Сильное впечатление производил бутик фирмы «Кальвин Клейн», располагавшийся в таком же свайном коттедже. Впечатляло само его присутствие в этом месте — это, наверное, был самый северный в мире форпост малого кальвинизма. Кроме того, вывеска над его дверью выполняла одновременно несколько функций — названия, географического ориентира и рекламной концепции:
нефтеперегоньевСК
Обращала на себя внимание большая детская площадка, заставленная похожими на каркасы чумов конструкциями — на них висели толстые, как ленивцы, дети, укутанные во все теплое. Площадка напоминала сохранившееся среди снегов стойбище древних охотников. Туда вела разрисованная снежинками, зверятами и красноносыми клоунами арка с веселой надписью:
КУКИС-ЮКИС-ЮКСИ-ПУКС!
Трудно было понять, что это такое:
1) считалка, призванная поднять детям настроение;
2) список спонсоров;
3) выраженный эзоповым (дожили) языком протест против произвола властей.
В русской жизни все так перемешалось, что трудно было сделать окончательный вывод. Да и не хватило времени: мы нигде не тормозили, и вскоре все эти северные узоры растаяли в белой пыли позади. Со всех сторон сомкнулось вечернее снежное поле.
— Поставь мою любимую, — сказал Александр шоферу.
Он выглядел хмуро и сосредоточенно, и я не решалась отвлекать его разговорами.
Заиграла старая песня «Shocking Blue»:
I'll follow the sunThat's what I'm gonna doTrying to forget all about you…[24]
Я не могла не отнести это «trying to forget all about you» на свой счет, такие вещи женская психика проделывает автоматически, не советуясь с хозяйкой. Но клятва идти вслед за солнцем, подтвержденная словами «вот что я буду делать» в манере древних викингов, показалась мне возвышенной и красивой.
I'll follow the sunTill the end of timeNo more pain and no more tears for me.[25]
Правда, услышав про конец времен, я вспомнила подпись под рисунком волка, который я видела у Александра дома:
«Фенрир, сын Локи, огромный волк, гоняющийся по небу за солнцем. Когда Фенрир догонит и пожрет его — наступит Рагнарек».
Это несколько меняло картину… Все-таки какой ребенок, подумала я с нежностью, которой сама еще не осознавала, какой смешной мальчишка.
Вскоре стало темнеть. В лунном свете пейзаж за окном казался неземным — непонятно было, зачем люди летают на другие планеты, если здесь, у них под боком, есть такие места. Вполне могло быть, что в метре от невидимой дороги никогда не ступала нога человека и вообще ничья нога или лапа, и мы будем первыми… Когда мы прибыли на место, уже совсем стемнело. За окном не было ни зданий, ни огней, ни людей, ничего — просто ночь, снег, луна и звезды. Единственным, что нарушало однообразие ландшафта, был холм неподалеку.
— Выходим, — сказал Александр.
*
Снаружи было холодно. Я подняла воротник ватника и надвинула ушанку поглубже на уши. Природа не предназначала меня для жизни в этих местах. Да и чем бы я здесь занималась? Оленеводы не ищут любовного приключения среди снегов, а если б даже искали, вряд ли я сумела бы распушить свой хвост на таком морозе. Он, наверно, сразу замерз бы и сломался, как сосулька.
Машины выстроились так, что их мощные фары полностью осветили холм. В пятне света засуетились люди, распаковывая привезенное с собой оборудование — какие-то непонятные мне приборы. К Александру подошел человек в таком же как на мне военном ватнике, с продолговатым баулом в руке, и спросил:
— Можно устанавливать?
Александр кивнул.
— Пойдем вместе, — сказал он и повернулся ко мне. — И ты тоже с нами. Оттуда вид красивый, посмотришь.
Мы пошли к вершине холма.
— Когда давление упало? — спросил Александр.
— Вчера вечером, — ответил военный.
— А воду нагнетать пробовали?
Военный махнул рукой, словно об этом не стоило даже говорить.
— Какой раз уже падает на этой скважине?
— Пятый, — сказал военный. — Все, выжали. И пласт, и всю Россию.
Он тихо выматерился.
— Сейчас узнаем, всю или нет, — сказал Александр. — И следи за языком, с нами все-таки дама.
— Что, смена растет? — спросил военный.
— Типа.
— Правильно. А то на Михалыча надежды мало…
Мы добрались до вершины. Я увидела вдали невысокие здания, острые точки синих и желтых электрических огней, конструкции из решетчатого металла, какие-то дымки или пар. Луна освещала лабиринт протянутых над землей труб — некоторые из них ныряли в снег, другие уходили к горизонту. Но все это было слишком далеко, чтобы я могла различить детали. Людей я нигде не заметила.
