Тернер писал задолго до того, как представление о «точке зрения» (или «фокализации») вошло в обычный набор приемов анализа литературных произведений; еще больше времени отделяло его от первого применения этого понятия к повествованию Марка[409]. Исследователи верно отмечают, что в Евангелии от Марка имеется «всеведущий» повествователь, который создает идейное содержание книги в целом, сообщает нам информацию, неочевидную для персонажей (см., например, 5:3–5), способен проникать в мысли и чувства любого персонажа (см., например, 1:41; 2:6–8; 3:5) и показывать нам сцену одновременно с нескольких точек в пространстве (2:2–5). Однако внутри этой совокупности точек зрения значительное место отводится тому, что носит более точное название «внутренней фокализации». Внутренняя фокализация позволяет читателю следить за происходящим с точки зрения — пространственной и (иногда) психологической — одного из персонажей книги. (Внешняя фокализация — это точка зрения повествователя, не входящего в число персонажей.) Внутренняя фокализация может исходить от персонажа, показанного лишь внешним образом, — в этом случае она ограничивается пространственными, визуальными, слуховыми характеристиками; или же от персонажа, чей внутренний мир показан читателю, — тогда происходящее описывается через его мысли и чувства[410]. Эти категории при анализе текста дополняют представление о «всеведущем» повествователе. Именно всеведущий повествователь описывает словами точку зрения того или иного персонажа и переносит внутреннюю фокализацию от одного персонажа к другому[411]. Прием «от множественного к единственному», применяемый Марком, отвечает проверке на внутреннюю фокализацию (примененной и Тернером): эти отрывки можно переписать, заменяя формы первого лица на формы третьего лица, отсылающие к фокализирующему персонажу (персонажам)[412].
Исследования точек зрения в повествовании Марка до сих пор не принимали во внимание прием «от множественного к единственному», характерный для этого Евангелия[413]. Между тем это именно внутренняя фокализация, позволяющая читателю увидеть ту или иную сцену с точки зрения учеников Иисуса, вместе с ним пришедших на место действия. В некоторых случаях эта точка зрения быстро сменяется другой (см., например, 11:15–18), однако чаще всего сохраняется, по крайней мере, на протяжении эпизода, открытого этим приемом, хотя во многих других случаях, когда этот прием не используется, внутренняя фокализация на протяжении одного эпизода смещается, порой — неоднократно (см., например, 2:2–12; 3:1–6, 20–34; 5:21–43; 6:1–6а, 47–52; 9:14–29). Такие смещения фокализации обычны для многих типов повествования: они обладают своей ценностью и не свидетельствуют о композиционной неумелости автора[414]. Однако то, что в отрывках, начинающихся приемом «от множественного к единственному», фокализация не смещается — еще одно доказательство того, что Марк использует этот прием сознательно, как средство внутренней фокализации.
В большинстве отрывков, вводимых приемом «от множественного к единственному», позиция учеников выражается чисто внешне. Читатели или слушатели как бы приходят на место действия вместе с учениками, смотрят им через плечо и видят все происходящее с их точки зрения. Лишь в нескольких случаях читателю/слушателю позволяется проникнуть в сознание учеников, разделить их мысли и чувства (9:34; 10:32, 34; 14:19). Внутренний мир учеников у Марка вообще изображается не очень часто (4:41; 6:49, 51–52; 8:16; 9:6, 10, 32; 10:26, 41). Напомним, что почти во всех случаях, где используется прием «от множественного к единственному», речь идет о глаголах движения. Этот прием призван в первую очередь помочь читателю найти для себя «место в пространстве» описываемой сцены.
Очевидно, что этот прием используется Марком сознательно и расчетливо. Это не просто, как заключает Тернер, остаточный след устных рассказов Петра. Однако, если так — стоит ли вообще связывать его с какими–либо устными источниками? Быть может, достаточно сказать, что это просто литературный прием, характерный для Марка?
