Приехав домой, я в очередной раз почувствовала себя физически нездоровой. Когда я сюда возвращалась, мне становилось плохо. Как в доме с привидениями. Я не могла здесь больше находиться. Еще день – и пришлось бы разнести все к чертовой матери, чтобы хоть как-то снять стресс.
В общем, я поняла, что пора снова собираться в путь – терапии ради. А чтобы терапия получилась подлиннее, я решилась на отчаянное предприятие – отправиться в гости к Сергею. На машине.
Это значило, что я смогу пропустить день рождения Петера и Рождество. О счастье!
Оставалась только одна проблема – я уже не могла взять с собой Билли. Если мне еще как-то удавалось ненадолго втолкнуть его в машину на заднее сиденье, то длительный переезд он бы никак не выдержал. Но главное – его бы не выдержала я. Выход был только один – оставить собаку с Петером. Мне очень не нравилась эта идея, но такая жертва была необходима. Если бы я осталась, произошло бы нечто ужасное. А так у меня было время собраться с мыслями и предотвратить возможную катастрофу.
Петер отнесся к новости о моем отъезде в своем стиле – проорал, что на Украине опасно, по дорогам бегают маньяки и ему страшно за машину. Проклял нас с Билли. Пригрозил вышвырнуть меня по приезде. Но я пообещала устроить ему веселенькую жизнь, если с собакой что-то случится, и он прикусил язык. Удивительно, как мой муж меня боялся!
Уже на следующий день я попрощалась с Билли и отправилась в путь. С Петером мы перед дорогой даже словом не обмолвились.
* * *
В Одессе было хорошо. Брат принял меня очень радушно, и я впервые за долгое время смогла более-менее расслабиться.
Сергей был уже в курсе моих проблем и внимательно меня выслушал. Рассказ растянулся на весь вечер и на бутылку виски. Я поделилась всем без утайки. Говорила про семейные скандалы, про драки, про непонимание, про бедную собаку. Временами брат качал головой и отпускал комментарий: «Вот мудозвон!» или «Удавил бы!» Да, думаю, если бы я не была в Австрии совсем одна, Петер вел бы себя иначе. Но он чувствовал свою вседозволенность. Некому было прийти и наказать его. Я должна была постоять за себя сама. И эта необходимость постоянно защищаться совершенно меня вымотала.
Но теперь я ненадолго забыла о бесконечной борьбе за выживание. Мы с братом погуляли по городу, сходили в ресторан, съездили в дельфинарий. Я даже слегка развеселилась и начала смеяться. Давно уже со мной такого не случалось. В Австрии мое лицо всегда напоминало какую-то посмертную маску.
Но при этом я прекрасно понимала, что поездка на Украину – это для меня отпуск. Не жизнь. Если уже после Лондона я не сумела интегрироваться в здешнюю жизнь, то теперь о возвращении не могло быть и речи. Я стала человеком без страны. Австрия вызывала у меня только негативные чувства, но и вернуться домой насовсем было совершенно невозможно. Слишком часто я начинала все сначала, слишком часто ломала себя снова и снова. У меня не осталось сил. Мне просто хотелось лечь на пол, вне времени и пространства, и остаться навсегда неподвижной.
Петер ни разу не поинтересовался, как я доехала. А дорога в две с половиной тысячи километров, надо сказать, выдалась очень нелегкой. Поэтому я не стала ему ничего писать в день рождения. Здесь он для меня не существовал, и это было большим, хоть и временным, облегчением.
На Рождество, однако, я все же отправила в Австрию несколько эсэмэсок – поздравила членов семьи, которым накануне передала подарки через Фелиситас. Ответ пришел далеко не ото всех. Дочери молчали.
Я справилась у Петера о том, как поживает Билли. Ответ был предсказуем: «Сдох!» Тогда я потребовала фотографию, и Петер ее прислал. Несмотря на то, что строительство зимнего сада было закончено, Билли снова сидел в гараже с очень грустной мордой. Эх, если бы я только могла его оттуда забрать! Но мне и одной было некуда идти. А вместе – что уж говорить…
Проведя еще несколько дней в Одессе, я внезапно поняла, что не хочу возвращаться в Австрию. Даже сама мысль ввергала меня в панику. Это было как вернуться в тюрьму отсиживать пожизненный срок. Видя мои метания, Сергей предложил остаться. Но я не могла, потому что уже себе не принадлежала. Будущее было размытым и, пожалуй, даже нежеланным. Я знала лишь, что несу ответственность за Билли и должна вернуться к нему. Но моя бесконечная усталость от жизни оттягивала момент возвращения.
А еще мне казалось, что, когда я вернусь, мои вещи уже будут выставлены на улицу. Страх быть выселенной превратился в навязчивую идею, которой я поделилась с Сергеем.
