куче тряпья. Но он видел, как она подходила к нему, когда он лежал в лихорадке, и, сев на корточки, смотрела на него каким-то странным, унылым, тоскующим взглядом. Через некоторое время она принесла ему попить. А когда он сел для того, чтобы взять из ее рук раковину, она выронила ее от испуга и пролила всю воду, а потом плакала, утирая слезы длинными белесыми седыми волосами.
Она внимательно следила за работой Геда, когда он с помощью хозяйского грубого каменного тесла и магии мастерил лодку из бревен и досок своего старого суденышка, выброшенного волной на берег. Это нельзя было назвать ни ремонтом, ни вытесыванием новой лодки, поскольку Геду не хватало дерева и он должен был без конца призывать на помощь волшебство. Старуху, однако, больше интересовала не его искуснейшая работа, а он сам. Пристроившись поблизости на берегу, она наблюдала за волшебником, не сводя с него тоскующего взгляда. Через некоторое время она ушла и вернулась с подарком — горсточкой устриц, собранных ею на скалах. Старуха протянула их ему, они были соленые и пахли морем. Он все съел и поблагодарил ее. Осмелев, она пошла в хижину и принесла какой-то сверток, обмотанный тряпкой. Не спуская глаз с его лица, она робким движением развернула сверток и протянула его Геду.
Это было детское платьице из шелковой парчи, расшитой жемчугом. Оно все было в пятнах и пожелтело от времени. На маленьком лифе жемчужинками был вышит герб, который Геду был знаком: обоюдоострая стрела Святых Братьев Каргадской Империи, увенчанная королевской короной.
Старая женщина, морщинистая, грязная, одетая в кое-как сшитый мешок из тюленьих шкур, пальцем показала на маленькое шелковое платьице, а потом на себя. И улыбнулась трогательной беззащитной улыбкой, как крошечный ребенок. Она извлекла из подола юбки какой-то предмет и протянула его Геду. Это был кусочек темного металла, возможно, деталь украшения или половинка ломаного колечка. Старуха жестами дала Геду понять, что просит взять этот предмет, и, когда он согласился, она радостно закивала и снова заулыбалась. Это был ее подарок. Платье она аккуратно завернула в грязную засаленную тряпку и, с трудом волоча ноги, унесла в хижину, чтобы спрятать драгоценность подальше.
Гед опустил поломанное колечко в карман рубахи почти с такой же бережностью, с какой с ним обращалась старуха; сердце его переполняла жалость. Ему пришла в голову догадка, что эти двое людей могли быть детьми из какого-нибудь царского дома. Тиран или узурпатор, который боялся пролить царскую кровь, отправил их в изгнание, где им оставалось только выжить или умереть вдали от Карего-Ат, на маленьком острове, которого нет на карте. Мальчику, очевидно, было лет восемь или десять, а маленькая пухленькая принцесса в платье из шелка и жемчуга была совсем крошкой. И так они прожили в полном одиночестве все сорок или даже пятьдесят лет на скале в океане, принц и принцесса Забытого Мира.
Но справедлива ли его догадка, ему суждено было узнать лишь через много лет, когда поиски кольца Эрет-Акбе привели его в Каргадские Земли и к Гробнице Атуана.
На третье утро Геда встретил тихий бледный рассвет. Это был день Солнцеворота — самый короткий день в году. Его лодчонка, сработанная из дерева и магии, остатков досок и волшебства, была готова. Он попытался сказать старикам, что отвезет их на какой-нибудь остров, в Гонт, Спиви или же на Ториклы. Он с радостью высадил бы их даже на каком-нибудь пустынном берегу Карего-Ат, попроси они его об этом, хотя в Каргадские воды жителям Архипелага входить было небезопасно. Но они явно не хотели покидать свой пустынный остров. Старуха, очевидно, не понимала, что Гед пытается сказать своими жестами и тихим голосом, но старик понял и отказался. В его памяти об иных землях и людях, очевидно, остался лишь детский кошмар — кровь, великаны, вопли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
