не вспоминать свое детство. Или мне кажется, что я стараюсь, а на самом деле только о нем и думаю… – заключила Александра.
Гуров подозвал официанта и попросил разрешения закурить.
– Я тут ничего не решаю, но правилами запрещено, – отказал официант.
– Извините, но только на улице, – поддержал его бармен, услышавший разговор.
– Давайте уйдем? – предложила Александра. – Хочется на воздух.
– Конечно.
– Тогда я оплачу счет. Не люблю быть в долгу.
На улице совсем стемнело. Людей стало заметно меньше. Парк был проходным и на ночь не закрывался, поэтому на дорожках можно было встретить не только отдыхающих, но и возвращающихся с работы людей, которые решили сократить путь.
Александра попросила зажигалку.
– Теперь я точно знаю, что наполовину русская, – сказала она. – Странное ощущение. Такое непонятное, что я должна все это хорошо обдумать. Но сначала я хочу найти свою родную мать.
Она отошла к краю дорожки, пропуская велосипедиста. На всякий случай Гуров решил придержать ее под локоть.
– Вы в порядке? – спросил Гуров.
– Нет, – глухо ответила Александра. – Пять минут назад на меня обрушилась жизнь человека, благодаря которому я появилась на свет. Для меня в этой жизни почему-то не нашлось места. Я думала, что, когда обо всем узнаю, мне станет легче, но вопросов появилось еще больше. Я так и не узнала, почему она отказалась от меня.
– Я не знаю, Александра. Мне бы тоже хотелось знать.
Она сделала неловкий шаг назад и споткнулась о бордюр. Гуров успел схватить ее за руку, предотвратив падение.
– Осторожнее, – предупредил он. – Смотреть под ноги очень даже желательно.
– Я смотрю.
Александра резко отстранилась.
– Я не пьяна, – заявила она.
– Ну, выпили-то мы нормально так, – возразил Гуров. – Но почему-то это совсем не ощущается.
– Где есть выход?
– Вон в той стороне. Я провожу.
– Я не пьяна, – повторила Александра.
– Хорошо, хорошо. Никто не пьян.
– Только нервы, – бросила она и пошла вперед.
Ее русский начинал заметно барахлить. На последних фразах это было особенно заметно.
Гуров прислушался к себе. Ощущение легкого опьянения все же присутствовало, хоть и чувствовалось очень слабо. То ли ресторанное вино было разбавлено каким-то хитрым способом, то ли сегодня был тот самый день, когда не в коня корм, – Гуров не хотел ломать над этим голову. Он добрался до дочери Голиковой и удостоверился в том, что совсем не зря обратил свое внимание в сторону немецкого прошлого Алевтины Михайловны. Тот пожар, в котором погиб Шеффер, мог быть кем-то устроен. А что, если Голикова как-то причастна к смерти Шеффера? Захотела выкупить у него картину, а он отказался. Кто знает, что случилось за толстыми стенами особняка, в котором наверняка пряталось много ценных вещей? Кто-то должен знать правду, если, конечно, он еще жив.
Александра остановилась, чтобы подождать отставшего Льва Ивановича. Чем ближе они были к выходу, тем светлее становилась ночь. И снова вокруг замелькали люди и огни.
– Проводите меня, пожалуйста, – попросила Александра. – Я помню дорогу, но не люблю темноту.
– Думаете, я поступил бы иначе? – улыбнулся Гуров и подставил руку.
Вино было все-таки разбавлено. Иначе как можно было объяснить то, что Гуров не ощущал ни усталости, ни сонливости и не мечтал поскорее упасть в койку и уснуть? «Вот ведь твари, – разозлился он, вспомнив цену за бутылку красного полусухого. – Надо натравить на них наших ребят. Пусть проверят это гиблое место».
Дом встретил его гулкой тишиной и полным отсутствием освещения. На кухонном столе лежала записка от Маши, где она сообщала, что ее вызвали на ночные съемки.
Лев Иванович очень любил бывать дома один. Жену он любил еще больше, но иногда ему требовалась абсолютная тишина. Даже если Маша сидела тихо, в другой комнате, он ощущал ее присутствие. Это нервировало и мешало сосредоточиться.
Не включая света и не раздеваясь, он рухнул на диван и уставился в потолок. Вспомнилось, с какой теплотой Александра отзывалась о дорогом дяде Вилле. Родственник, который постоянно был рядом, всегда готовый поддержать и помочь. Уважаемый человек, обладавший большими связями. Для таких не существует закрытых дверей.
Но как же интересно все складывается. Голикова оставляет в приюте дочь, но ее тут же забирает родная сестра Шеффера – Оливия. Вроде бы ничего особенного, если отбросить тот момент, что история с удочерением выглядит как заранее подготовленный план.
О том, что отцом Александры мог быть Вилле Шеффер, Гуров догадался еще в ресторане. Голикова была красивой женщиной, и Вилле не смог бы обойти ее вниманием. Ребенок лишил бы ее всего, чего она смогла добиться. В конце концов, ей светило возвращение в Москву и отказ от иноземных благ. Каким-то образом скрыв беременность, она рожает девочку – и, конечно же, роды были тайными. Но Шеффер не хочет отказываться от дочери. Он желает ей достойной жизни. Он договаривается с директором приюта Швайгерном, который должен принять Александру и оформить первый в ее жизни документ – свидетельство о рождении. Только родители там не будут указаны. Но пройдет ровно два дня, и в пустых графах появятся имена Оливии и Йозаса Миттельхойфе, а Шеффер получит возможность быть рядом с дочерью каждый день и следить за тем, как она взрослеет, называя мамой его родную сестру.
Сколько же людей знало о семейной тайне Шеффера? Уже находясь в полусне, Гуров попытался припомнить всех, кто помог ему в этом деле, и наверняка это был неполный список. Мать ребенка Алевтина Голикова, сам Шеффер, его сестра Оливия и ее муж Йозас Миттельхойфе, директор приюта Отто Швайгерн. Прибавим сюда персонал приюта и врача, который принимал роды. А также бойцов невидимого фронта, которые условно могли знать о происходящем. Это нотариусы, сиделка по уходу, личный шофер, охранник, секретарь и бог знает кто еще. Всем этим людям Вилле должен был исправно платить за молчание, а сестре и ее супругу даже назначить пожизненное пособие в качестве безмерной благодарности за бессонные ночи и утрату нервных клеток. «Итит твою контору! – Гуров аж проснулся, осознав масштабность операции. – Да чтоб я так жил!»
На этом Гуров поставил точку. Он и без того закопался достаточно глубоко, чтобы убедиться в том, что Александра не желала матери ничего плохого. Но и хорошего, наверное, тоже.
Ну что ж, на это она имеет полное право.
Глава 8
– Значит, немецкую дочь оставляем в покое? – спросил генерал-майор Орлов.
– Третьего сентября она весь день провела дома в ожидании приезда Голиковой. Только вечером ненадолго вышла на улицу. Консьержка все подтвердила, – ответил Гуров.
– Может, она киллера наняла, – предположил Крячко. – Сам же
