После моего ареста временным правительством, одним из тяжелых оскорблений, которое вынесла моя бедная мать от Керенского, была клевета, что «все бриллианты, которые я имею, это подарки Митрополита Питирима!»
Министр Двора, граф Фредерикс, который прослужил всю свою жизнь при Дворе, сперва при Александре III, а потом при Николае II, был глубоко порядочным и беззаветно преданным. Ему не раз приходилось иметь дело с всевозможными денежными и семейными делами Великих Князей, что было очень нелегко. Несмотря на разные интриги, все его уважали, любили и понимали, что он не изменял своему принципу. Их Величества очень любили его; особенно нежно к нему относилась Государыня, называя в шутку «our old man». Он же, говоря о них, часто называя их «mes enfants». Государыня поверяла ему разные заботы и горести «как часто помогает он мне добрым советом!» Дом его был мне вторым родительским, а дочери его, госпожа Воейкова и бедная, больная Эмма — моими друзьями, которые мне никогда не изменили. У Эммы, несмотря на то, что она была горбатая, был прелестный голос. Государыня любила ей аккомпанировать. Граф Фредерикс был также арестован Временным Правительством, но позже освобожден, из-за преклонных лет. В 1924 году скончался в Финляндии.
Государя упрекают в том, что он не умел выбирать себе министров. В начале своего царствования он брал людей, которым доверял его покойный отец, Император Александр III. Затем брал по своему выбору. К сожалению, война и революция не дали России ни одного имени, которое с гордостью могло бы повторить потомство. Вероятно нигде в мире нравственность не упала так низко, как у нас, и нелегко это сознавать русскому, любящему свою родину.
Мы русские слишком часто виним в нашем несчастье других, не желая понять, что положение наше — дело наших же рук, мы все виноваты, особенно же виноваты высшие классы. Мало кто исполняет свой долг во имя долга и России. Чувств долга не внушалось с детства; в семьях дети не воспитывались в любви к родине и только величайшее страдание и кровь невинных жертв могут омыть наши грехи и грехи целых поколений.
И тогда только встанет великая и могучая Россия, на радость нам и страх врагам нашим.
Распутин! Сколько написано книг, брошюр, статей о нем… Кажется всякий, кто умел владеть пером, изливал свою ненависть против этого ужасного имени! Что могу сказать я, глупая женщина, когда весь мир осудил его, и все, кто писал, все видели своими глазами или знали из достоверных источников?
Но ради исторической правды я должна сказать, как и почему он имел влияние в жизни Государя и Государыни. Распутин был ни монах, ни священник, а простой «странник», которых не мало на Руси. Их Величества принадлежали к категории людей, верящим в силу молитвы подобных странников. Государь, как и его предок — Александр I, был всегда мистически настроен; одинаково мистически настроена была и Государыня. Но не следует путать религиозное настроение с спиритизмом, верчением столов, вызыванием духов и т. д. Государыня предупредила меня, что если я хочу быть её другом, то я должна обещать ей никогда не заниматься спиритизмом, так как «это большой грех». На это я ответила, что я никогда этим вопросом не интересовалась. Государыня с интересом читала религиозные книги на всех языках, интересовалась религиями всего мира, читала переводы книг персидских и индийских религий и т. д. Первую книгу, которую она дала мне в 1905 году, носила название: «Les amis de Dieu», сочинение 14-го столетия. Я с трудом одолела эту книгу. Их Величества говорили, что они верят, что есть люди, как и во времена Апостолов, не непременно священники, которые обладают благодатью Божией и молитву которых Господь слышит. К числу таких людей, по их убеждению, принадлежат и М. Филипп, француз, который бывал у Их Величеств. Они познакомились с ним у Великой Княгини Милицы Николаевны, и он умер до моего знакомства с Государыней. Я только слыхала от Их Величеств, что М. Филипп до своей смерти предрек им, что у них будет «другой друг, который будет говорить с ними о Боге». Появление Распутина, или Григория Ефимовича, как ею называли, они сочли за осуществление предсказания М. Филиппа об ином друге. Григория Ефимовича ввел в дом Великих Княгинь Милицы и Станы Николаевен епископ Феофан, который был очень заинтересован этим необыкновенный странником. Их Величества в то время, находились в тесной дружбе с этими Великими Княгинями. По рассказам Государыни, их поражал ум и начитанность Милицы Николаевны, которую близкие считали чуть ли не пророчицей. У неё Их Величества познакомились с Распутиным. Ее Величество рассказывала мне о глубоком впечатлении, которое произвел на них сибирский странник, — да и не только на них одних. Она рассказывала о том, как Столыпин позвал его к себе после взрыва в его доме — помолиться над его больной дочерью.
