— Воевал.
Арон отпустил его руку.
— Моисей проводит вас до выхода.
Когда Валлон с Ричардом направились к двери, отец с сыном о чем-то шепотом посовещались.
— Одну минуту.
Валлон обернулся.
— Мой сын напомнил мне, что прошлым летом один человек обратился ко мне за ссудой. Как же его звали? Никак не припомню. Это был норвежец, один из немногих уцелевших захватчиков, разбитых англичанами при Стамфорд-Бридже. Он спасся бегством на корабле, который прибило к берегам Восточной Англии. Он нуждался в деньгах, чтобы отремонтировать судно. Этот человек предложил вернуть мне долг рыбой, и, когда я сказал, что я не рыботорговец, он попытался продать мне английскую девочку-сироту. Я бы отказал ему в деньгах, даже если бы он имел финансовое поручительство. Это омерзительный негодяй, пренебрегающий всякой моралью и немного тронувшийся рассудком.
— Полагаю, мы сможем найти что-нибудь получше.
— Я упомянул о нем лишь по следующим соображениям, — сказал Арон и стал перечислять их, загибая пальцы: — У него есть корабль, ему нужны деньги, чтобы отремонтировать его, и он мечтает вернуться на родину.
Арон загнул еще один палец.
— И, как я уже сказал, он сумасшедший. Что же я никак не вспомню его имени? Только вы уйдете, как оно наверняка всплывет в памяти.
— А где нам его найти?
Арон посовещался с Моисеем.
— В городе, который называется Линн. Это день езды на север, в заливе Уош.
Стоя на ступенях крыльца, Валлон наблюдал за движением солдат у входа в замок, который был освещен фонарями.
— Подойди-ка сюда, — сказал Арон, обращаясь к Геро. — Ты знаешь, что евреям в Англии запрещено заниматься каким-либо другим ремеслом, кроме ростовщичества?
— Да, сэр.
— Я состоятельный человек и могу ездить в королевстве куда мне заблагорассудится, не платя пошлины. В суде мое слово стоит свидетельских показаний двенадцати урожденных англичан. У меня есть то, что составляет мое личное счастье, — семья, религия, книги, сад. Однако горькая правда в том, что я живу как в клетке.
— Нам нужно идти, — сказал Валлон, не спуская глаз с солдат.
— Я не по своей воле стал ростовщиком, — продолжал Арон. — Я мечтал стать юристом, но…
Слегка взмахнув рукой, он будто бы отогнал от себя накатившую волну воспоминаний.
— Ты, наверное, действительно многообещающий ученик, если тебя выделил среди прочих сам Константин Африканец. Не зарывай свои таланты в землю ради неуместной преданности…
Арон мельком глянул на Валлона.
— …наемнику.
— У меня еще будет время для учебы, когда я вернусь.
— Эх, самонадеянность юности, блаженное неведение. Времени никогда не бывает достаточно.
Арон закрыл дверь. Засовы и цепочки с грохотом заняли свои места. В замке повернулся ключ.
Геро взглянул на Валлона.
— Не сердитесь, сэр.
— Зачем ты вернулся?
— Я не мог забыть слова Косьмы о том, что незаконченное путешествие подобно наполовину рассказанной истории. Как я мог уйти, не узнав, чем закончится эта?
Валлон покачал головой.
— Не все странники доходят до цели путешествия, не все они имеют счастливый конец.
— Есть и еще одна причина. Кое-что не давало покоя моей совести.
Двое солдат направились к ним через площадь.
— Расскажешь об этом позже.
Они уже спустились с крыльца, когда вдруг открылось оконце в двери.
— Снорри! — выкрикнул Арон. — Так звали того норвежца.
— Оставь нас одних, — сказал Валлон.
Он подождал, пока Ричард уйдет, а затем сел на табурет возле открытого окна. Геро продолжал стоять посередине комнаты, сжимая свой ларец для хранения лекарств. На столе горела единственная свечка. Кроме нее и восходящей на востоке луны других источников света не было.
— Итак, я слушаю.
Геро еле слышно заговорил:
— Когда вы спросили меня, почему Косьма приложил столько усилий, чтобы спасти Вальтера, я ответил, что он поступил так из чувства сострадания и стремления побывать в Англии. Но я тогда сказал не всю правду.
Валлон помнил свои сомнения насчет подлинных мотивов старика. Он поставил ногу на подоконник.
— У меня был тяжелый день, и я не расположен тянуть из тебя слова клещами. Если у тебя есть что мне сказать, то давай, выкладывай.
— Это правда, что Косьма явился в ставку султана после поражения византийцев при Манцикерте. Также правда и то, что он посредничал при обсуждении условий выкупа некоторых наиболее знатных пленников, в том числе и императора Романа. Занимаясь этими переговорами, он получил письмо от сэра Вальтера. Это было довольно необычное послание, вызвавшее у Косьмы огромное любопытство. В нем сэр Вальтер заявлял, что владеет некими реликвиями, присланными правителем далекого христианского царства. Среди них было письмо, адресованное византийскому императору, в котором предлагалось заключить союз против турок и сарацин.
— А как письмо попало к Вальтеру?
— Во время набега на Армению он участвовал в разграблении одного мусульманского города. Комендант крепости предложил ему эти бумаги в обмен на свою жизнь. А у того они оказались в результате захвата его войсками каравана, шедшего с востока. Косьма осознавал огромное значение такого союза. Он считал, что поражение при Манцикерте может привести к священной войне. Косьма пришел в лагерь, где держали Вальтера. Нормандец показал ему эти документы и предложил их в обмен на свое освобождение. Косьма убедил Вальтера отдать ему несколько первых страниц письма, в которых монарх предлагает союз и описывает величие своего далекого государства. Но с остальной частью письма, где объясняется, как послы могут добраться до его владений, и другим документом Вальтер расставаться не захотел. Однако уверил, что отдаст их, как только Косьма добудет ему свободу.
— Заплатив за нее царский выкуп.
— Это была первая неудача. Эмир никак не мог понять, почему это Косьма хлопочет об освобождении какого-то рядового наемника. Усилия Косьмы разбудили его подозрительность, и он выдвинул непомерно высокие требования.
— Продолжай.
— Косьма рассчитывал получить деньги на выкуп у императора в Константинополе. Но, еще не доехав до столицы, он узнал, что вернувшийся из плена монарх был низложен своим же племянником.
— Изменником, зачинщиком бегства в Манцикерте.
— Да, сэр. Косьма понимал, что, будучи одним из советников императора Романа, он и сам рискует жизнью, поэтому бежал в Италию.
Геро запнулся.
— Присядь, — сказал Валлон.
Он подождал, пока Геро устроился, прижав коленки к груди.