Здесь следует отметить два момента. Во–первых, этот литературный прием необычен: вне связи с Марком он встречается у других синоптиков только дважды, и во многих случаях мы видим, как авторы других Евангелий или переписчики Марка избавляются от этого приема, очевидно, не понимая его и считая неуместным. Переход «от множественного к единственному» представляет собой нечто необычное и требующее объяснения. Во–вторых, стоит вспомнить, что этот прием образует inclusio, похожее на inclusio свидетельства очевидцев, и охватывает все время служения Иисуса, а также о его тесной связи с упоминаниями Петра. Inclusio Петра у Марка показывает, что именно Петр — основной очевидец, чьи рассказы легли в основу этого Евангелия, а прием «от множественного к единственному» делает доминирующей точкой зрения (внутренней фокализацией) в этом Евангелии точку зрения Петра и других ближайших учеников. Он дает читателям возможность смотреть на события, о которых рассказал Петр, с позиции очевидцев. Разумеется, всеведущий повествователь свободен менять точку зрения — поэтому далеко не все это Евангелие написано с позиции Петра. Однако точка зрения Петра то и дело восстанавливается и в конечном счете становится основной — так же, как и множество упоминаний о Петре в этом Евангелии не позволяют читателю усомниться в его особой роли.
Таким образом, мы видим, что Марк сознательно воспроизводит в своем Евангелии точку зрения «первого лица», из которой, естественным образом, исходил в своих рассказах Петр.
Роль апостола Петра у Марка
Теперь, с учетом нашего заключения о роли приема «от множественного к единственному» в Евангелии от Марка, необходимо пристальнее взглянуть на фигуру самого Петра, какой она предстает в этом Евангелии. Мы уже отметили частоту упоминаний здесь его имени, а также связь упоминаний с приемом «от множественного к единственному», позволяющим читателю смотреть на происходящее с точки зрения группы учеников. Мы видели, что в некоторых местах Евангелия эти две особенности встречаются очень часто. Отметим также, что из двенадцати эпизодов, в которых Петр является действующим лицом, в четырех (1:29–31; 11:19–25; 14:26–31, 32–42) используется этот прием, но в остальных восьми (1:16–20, 35–39; 5:35–37; 8:27–30, 31–33; 9:2–8; 10:23–31; 14:[54], 66–72) этот прием не применяется[415]. Стоит еще раз отметить, что эпизоды, в которых проявляются обе эти особенности, встречаются ближе к началу и к концу повествования: 1:29–31 — второй отрывок, введенный приемом «от множественного к единственному», 14:32–42 — последний, открывающийся таким образом. Таким образом, в начале и в конце повествования эти приемы взаимосвязаны друг с другом. Но что сказать о тех эпизодах, в которых не используется прием «от множественного к единственному», но действует Петр? Позволяет ли появление Петра в качестве действующего лица взглянуть на происходящее с его точки зрения?
В исследованиях Евангелия от Марка обычно можно прочесть, что Петр появляется в этом Евангелии не как самостоятельное действующее лицо, но как представитель группы учеников — будь то все Двенадцать или «внутренний круг» из трех–четырех человек (Петр, Иаков, Иоанн, иногда Андрей). Тимоти Виарда, аргументированно возражая против этого мнения[416], указывает на то, что характеристика Петра как «представителя учеников» используется в двух совершенно разных смыслах. В одном смысле — Петр в повествовательном пространстве Евангелия сознательно действует как представитель учеников, выступая от их имени; в другом — он представляет собой «типичного ученика», воплощающего в себе характерные черты этой группы действующих лиц, для читателя или слушателя Евангелия[417].
Во втором случае Петр — просто «один из учеников», которого евангелист решает назвать по имени. В 14:37–38, когда Иисус в Гефсимании находит Петра, Иакова и Иоанна спящими, он впервые обращается к Петру в отдельности («Симон! Ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час?») — но далее снова идет обращение ко всем трем («Бодрствуйте и молитесь…») Очевидно, Петр здесь — типичный представитель трех учеников[418]. Если спросить, почему Петр здесь выделен, — видимо, это будет связано с предсказанием Иисуса, что Петр отречется от него (14:30). Сон Петра в Гефсимании, хоть и типичный для учеников, особенно любопытен в его случае, в связи с пламенными заверениями Петра о его верности Иисусу (14:31), — и подготавливает почву для эпизода, когда неверность Петра Иисусу выйдет за пределы «типичного», когда он отречется от учителя (14:54, 66–72)[419]. Еще один пример, в котором Петр предстает «типичным учеником», мы встречаем в 11:21: нет причин считать, что Петр здесь сознательно выступает от имени всех учеников, однако то, что он говорит, мог бы сказать любой из них[420]. Поэтому и ответ Иисуса (11:21–25) адресован им всем. В 1:36–37, где субъектами глаголов во множественном числе являются «Симон и бывшие с ним» (по всей видимости, Иаков, Иоанн и Андрей), Петр явно выступает как типичный представитель группы, однако особое упоминание имени Петра (Симона), возможно, указывает на то, что он играет в группе ведущую роль[421].
