Дон Алонсо бросил на адмирала лукавый взгляд и весело расхохотался.
– Ну, разумеется, сеньор адмирал, я ведь добрый католик. Не знаю, сыты ли будут овцы, но волки, клянусь пресвятой девой, останутся целы.
Адмирал бойко говорил по-кастильски, но разве уловишь тонкости чужого языка. И, не уяснив себе, кто же, собственно, останется цел – овцы или волки, он с миром отпустил дона Алонсо.
Индейцы с распростертыми объятиями встречали голодную рать Алонсо де Охеды и на убой кормили всех христиан печеными клубнями и хлебом касави. На вкус этот хлеб не уступал булке из пшеничной муки тончайшего помола, но готовили его индейцы не из муки, а из толченых корней неведомого в Европе растения. Называли они это растение юккой.
Подкормив отощавших кавалеров индейским хлебом, дон Алонсо привел их в благодатные долины страны Сибао. Там, на одной из переправ, случилось одно, казалось бы, совсем ничтожное происшествие, которое, однако, привело к гибельным последствиям. Несколько индейцев похитили штаны и куртки у трех кастильцев, переправлявшихся через реку. Дон Алонсо поймал озорников, а затем ворвался в ближайшее селение и захватил в плен местного вождя и всю его родню.
Похитителям драных кастильских штанов дон Алонсо отрубил уши, а прочих пленников отослал в Изабеллу.
Адмирал (а дон Алонсо просил его всенародно казнить этих «злоумышленников») отпустил несчастных узников на свободу. На дона Алонсо и его братию он, однако, махнул рукой. Наступало лето, и в конце апреля 1494 года он, желая во что бы то ни стало добраться до азиатского материка, отправился на запад, к берегам Кубы. На Эспаньоле же он оставил в качестве своего наместника родного брата – Диего Колумба.
За пять месяцев трудного плавания, в котором, конечно, участвовал Педро, адмирал открыл южные берега Кубы и большой остров Ямайку. Это были благодатные земли, и омывало их теплое, ласковое море. На много миль тянулись утопающие в зелени берега Кубы, велик был остров Ямайка, и индейцы твердили, что где-то на западе лежат большие и богатые земли. Адмирал был убежден, что они говорят об Индии, но до этой Индии не дошел. Птице, если бы хватило у нее сил, пришлось бы пролететь десять тысяч миль, чтобы из лесов Ямайки попасть на берега Явы и Китая.
Это птице! Но ни один корабль не смог бы пройти из ан-тильских морей в Тихий океан через гористый Панамский перешеек. Прорваться в этот океан ему удалось бы только на крайнем юге южноамериканского материка, и кружной западный путь в Азию оказался бы почти вдвое длиннее прямой птичьей дороги. Но первые земли Южной Америки адмиралу суждено было открыть лишь четыре года спустя, а до Панамской перемычки он добрался только в 1502 году, все еще не подозревая, что перед ним не азиатские мысы и бухты, а берега Нового Света.
А пока адмирал искал Азию на Кубе, дела на Эспаньоле приняли очень скверный оборот. Осатаневшая от лютой жадности рыцарская орда сорвалась с цепи и вырвала узду из слабых рук Диего Колумба.
Педро Маргарит самовольно покинул форт Святого Фомы и сбежал в Кастилию. Его воины и соратники дона Алонсо рассеялись по всей стране Сибао.
Золото! Любой ценой дорваться до золота, ощутить его райскую тяжесть, нагрузиться им до отказа. Просеивать через сито и промывать на лотках речные пески. Исходя соленым потом, вылавливать в них мелкие грязно-желтые зерна, – как бы не так! Благородному рыцарю куда проще ворваться вот в то селение – к нему ведет отличная тропа, – пустить в соломенные кровли красного петуха, переколоть и перерезать беззащитных индейцев и с мертвых рук сорвать или срубить золотые браслеты и золотые кольца.
Старые касики – индейские вожди – знают, где легко добыть золото. Чуть сыроватые щепки дают тихое пламя. Не успеешь до-бормотать «Отче наш», и касик – его ноги поджаривают на костре -готов открыть тебе все свои тайны…
Впрочем, дон Алонсо лишь в редчайших случаях прибегал к пыткам. От одного его взгляда цепенели души старых касиков, его белозубая улыбка приводила их в содрогание. И в переметных сумках оруженосцев дона Алонсо звенело чистое золото, взятое без лишних трудов в лихих и быстрых набегах.
Полтора года назад адмирал писал: «…По природе своей индейцы таковы, что нет средств побороть их боязливость. Правда, после того, как они успокаивались и страх исчезал, они становились столь доверчивыми и с такой щедростью отдавали все им принадлежащее, что, кто этого не видел сам, вряд ли тому поверит. Если у них попросить какую-нибудь вещь, они никогда не откажутся ее отдать. Напротив, они сами предлагают ее, и притом с таким радушием, что кажется, будто они дарят свои сердца».
И надо было довести до отчаяния этих людей, охотно даривших сердца заморским гостям, чтобы они, изменив своему тихому нраву, взялись за оружие.
Вся страна Сибао – тысяч пять воинов могли выставить ее долины, зажатые горными цепями, – поднялась против бородатых «дьяволов». Тростниковые копья против мечей и аркебузов, камни против свинцовых пуль, голые дети мирной земли против до зубов вооруженных головорезов, одетых в стальные доспехи…
Однако страна Сибао занимала лишь ничтожную часть Эспа-ньолы, и, если бы весь остров двинулся на непрошеных гостей, им грозила бы бесславная гибель.
И адмирал, возвратившись в Изабеллу, повел свое войско на мятежников. Зарево занялось над опустошенными селениями Сибао, оно переметнулось через высокие горы, дымные хвосты пожарищ потянулись в соседние края…
А королева требовала золота, она приказывала адмиралу загнать всех индейцев в несуществующие золотые копи, она упрекала его в излишней мягкости.
Между тем из Кастилии прибывали новые искатели наживы, и теперь уже не полторы тысячи, а пять или шесть тысяч добрых христиан бродили по истерзанному острову. Индейцев травили, как диких зверей, их топили в реках, сжигали на кострах, душили на виселицах. На Эспаньолу изобретательные душегубы завезли сотни три псов и всю эту свору обучили охоте за краснокожими. Ни в горах, ни в лесах не могли индейцы укрыться от псов-людоедов, которые преследовали по пятам несчастных беглецов и, настигая свою добычу, разрывали ее на части.
Золота же на острове оказалось мало, и наиболее предприимчивые кавалеры нашли иные способы обогащения. Захватив самые лучшие угодья на Эспаньоле, они прикрепили уцелевших индейцев к земле, и бедные невольники стали в поте лица возделывать плантации «заморских дьяволов». Люди, которые так охотно дарили свои сердца адмиралу и его спутникам, гибли повсюду и везде либо от собачьих клыков, либо от свинцовых пуль, либо от непосильного труда.