За месяц до моей свадьбы Ее Величество просила Великую Княгиню Милицу Николаевну познакомить меня с Распутиным. Приняла она меня в своем дворце на Английской набережной, была ласкова и час или два говорила со мной на религиозные темы. Я очень волновалась, когда доложили о приходе Распутина. «Не удивляйтесь, — сказала она, — я с ним всегда христосуюсь». Вошел Григорий Ефимович, худой, с бледным, изможденным лицом, в черной сибирке; глаза его необыкновенно проницательные, сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского. «Попросите, чтобы он помолился о чем-нибудь в особенности», — сказала Великая Княгиня по-французски. Я просила его помолиться, чтобы я всю жизнь могла положить на служение Их Величествам. «Так и будет», — ответил он, и я ушла домой. Через месяц я написала Великой Княгине прося ее спросить Распутина о моей свадьбе. Она ответила мне, что Распутин сказал, что я выйду замуж, но счастья в моей жизни не будет.
Через год я вновь встретила Распутина в поезде по дороге в Царское Село. Он ехал навещать семью одного из офицеров охраны.
Но когда же он стал таким, каким знает его весь мир? Когда приобрел он такое исключительное влияние? Чтобы ответить на этот вопрос, надо подробно описать моральное состояние русского общества этой эпохи, вполне ненормальное и доходившее до истеричности. В виде подтверждения моих слов, расскажу, что я лично пережила после того, как меня арестовал Керенский весной 1917 года и я предстала в первый раз перед Чрезвычайной Следственной Комиссией Врем. Правительства.
Меня вывели полумертвую, после долгого заключения, из камеры № 70 Трубецкого бастиона в комнату, где сидели за огромным зеленым столом 20 мудрых старцев-судей, грозно взиравших на мою особу. Вблизи барышни-машинистки в нарядных кофточках, переговаривались и потихоньку хихикали. Я же сидела одна против них, на скамье подсудимых, окруженная вооруженными солдатами, терла виски, так как голова нетерпимо кружилась от голода и душа разрывалась от невыплаканных слез. «Итак, скажите нам, — сказал председатель этого мудрого собрания, — кого Распутин называл цветком?» Или я сошла с ума, сидя в Трубецком бастионе, или они все сошли с ума, но я никогда не забуду этого вопроса. Я смотрела на этого человека, ничего не отвечая, и взгляд ли мой удивил его, или вопрос, который он мне задал, показался ему не столь важным, но он замолчал. После перешептывания, последовал второй вопрос: «Это что за секретная карта, найденная у Вас при обыске?» — грозно сказал один из судей, протягивая мне меню завтрака на «Штандарте» 1908 года, на оборотной стороне которого было обозначено расположение судов во время смотра в Кронштадте. Маленькой короной было обозначено место стоянки Императорской яхты. «Посмотрите на год», — ответила я. — «Правда 1908-й?» — Третий вопрос: «Правда ли, что бывшая Государыня не могла без Вас жить?» Зеленый стол с судьями кружился в утомленных глазах… Я отвечала: «Ах, господни председатель, как может счастливая мать и жена не жить, не видясь с подругой?!» — «Можете идти», — сказал председатель, приказав держать «еще строже», так как я не хотела «говорить на допросе».
