Памятуя о своей наставительной роли старшего брата, Александр взял под полную опеку Бориса, неуверенного и робкого характером и неспособного в практических делах. Вместе прошли они в университет, взнесли плату за первый год обучения — 50 рублей, получили в канцелярии билет на право слушания лекций и университетские правила в придачу. Потом Александр проводил брата в шинельную и помог отыскать по билету его вешалку. Покончив с устроительными мерами, наняли они извозчика и покатили в прогулку по Питеру.
— А кто был тот плотного сложения мужчина с усами, как у моржа, которого встретили мы, выходя из канцелярии? — поинтересовался Борис.
— Игнатий Викентьевич Ягич, твой будущий профессор, — многозначительно произнес Александр. — Между прочим, хороший знакомый нашего Ивана Михайловича. Думаю, он непременно захочет представить тебя ему.
И точно, в ноябре Борис уже ехал с Иваном Михайловичем на Кадетскую линию, к Ягичу.
— Знаком я с ним еще с одесского периода, когда мы в одно время преподавали в тамошнем университете, — рассказывал дорогою Сеченов. — Потом уехал он по приглашению в Берлинский университет, а я через два года перебрался в Петербург. Тут и встретились вновь.
— И как же оказался он опять в России? — пытал Борис, уже прослушавший ряд лекций Ягича о церковнославянском языке и о разборе текстов древних памятников письменности.
— Когда избрали его экстраординарным академиком Петербургской академии, было то в мае 1880 года, переехал он сюда и вот уже год целый преподает на историко-филологическом факультете. Сам-то он из Загреба. Окончил Венский университет. Считается в Европе первым авторитетом по славяноведению. Человек очень хороший, доброжелательный. Да ты и сам убедишься.
Ягич принял их приветливо и не церемонно. Бориса он сразу признал — видать, успел уже отличить среди студентов. Во время беседы настойчиво уговаривал его специализироваться в области сравнительного языковедения и славянской филологии. Обещал обеспечить основными немецкими руководствами по этим предметам. Исключительно живой, остроумный и благодушный, Ягич очаровал своего ученика, сразу же подпавшего его влиянию.
Перед уходом гостей Игнатий Викентьевич украдкой шепнул Сеченову:
— Не худо бы растормошить молодого человека. Уж больно он серьезен и основателен в свои лета.
Да, Борис взял чересчур серьезную ноту, подумалось Ивану Михайловичу, но таковы уж они — братья Ляпуновы, рано повзрослевшие в своем сиротстве, в претерпенных невзгодах.
НА ХУТОРЕ ГРЕМЯЧЕМ
И весной и в июне шли обильные дожди. Поэтому хлеба уродились хорошие, особенно озимые. Как в окрестностях Болобонова, так и за рекой Пьяной рожь стояла выше человеческого роста. И травы были густые и высокие — не в пример прежним годам.
— Хлеба-то ноне в самом деле удались, да только местами червяк овсы попортил, — заметил ямщик, до сей поры молча прислушивавшийся к разговорам седоков.
— Яровые похуже озимых и ростом запоздали из-за недостатка тепла, — со вздохом произнес Сергей Александрович. — Почитай, лишь в самом конце июня несколько настоящих летних дней выдалось, а то погода прохладная держалась. Все запоздало и в огородах и в садах.
— Розы… — откликнулся Борис, — розы обыкновенно в половине июня цвели, а теперь: уж июль на дворе — они только зацветают. Липа еще не цвела. Земляника лесная совсем зеленая.
Не вступая в общий разговор, Александр впал в привычный задумчивый покой. До чего же благодатно то особое чувство приволья и простора, которое испытываешь ранним утром в степи, думал он. Хорошо, что мне с братьями есть возможность проводить всякое лето в деревне.
Этот год по условию двинулись они в Болобоново из Москвы втроем. Александр и Борис благовременно предварили Сергея, чтобы обождал он их приезда. Все было рассчитано до единого дня: четвертого июня из Васильсурска уходил пароход вверх по Суре. Чтобы поспеть на него, нужно было выехать из Москвы третьего июня, что они и сделали. Прежде Ляпуновы добирались волжским пароходом до Васильсурска, а там нанимали лошадей до самого имения. Но однажды убедились, что дешевле ехать пароходом до Курмыша. Тут поджидали их выездные лошади, присланные из Болобонова к прибытию сурского парохода. Пара лошадей, впряженных в тарантас, — для них, и одна лошадь с повозкой — для поклажи. Ввечеру уже подъезжали они к усадьбе, где их нетерпеливо поджидали Шипиловы, родственники со стороны матери.
Возглавлял их шумную, суетливую компанию Сергей Александрович, опекун и дядя. Жена его, Анна Михайловна, хлопотливо приглашала Ляпуновых к столу, закусить с дороги. Энергично руководила дворовыми работниками, сгружавшими вещи с повозки, другая их тетя — Наталья Александровна, по мужу Веселовская, в отсутствие Ляпуновых ревностно наблюдавшая обиход их болобоновского дома. А вокруг братьев прыгали и висели у них на плечах Соня Шипилова и Надя Веселовская, обрадованные, что не придется им тосковать одним все лето в деревне. Зимой они учились в Нижнем Новгороде, а на каникулы возвращались под родительский кров. У Сони гостила подружка по Нижегородскому институту, происходившая из обширного семейства Демидовых, состоявших с Шипиловыми в отдаленном родстве. Трое братьев произвели на нее неотразимое впечатление, и, видимо, ее восторженные рассказы послужили причиной того, что ехали они сейчас за тридцать верст к незнакомым людям.
Сами Шипиловы сообщались с Демидовыми довольно регулярно. В нынешнюю поездку Сергей Александрович взял, помимо Сони и Нади, всех трех братьев Ляпуновых, удовлетворяя нетерпеливому желанию Демидовых познакомиться с ними.
Демидовское имение Гремячий хутор располагалось на границе Нижегородской и Симбирской губерний. Хозяин имения Платон Александрович происходил из того знаменитого рода, начало которому положил Демид-кузнец, основатель уральских заводов. Женат он был на Ольге Владимировне Даль, дочери известного литератора и составителя словаря живого великорусского языка. Было у них пятеро детей — три дочери и два сына. В Гремячем частенько гащивали соседи из окружных имений, наезжали из города родственники и близкие. Ляпуновы даже не подозревали, какое ожидает их обширное общество и какие предстоят им необычные для деревенской глуши развлечения.
На хуторе Гремячем тоже далеки были от ясного сознания того, каких гостей посылает им судьба. Кое-что уже слышали Демидовы о племянниках Сергея Александровича, да еще недавние отзывы одной молодой родственницы разожгли их любопытство. Поэтому, когда вышли братья из экипажа, их встретили нескрываемым интересом. И без того сдержанные и замкнутые Ляпуновы еще больше посуровели от общего назойливого внимания к их персонам. Плечом к плечу прошествовали они в дом, высокие, хорошо сложенные, черноголовые, с густыми отросшими бородами. Их строгие лица и сосредоточенные взгляды разительно выделялись на фоне общего веселья и оживления. Новоприезжие неминуемым образом должны были произвести сильное впечатление на местное общество, в особенности на провинциальных барышень. Сохранившиеся записи некоторых представителей семейства Демидовых свидетельствуют о том, сколько поражены были они появлением новых гостей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