– Пусть только попробует, я ему хрен бантиком завяжу! – сказал брат.
Но я прекрасно понимала, что это лишь слова. У Сергея больше не было визы, и даже при всем желании он не мог ко мне приехать. А я не могла его пригласить. Единственным, кому было под силу все устроить, оставался Петер. А это значило, что наши шансы равны нулю.
Как-то ночью я в очередной раз не могла заснуть и присела к компьютеру почитать про австрийский развод. Информация была очень запутанной и вгоняла меня в ужасную тоску. Все выглядело безумно сложным. С целью отвлечься от темных мыслей я вышла в Фейсбук… И увидела свежие предложения друзей. Первым номером в этом списке стояла Ванесса Вагнерова. Я чуть не взвыла. А особенно меня убило то, что под значком с фотографией ненавистной чешки стояла надпись: «Четыре общих друга». Я не могла не проверить, в чем дело.
Оказалось, нашими общими друзьями на Фейсбуке были Мартин, Франциска и дочери Петера. Смутно понимая, что впадаю в то самое неконтролируемое состояние поиска правды, я стала клацать дрожащими пальцами по клавишам. Выяснилось очень много неожиданного: Ванесса проживала в Тироле, причем совсем недалеко от нас. Вся семья Петера дружила с ней на Фейсбуке, а может, и в жизни. Совсем недавно у нее был день рождения – по иронии, в один день с Петером, – и все ее поздравили. А Моника даже написала на ее стене: «Несси, когда в следующий раз к нам в гости?»
Я почувствовала себя величайшей идиоткой на свете. Петер, лживая тварь, сказал мне, что она уже давно в Чехии. Он врал мне всегда, с самого начала, не переставая. Оказалось, эта девка постоянно была рядом. И весь год они водили меня за нос. Учитывая, как Петер вешал мне лапшу на уши, я бы уже не удивилась, если бы узнала, что он продолжал трахаться с этой Ванессой за моей спиной.
А может, они делали это прямо сейчас, в нашей спальне, пока я сидела тут и пыталась хоть как-то собрать воедино осколки своей жизни…
Я не сомкнула глаз до утра. А как только Сергей проснулся, сообщила, что еду обратно в Австрию.
– Что, вот так сразу?
– Да, я решила.
– Сестра, с тобой все в порядке? Ты как-то странно выглядишь.
– Это я просто ночью не спала.
– Тогда тебе нельзя ехать. Ты вырубишься по дороге.
– Все будет хорошо. Так надо.
Сергей был озабочен моим состоянием. Наверно, я выглядела совсем уж безумно – со стоящими торчком волосами, опухшими глазами и подергивающимися руками. Поэтому, чтобы не волновать его еще больше, я прекратила дальнейшие дискуссии и уехала как можно скорее. Даже не позавтракав – мне кусок в горло не лез. Я чувствовала себя как зомби. И моей единственной целью было доехать до Австрии. Что делать дальше, я так и не решила. Но если бы в доме оказалась Ванесса… Пожалуй, я бы ее придушила. А следом и Петера. И это были не просто мысли, а совершенно конкретные намерения.
* * *
Путь в Австрию получился ужасным. Я едва не теряла сознание от усталости и нервного истощения. Мне хотелось плакать, но слез не было. Я прислушивалась к своему внутреннему голосу и начинала бояться саму себя. Такие черные мысли меня не посещали никогда в жизни. Ненависть ко всему полностью завладела мной. Трудно было представить, на что я способна…
Я ехала два с половиной дня. Ночевала в машине и совсем ничего не ела. После всех переживаний декабря от меня остались только усталые глаза. Я была похожа на узницу Освенцима.
Петер не знал, что я возвращаюсь. И, добравшись наконец-то до дома, я его не застала.
Это было тридцатого декабря…
Стоило мне переступить порог, как меня затрясло с новой силой. Я прямо-таки почувствовала, что мне недолго здесь осталось. Может, благоразумнее всего было собрать вещи и немедленно уехать? Но мне некуда было податься. И после поездки на Украину я с новой силой ощутила, насколько я теперь оторвана от всех стран. Мне было некомфортно в своей собственной жизни, и я уже вообще ничего не хотела. Только обнять собаку. И съездить по морде сволочи, которая формально пока еще оставалась моим мужем.
К моему облегчению, сегодня Билли оказался не в гараже, а в вольере. Он был очень рад меня видеть, и тут я наконец разрыдалась. Как же мне было жалко нас обоих! Я попыталась обнять его, но Билли так прыгал, что чуть не сбил меня с ног. Миска была пуста, а сам он казался дико тощим. Я насыпала Билли корма и оставила его спокойно поесть.