— Они на связи? — спросил Александр.
— На связи, — ответил военный, — если что, сообщат. Какие шансы?
— Посмотрим, — сказал Александр. — Чего гадать? Давай готовиться.
Военный поставил баул на снег и открыл его. Внутри был пластмассовый футляр, размером и формой похожий на большую дыню. Щелкнули замки, дыня раскрылась, и я увидела лежащий на красном бархате коровий череп, по виду очень старый, в нескольких местах треснувший и скрепленный металлическими пластинами. Снизу череп был оправлен в металл.
Военный вытащил из баула черный цилиндр и раздвинул его. Получилось что-то вроде телескопической палки для треккинга, которая кончалась круглым утолщением. Размахнувшись, военный воткнул палку острым концом в снег и проверил, крепко ли она держится. Держалась она хорошо. Тогда он поднял череп, приставил его металлическое основание к утолщению на конце палки и с легким щелчком соединил их.
— Готово? — спросил Александр.
Он не следил за этими манипуляциями, а глядел на далекие огни и трубы, словно полководец, осматривающий местность, где скоро начнется битва. Военный навел пустые глазницы черепа на нефтяное поле. Было непонятно, что он собирается снимать этой странной телекамерой.
— Есть.
— Пошли, — сказал Александр.
Мы спустились с холма к людям, ожидавшим нас возле машин.
— Ну что, Михалыч, — сказал Александр, — давай ты сначала? Попробуй. А я подстрахую, если что.
— Сейчас, — сказал Михалыч. — Пара минут. Зайду в машину, чтоб жопу не морозить.
— А без кетамина что, совсем не можешь?
— Как прикажете, товарищ генерал-лейтенант, — сказал Михалыч. — Только я бы по своей системе хотел. И так на внутримышечную инъекцию перешел.
— Ну давай по своей, — недовольно пробормотал Александр, — давай. Посмотрим. Пора бы тебе, Михалыч, приучаться без костылей ходить. Поверь себе! Выплеснись! Wolf-Flow! Что делать будем, если твоего дилера за жопу возьмут? Вся страна на бабки встанет?
Михалыч хмыкнул, но ничего не сказал и пошел за машины. Проходя мимо, он подмигнул мне. Я притворилась, что ничего не заметила.
— Минутная готовность, — раздался усиленный мегафоном голос. — Всем отойти за периметр.
Люди, толпившиеся в свете фар, быстро ушли в темноту за машинами. С нами рядом остался только военный, который помогал Александру устанавливать череп на холме. Я не знала, относится ли команда ко мне, и вопросительно посмотрела на Александра.
— Садись, — сказал он и показал на раскладной стул рядом. — Сейчас Михалыч выступать будет. Только смотри не засмейся, он застенчивый. Особенно когда уколется.
— Я помню, — сказала я и села.
Александр устроился на соседнем стуле и протянул мне полевой бинокль. Его корпус был обжигающе-холодным.
— Куда смотреть? — спросила я.
Он кивнул в сторону шеста с черепом, отчетливо видным в свете фар.
— Пятнадцать… — сказал за машинами мегафон. — Десять… Пять… Пошел!
Несколько секунд ничего не происходило, а затем я услышала глухой рык, и в пятне света появился волк.
Он сильно отличался от того зверя, в которого превращался Александр. Настолько, что казался принадлежащим к другому биологическому виду. Он был меньше по размерам, коротколап и совершенно лишен грозного обаяния хищника-убийцы. Его продолговатое бочкообразное туловище казалось слишком тяжелым для жизни среди дикой природы, тем более в условиях естественного отбора. Это жирное тело наводило на мысли о древних бесчинствах, о христианских мучениках и римских императорах, скармливающих зверью своих врагов. Он больше всего походил… Да, он больше всего походил на огромную отъевшуюся таксу, которой пересадили волчью шкуру. Я испугалась, что не выдержу и засмеюсь. А от этого мне стало еще смешнее. Но я, к счастью, удержалась.
Михалыч протрусил вверх по холму и остановился возле шеста с черепом. Выдержав паузу, он поднял морду к луне и завыл, покачивая напряженным хвостом, как дирижер палочкой.
У меня возникло то же чувство, что и при трансформациях Александра: словно волчье тело было мнимостью или в лучшем случае пустым резонатором вроде корпуса скрипки, а тайна заключалась в звуке, который издавала невидимая струна между хвостом и мордой. Реальна была лишь эта струна и ее жуткое appassionato, а все остальное мерещилось… Я ощутила родство с этим созданием: Михалыч делал что-то близкое к тому, чем занимаются лисы, и в этом ему точно так же помогал хвост.
