еще раз указывало на необходимость ревизии советского общества, которое продолжал возглавлять привилегированный класс политиков, получивших свои посты еще в сталинскую эпоху. Любые серьезные изменения в системе государственного управления могут угрожать их статусу. Боязнь потери не только привилегий, но и всего, что эти деятели имели прежде, препятствует окончательному решению вопроса, что делать с советским прошлым. Не только поколение Хрущева, сформировавшееся при правлении Сталина и способствующее и ныне сохранению его наследия, но и сотни тысяч людей, представляющих «цвет» советского общества, испытывают опасение, что в случае реформ их могут заклеймить как «соучастников» государственных преступлений.
Поэт Евгений Евтушенко написал в своей «Преждевременной биографии»: «Теперь, когда с той поры прошло десять лет, я понимаю, что главное преступление Сталина не только в том, что по его приказу арестовывали и расстреливали. Его не меньшее преступление – моральное растление душ человеческих». Касаясь этого аспекта, дочь Сталина подчеркивает – тоталитарный государственный аппарат был соучастником преступлений вождя. Его работники были все виновны, в той или иной степени, и теперь они не могут признать этого. Хотя внешние элементы советской политики претерпели изменение со времени смерти Сталина, все еще не существует защиты от бюрократических злоупотреблений. Светлана высказала правильную мысль, что виновата, «в целом», идеология.
Как все это возможно изменить? Может ли Светлана Аллилуева, обретя свободу самовыражения, помочь в этом? По ее словам, она вне политики, она простой писатель. Но она не может не быть политиком. Светлана, как лингвист, знает, что это слово имеет разное значение в разных языках. С греческого языка слово «politis» переводится как «гражданин». От политических взглядов зависит статус человека в обществе. Быть политиком означает быть вовлеченным в дела окружающего нас мира.
Светлана Аллилуева может многому научить, но еще большему ей предстоит научиться. На то и на другое ей потребуется время. Перед ней стоит тяжелейшая задача – заняться изучением советской истории. Но прежде, чем она обретет твердую почву под ногами, есть опасение, что она поспешит сразу же высказать свое мнение. Она импульсивна и стремительна в своих поступках, и, если она будет неосторожна, некоторые ее заявления, сказанные экспромтом, вернутся к ней и будут преследовать ее. После времени разочарований, долго лелеемых, но неосуществленных надежд терпение дается с большим трудом.
Всем существом чувствуя, что половина жизни прошла напрасно, Светлана постаралась как можно быстрее и более плодотворно воспользоваться представившимися возможностями во второй ее половине. Но это порождает две взаимозависимые опасности. Первая – у нее появится искушение переоценить значение своего дела, представить его слишком эмоционально и страстно. Вторая – Светлана может ожидать для себя немедленного ответа. Она ощущает себя тем, кто она есть, и потому она надеется, что ее опыт может действительно помочь превратить мир в один Большой Калаканкар, который в ее представлении является объединяющим всех земным раем. Но этому не суждено сбыться. Даже несмотря на то, что за это дело берется дочь Сталина со всей присущей ей искренностью и страстью.
Один знакомый Светланы, житель Нью-Йорка, говорит о том, что сильный характер поможет ей преодолеть возможные трудности:
«Откуда эта женщина черпает свою энергию, откуда берется это ее жизнелюбие и оптимизм? Разве вам не кажется, что она сплошной комок нервов? Здесь, в это зеленое теплое лето, она выглядит так, словно ее не затронула ее жизненная трагедия. Она возвращается из своих прогулок по окрестным лесам, словно заново открыла для себя мир. В ее рыжих волнистых волосах видны запутавшиеся листья, некоторые пристали к ее жакету. Ее порозовевшие щеки пылают, в ее глазах отражается голубое небо. Это крепко сложенная женщина, она носит удобную практичную обувь, и ее походка легка. У нее пружинистый шаг, как у танцовщицы. Она была бесцеремонна с репортерами, которые хотели узнать ее вес. Ее немного смущает этот вопрос. Она не совсем подходит под стереотипный образ русской женщины, ведь ее семейное древо имеет разные корни. Возможно, ее прабабушка была немкой, и у нее были такие же голубые глаза.
Но, несмотря на внешность, у нее чувствительная натура. Она права в своем желании стать писательницей. Ее переполняют замыслы, как только она садится за письменный стол. Она ведет обширную переписку. Возможно, она смогла пережить времена террора благодаря тому, что она быстро и остро реагирует на каждую человеческую трагедию; ее переживания идут от сердца, выливаются в слезы или претворяются в гнев. Если она сможет контролировать себя, она может стать очень хорошим писателем».
Обращаясь к своим детям, которых она оставила в Москве, Светлана выразила надежду, что придет день и они воссоединятся. Но она пока не собирается возвращаться в Советский Союз. Хотя однажды сможет вернуться. Она надеется на следующие сорок лет активной жизни[2]. Исторические события могут происходить довольно быстро; постепенное изменение внутреннего политического и культурного положения в Советском государстве может предоставить для дочери Сталина возможность посетить десталинизированную Россию.
Находясь в Индии, Светлана открыто выражала свои взгляды. Вряд ли бы это угрожало ей тюремным заключением после возвращения в Россию. Существовали более испытанные и тонкие способы для подавления критики. Власти старались показать, что они не просто обличают человека, но пытаются указать ему на его ошибки, являющиеся следствием ухудшения их психического здоровья, и потому диссидентов ради их же блага направляли на принудительное медицинское лечение. Один из аргументов в данном случае мог быть таким: любая женщина, понесшая тяжелую утрату, – а в данном случае госпожа Аллилуева, – обязательно проходит через период душевных страданий, которые могут ухудшить состояние ее психики. Политически надежные эксперты ставят диагноз, а далее человека изолируют в специализированное медицинское учреждение и ставят под наблюдение врачей-психиатров, обеспечивая ему «покой и лечение». Все это можно было сделать быстро и по-тихому, до того как в обществе начнутся распространяться слухи: «Вы слышали о бедной Светлане? У нее умер муж. Она очень тяжело перенесла это. Я думаю, ей необходимо поехать в дом отдыха…»
Старый русский эмигрант, один из известных кремленологов, знаток происходивших в Советском Союзе событий, отзывается с большой теплотой о Светлане. Он приехал в Соединенные Штаты в начале 1940-х годов. Он пишет:
«Я просыпался по ночам с мыслью о ней. Она олицетворяет для меня надежду. Меня охватывает отчаяние при мысли о том, что она окажется тщетной. Ей пришлось многое пережить. Мне известно гораздо больше, чем ей, о том, что сделал Сталин. Но я просто не хочу, чтобы она обо всем узнала. Откровенно говоря, я хочу, чтобы она была счастлива. Меня возмущают утверждения некоторых людей о том, что она бросила
